Надо вам сказать, что манера этого рисунка очень французская. Так работали Анри Матисс, Рауль Дюфи. Из рисунков Кокто мне еще очень нравится «Голова клоуна». Она написана на желтом фоне. Очень интересный образ. И покоряет его рисунок «Вацлав Нижинский в роли Фавна» 1957 года. Хотя этот портрет создан уже после смерти Нижинского, тем не менее он очень верно передает образ гениального танцора.
К группе российских художников, которые работали с Дягилевым, примыкал и Михаил Ларионов. Острый, авангардный художник, он создал направление лучизма — русский вариант абстрактного искусства. В коллекции Михаила Барышникова есть его тонкий и изящный рисунок «Аполлинер и Дягилев». Они изображены на первом плане, а за ними мы видим со спины двух танцовщиков. Как великолепны эти фигуры! Сразу видно, что это не просто юноша с девушкой, а что это танцоры.
В коллекции Барышникова оказались произведения самых разных художников. Сам Барышников говорит, что где он только не покупал! Например, рисунок, изображающий Нижинского, который в танце несется к нам навстречу, принадлежит очень интересной художнице. Это Валентина Гюго, ее девичья фамилия Гросс, но она вышла замуж за правнука величайшего французского писателя и поэта Виктора Гюго и стала Валентиной Гюго. Она была художницей. Она дневала и ночевала на Дягилевских балетах, написала огромное количество разных работ, и вот в коллекции Барышникова оказался этюд, наверное, для него очень дорогой.
ВВ: В нем очень чувствуется эстетика того времени, а тогда была совершенно другая эстетика танца. У танцовщиков были завернуты локти, колени, а у нее в рисунке как раз именно эти недостатки (по нынешним стандартам) создают линию, и получается совершенно точное попадание. И это замечательно. Наше искусство сиюминутное. Танцуешь, а потом лет через десять смотришь на себя прежнего и говоришь: вот это завернуто, там что-то недотянуто. Все время что-то видоизменяется, в том числе и форма самого танца. Вот был бы по всем правилам сегодняшним этот рисунок сделан, и, возможно, было бы не так интересно.
ИА: Очень интересно, как изображенные движения связаны с определенной эпохой в танце, с каким-то временем. Вы видите то, чего не видим мы — что он не так стоит, не в этой позе, как стояли бы вы, и, может, как не стоят уже современные танцовщики сегодня. Очевидно, для Барышникова как для специалиста тоже это важно, помимо художественного достоинства того или иного рисунка.
К роду исключительных этюдов относится работа Абрахама Балковица. Он тоже очень много писал балет, и в коллекции Барышникова есть его этюд с изображением Айседоры Дункан. Он мне очень нравится. Причем, вы знаете, говорят, что сохранилось очень мало ее фотографий, но ее рисовали во время танца. Существует целая группа этих рисунков, и один из них находится в коллекции Михаила.
Еще любопытно было увидеть в этой коллекции работу очень знаменитой художницы Леонор Фини. У нее аргентинское происхождение, но ее мама годовалую Леонор увезла в Италию, а затем почти всю жизнь она прожила во Франции. Интересно и довольно драматично начало жизни художницы: после развода родителей отец Леонор похитил ее, и мама с большим трудом вернула дочь обратно в Италию, где маленькая девочка заболела и почти ослепла, она долгое время вынужденно жила почти в темноте, пока лечила глаза. Наверное, все это вместе повлияло на то, что она стала не просто художницей, а сюрреалистом. Она известна как представительница богемы, она была эксцентрична и привносила эротику во многие свои работы. Например, иллюстрировала книги маркиза де Сада. Леонор Фини много работала с Федерико Феллини. В частности, делала костюмы для фильма «Восемь с половиной». И вот Михаил приобрел, уж не знаю где и как, целую серию ее красивых рисунков ню, обнаженных женских фигур. Женщины выглядят прозрачными, как бы затуманенными, в них есть определенный эротизм. Я думаю, что работы не случайно оказались в его коллекции, потому что все рисунки построены на движении обнаженных фигур, они полны красоты и какой-то даже возвышенности.
Есть в коллекции Барышникова целая серия рисунков очень известного в тридцатые и сороковые годы в Париже французского художника Кристиана Берара. Он занимался оформлением декораций для театра и создавал костюмы, сотрудничал с модельерами Ниной Риччи и Коко Шанель, работал с Кокто, ему Жан Кокто посвятил фильм «Орфей». И вот в собрании находятся рисунки танцовщиков в костюме Пьеро и Гермеса.
