Амола оглядела послушниц и полные губы искривила понимающая усмешка.
— Среди них есть девственница? — спросила она.
— Что? — Лена непонимающе уставилась на нее. Впрочем, Амоле уже не требовались разъяснения: крепившийся к ее бедрам монстр, вдруг зашевелился, наливаясь силой. Трехгранная головка качнулась, нацелившись на Лайгу. Та встретилась взглядом с Амолой и опустилась на колени, протягивая руки к черной стражнице.
— Да, это я, — всхлипнула она, — я ласкала мужчин руками и ртом, но никто так и не забрал мою невинность. Сделай меня женщиной, Амола!
— Как скажешь, малышка, — Амола бросила торжествующий взгляд на Лену, — видишь, я сходу выяснила о твоих крошках кое-что новое. Кровь девственницы — может ли быть лучшая жертва для твоего начинания?
Она схватила Лайгу за волосы и рывком подняла ее на ноги. В следующий момент Амола ухватила лируссийку за бедра и, приподняв, опустила сладострастно застонавшую девушку на свое чешуйчатое чудовище. Почувствовав как рвется девственная плева, Лайга завизжала, откидываюсь на спину и закатив глаза — лишь громадность негритянского фетиша удержала ее словно попавшую на крючок рыбу, не давая упасть. Поддерживая Лайгу за бедра, Амола размеренно терзала ее лоно чудовищным органом — но и лируссийка, возбужденная сверх меры, подавалась бедрами вперед, оглашая пещеру истошными криками. Амола, в лоно которой проникал второй конец ее «двучлена» получала сейчас не меньшее удовольствие, упруго и мощно раздвигая чешуйчатой головкой влажные стеночки влагалища послушницы. Остальные девушки уже ползали перед черной великаншей, похотливо оглаживая ее ноги и шарообразные ягодицы.
Очередной толчок мощных бедер и Лайга, закатив глаза, издала столь громкий вопль, что несколько сталактитов рухнули в воду. Амола разжала руки и лируссийка бессильно упала на камень. Ноги ее были широко раскинуты, из влагалища сочилась тонкая струйка крови, но на лице блуждала счастливая улыбка.
Амола развернулась к остальным и обнажила острые зубы в широкой улыбке.
— Жертва принята! — сказала она, — кто готов последовать за своей сестрой!
Она могла и не спрашивать — возбужденные сверх всякой меры, как афродизиаком, так и самим зрелищем, послушницы отталкивали друг друга, чтобы прорваться к черной амазонке. Марти и Дарла уже сновали языками по могучему фетишу, слизывая с него женскую влагу и девственную кровь Лайги. Кмера же пристроилась сзади, с трудом раздвинув массивные ягодицы и вылизывая колечко ануса. Какое-то время Амола просто стояла, наслаждаясь этими ласками, потом, отстранившись, улеглась на камне, подхватывая Марти и насаживая ее на могучий ствол. Тюргонка продержалась подольше девственной подружки, но и она, в конце концов, рухнула на камень еле живая. Ее место заняла Дарла, за ней Кмера — чтобы затем отвалиться, лишившись сил. Меж тем Лена, простершись на камне, страстно лизалась с Кэт, выгибаясь всем телом и подставляя упругие груди под укусы острых зубов. Одновременно она чувствовала движение скользкого тела у себя между ног — урчавшая, словно небольшая машинка Васса вылизывала ее влагалище не по-кошачьи мягким, совсем не шершавым языком.
Амола, казалось, была неистощима — когда послушницы уже не могли удовлетворять похоть ее чудовищного фетиша, она шагнула к Лене, бесцеремонно вырывая ее из рук Кэт. Лена почувствовала, как могучие руки ставят ее раком, раздвигая ей бедра и тут же чешуйчатый монстр ворвался в истекавшую влагой щель. Лена подумала, что сейчас ее разорвет на части, но не испугалась, а еще больше возбудилась от этой мысли. Только сейчас она узнала, что чувствуют взятые жутким фетишем — любое сладострастие, что испытывала она ранее, оказалось лишь слабой тенью той поистине животной похоти, что разом затопила все ее существо. Лена двигала задом, упоенно насаживая себя на жуткий член, ощущая себя не человеком, но одной из тех чешуйчатых гадин, что ползали в джунглях и болотах Матазулу, пожирая и порождая себе подобных.