Несколько лет назад мы сделали выставку книжных работ выдающихся испанских художников, включая Пабло Пикассо и Сальвадора Дали. Она называлась «Книга художника». Это иллюстрации к печатным книгам, представлены были и сами книги, они сейчас очень ценятся. Там были и рисунки знаменитого испанского художника Антони Клаве. Он каталонец, барселонец, много работал во Франции, в том числе с Пабло Пикассо, очень серьезно занимался кинематографом, и интересно, что его работы есть в коллекции Михаила Барышникова.
Для нас самое, наверное, ценное в собрании Барышникова — это то, что у него много художников весьма известных за рубежом и по разным причинам никогда не показывавшихся у нас. Это, конечно, объяснимо: после 1914 года, когда перестали собирать наши великие коллекционеры Сергей Щукин и Иван Морозов, в силу того что началась Первая мировая война и потом совершилась революция, практически ни в нашей коллекции, ни в Эрмитаже, не появлялись работы очень многих зарубежных художников. Сегодня даже трудно себе представить, как это может быть восполнено. И поэтому еще интереснее на них посмотреть здесь, пусть даже по такой специально выбранной теме «Театр и танец».
В коллекции Барышникова находится много работ, не связанных непосредственно с танцем, и они достаточно любопытные. Есть портреты Рауля Дюфи. Есть великолепный женский портрет Ильи Репина. Я думаю, что когда Михаил этот портрет покупал, конечно, какие-то ностальгически-патриотические чувства сыграли свою роль. Если он его купил, конечно, этого я не знаю, может быть ему кто-то такой портрет и подарил. Я считаю Репина превосходным рисовальщиком, у нас есть его рисунки из коллекции Зильберштейна, а любой рисунок Репина — это очень большая ценность.
Во второй половине прошлого века целый ряд российских писателей и художников в силу всякого рода событий оказался за рубежом, они вынуждены были уехать из своей страны, и, возможно, они дарили, а может быть, Барышников что-то и покупал у них, и их работы оказались в его коллекции. В первую очередь я говорю о двух рисунках Иосифа Бродского. Кстати, я давно знаю, что он хорошо рисовал, даже в свое время обращалась к его супруге с просьбой сделать у нас выставку его рисунков, это всем любопытно было бы, но тогда это как-то не случилось.
В коллекции Барышникова есть хорошие картины Анатолия Зверева. Мне они кажутся очень сильными. Мы прекрасно знаем Зверевские изумительные портреты, но у Барышникова две абстрактные композиции. Они не танцующие, но их можно назвать танцем, в них есть движение, ритмизация линий, мы улавливаем какой-то звук, и чувствуем какое-то движение. Очень красивые вещи, я думаю, что они должны великолепно смотреться в большом доме, должны доставлять массу удовольствия своими художественными формами, которые есть суть их содержания.
ВВ: Зверев разбросан по сотням, наверное, коллекций, но Мишины работы все же редкость. Обычно у Зверева читается импульс, а вот здесь я его не вижу, не ощущаю. Я вижу наслоения, так иногда пробуешь брызнуть на лист краской. Об абстрактном искусстве трудно говорить. Я не могу сформулировать. Вот вы говорите: танцующие линии. Но здесь, откровенно говоря, я их не увидел. У Зверева много импульсивных работ — сразу видно, что он гениальный художник. А здесь он не такой, как обычно.
ИА: Я просто улавливаю этот ритм, линии, хотя это не Пит Мондриан, конечно, который расчерчен полностью.
У Михаила есть две работы художника Олега Целкова. Я не так давно с ним встречалась в Париже, и он сказал, что мечтает о выставке в России. Интересно, что две фундаментальные для него, устрашающие, откровенно говоря, головы, оказались в коллекции Барышникова. Я думаю, что это все люди, конечно, близкие Михаилу, и, очевидно, картины получены им в подарок. Есть у него одна работа художника Павла Челищева, к сожалению, он мало известен в России, не так, как он того заслуживает. Он сюрреалист в основном, и у Михаила его работа под названием «Клоун». Мне он очень нравится — страшноватый, обнаженный, грозный, как персонаж какого-то спектакля. И вполне сюрреалистическая картина «Спиральная голова III», своеобразный портрет в кругах. Две весьма сильные работы. Не знаю, как он их приобретал и каким образом они оказались в коллекции. Не знаю, как они ему нравятся, потому что они должны понравиться, а иначе зачем они в коллекции. Кстати, хороши очень и головы Александра Яковлева, типичные для его манеры, но я в них вижу страсть к движению, которая, наверное, должна быть у танцовщиков. В данном случае это мимика, движения мускулов лица, в разных поворотах головы, и все лицо танцует, играет, поднимаются брови, опускаются уголки губ, поднимаются глаза. Сильные работы, любой музей согласился бы такие работы иметь у себя.