Какая-то часть ее существа осознавала, что рядом продолжается все та же оргия: пришедшие в себя Кмера и Марти уже вовсю лизались, лаская друг дружке груди и половые губы. Рядом с ними возлежала Кэт — и между ног зажмурившийся от удовольствия утопленницы, ритмично двигалась рыжая голова. Сама же эргенка, приподняв округлый зад, подставляла свое текущее влагалище под слюнявую пасть Вассы, ласкавшую Дарлу не только языком, но и длинными склизкими усами, извивавшимися не хуже щупалец. Сама сомокошка, вскинув хвост, подставляла собственные, пахнувшие рыбой гениталии, под губы пришедшей в себя Лайги.
Над ухом Лены послышался гортанный рык, сильные руки стиснули ее грудь, вскидывая на дыбы, словно норовистую кобылку и потянув на себя с такой силой, что молодой женщине показалось, что член дракона сейчас пронзит ее насквозь. Тело Лены затряслось, как в падучей, она вскинула голову, откинув на спину волосы и заорала от избытка эмоций так, что сотряслись стены. Еще два сталактита рухнули рядом с любовницами, но Лену уже это не беспокоило — она и так уже не числила себя в живых, почти желая умереть от сотрясавшего ее тело сокрушительного оргазма. Кончала и Амола — Лена чувствовала, как дрожат поддерживавшие ее на весу руки, как медленно разжимаются стиснувшие ее груди пальцы и черная амазонка медленно оседает на камень, тяжело дыша, словно загнанная лошадь. Лена же бессильно рухнула на камни, чувствуя как медленно утихает в ней бешеная пульсация жуткого фетиша, неохотно выпускавшего свою добычу.
Чуть позже, Амола осторожно вытащила жуткий девайс и поманила к себе Лену. Молодая женщина подползла к ней, сначала дочиста вылизав фетиш, а потом, когда Амола отстегнула его и положила в сторону, еще и вылизала ее влагалище, высосав каждую каплю. Закончив с этим, Лена подхватила с камней костяной нож и с поклоном протянула его черной амазонке.
— Обряд посвящения еще не закончен, — напомнила она, — мы договорились.
Амола усмехнулась, принимая нож — вот ведь хитрая девчонка! Никто из диаконесс не мог взять общество послушниц под покровительство — хотя бы потому, что этим задевались интересы наставниц тех девушек, кто в это общество не входил. Но стражницы — иное дело: пусть они и приравнивались к жрицам, но все же считались ниже по статусу, нежели диаконессы и, разумеется, никогда не становились наставницами. Все это официально закреплялось в Уставе Монастыре и сейчас играло на руку Лене — раз Амола не могла быть наставницей, значит, соответствующие правила на нее не распространялись. А для только что созданного сестринства и покровительство командира монастырской стражи было редкой удачей.
Амола, конечно, понимала, что ее используют и все же не могла удержаться от удовольствия, как следует отыметь сразу шесть белых девок — а Лена, зная об этой ее слабости, не преминула ею воспользоваться.
— Во имя Мвене-Путо, пусть его нож и моя кровь соединят нас незримыми узами, — произнесла Амола, вскрывая себе вену на предплечье. Лена тут же припала к ней, жадно глотая горячую солоноватую жидкость. За ее спиной уже теснились остальные участницы нового сестринства Монастыря, нетерпеливо ожидая своей очереди.
Свет убивающий
— Клянусь Триморфой, я не могла больше ждать! — пылко воскликнула черноволосая девушка с синими глазами. Простецкое платье из коричневой ткани не могло скрыть благородной бледности кожи и утонченных черт, подобающих лишь знати.
— Не стоило так рисковать ради меня, — мягко сказал сидевший рядом юноша лет двадцати, — ты же понимаешь, что будет, если остальные узнают.
В отличие от девушки наряд ее собеседника выглядел довольно изысканно: черно-красная тога, наброшенная поверх такой же туники, расшитой нитями серебра и белого золота. Черные волосы украшал серебряный венок, с крупным синим сапфиром посередине.
А вокруг молодых людей простирался некрополь — всюду, куда не кинь взор, высились склепы из черного мрамора, увенчанные статуями демонов и духов — охранителей мертвых. Меж мраморных склепов были разбросаны клумбы с анемонами и черными маками, а также аллеи плакучих ив и кипарисов. На ветвях деревьев сидели вороны, с явным неодобрением рассматривавшие парочку ступеньках одного из склепов. Обычно запечатанная заклятьем дверь, была распахнута настежь и в нее был виден открытый саркофаг, устланный иссохшими ветвями кипариса.