Я снова делаю движение, чтобы войти. Полицейские обыскивают квартиру, да-да, именно этим они и занимаются, и мне не вынести неизвестности, я должна за ними следить. Нельзя допустить, чтобы они раньше меня нашли долбаную салфетку.

— Тогда мне следует войти?

— Нет, мэм, в квартире работают детективы. — Моя собеседница оглядывается, бросает взгляд на дверь и прикрывает ее за собой. Теперь мы обе стоим на лестничной площадке. — Мы скоро заедем к вам домой, чтобы задать несколько вопросов. Может, подождете нас там?

— Каких вопросов? Какое вообще все это имеет отношение ко мне?

— Всего лишь несколько вопросов, миссис Ферн. Мы с коллегами закончим тут примерно в течение часа. Вас это устроит?

— Я не понимаю, что происходит!

В глазах детектива мелькает искорка недовольства, но тут же исчезает. Она профессионал. А мне надо успокоиться. Руки в карманах пальто сжимаются в кулаки, и я очень стараюсь не задрожать. Мне хочется войти, но приходится брать, что дают.

— Хорошо, буду ждать вас дома. Вы знаете, куда ехать?

— Да, миссис Ферн, знаем. Увидимся через час.

Я поворачиваюсь к лифту и жму кнопку вызова.

— Миссис Ферн? — Детектив уже шагнула в квартиру и стоит, придерживая дверь.

— Да?

— Как вы попали в дом?

— Что?

— Консьерж вам не открывал. Как вы вошли?

— Какой-то мужчина выходил, и я зашла. Консьерж меня не заметил.

Она чуть кивает:

— Хорошо. Мы скоро к вам приедем, миссис Ферн, — и закрывает дверь.

Я могла бы сказать: «Консьерж всегда пускал меня без проблем. Мы с Беатрис дружили, она меня обожала, и если бы вы как следует делали свою работу, то знали бы об этом. В ее доме мне были рады в любое время дня и ночи».

— Итак? Чем могу помочь?

Мы стоим у меня в гостиной, нас трое. Детектив Массуд приехала с коллегой, которого представила мне как детектива Карра. Это здоровенный мужик, светловолосый и веснушчатый, одетый не лучше нее.

— Не возражаете, если мы присядем?

— Конечно. — Я указываю на низкий диванчик, а сама опускаюсь на самый краешек стула, чопорная, как школьная училка. А потом вдруг предлагаю: — Хотите кофе? — Здесь, в собственной гостиной, я чувствую себя не в своей тарелке. Мне нужно несколько минут, чтобы собраться.

— Незачем, миссис Ферн, это не займет много времени.

Я про себя вздыхаю и снова опускаюсь на стул, чтобы продемонстрировать готовность сотрудничать, что бы это ни значило. Детектив Карр достает из кармана блокнот и вытягивает ручку откуда-то у него из середины. Я слышу щелчок выдвигаемого стержня. Подозреваю, так детектив дает напарнице знак, что готов начать.

— Вы были знакомы с Беатрис Джонсон-Грин? — спрашивает детектив Массуд.

— Конечно, была! Мы с ней дружили, и вам это уже известно!

Она бросает на меня удивленный взгляд. Похоже, не ожидала, что я уйду в оборону. Мне приходится давить растущий внутри страх. Я напоминаю себе, что все сделанное и сказанное мною окажется в этом блокнотике. Нужно вести себя как можно естественнее.

— Значит, вы хорошо ее знали?

— Да, очень хорошо. Мы были близкими подругами… дайте подумать сколько… да, где-то около года. И всегда проводили вместе много времени. К чему такие вопросы?

— Мы выясняем обстоятельства ее смерти.

— Зачем? Это же был несчастный случай!

— Недавно всплыли новые детали, из-за чего приходится рассматривать это событие под другим углом.

— Ах да, я что-то такое слышала. Сосед, верно? Неужели вы выслушиваете все измышления досужих любопытных соседей?

Детектив Массуд опять косится на меня. Не знаю уж, как я должна себя вести, но она явно ожидает иного.

— Мы выслушиваем каждого, у кого есть обоснованные опасения, миссис Ферн, это наша работа. Вы были в квартире миссис Джонсон-Грин в день ее смерти?

Вопрос звучит совершенно неожиданно, явно чтобы вывести меня из равновесия, но я не колеблюсь ни секунды:

— Нет! Конечно, нет!

Я готовила себя к этому с того самого дня, когда все случилась. Не потому что ожидала визита полицейских, которые будут меня допрашивать, а просто в качестве предосторожности. Скажем так, мне хотелось быть во всеоружии, если такой вопрос когда-нибудь прозвучит.

В тот день я была очень внимательна и следила, чтобы никто меня не заметил. То есть мне было наплевать, если бы кто-то заявил, будто видел женщину в парке с капюшоном, которая звонила в домофон из подземного гаража, но когда я набирала на панели домофона код, открывающий дверь в здание, то убедилась, что никто за мной не наблюдает. И поднялась по лестнице, а не на лифте, и никого там не встретила. На площадке третьего этажа, где жила Беатрис, всего две двери, одна выходит на лестницу, а вторая — непосредственно на площадку перед лифтом, и обе ведут в ее квартиру. А когда я убегала, то, конечно, была в шоке, но из-за этого лишь стала еще осторожнее. Я никого не видела, и никто не видел меня, тут никаких сомнений быть не может. Если даже кто-то и заметил женщину в парке, выходящую из здания, он не может знать, что это была я.

— Почему вы так уверены? — Она поднимет бровь, как будто искренне удивляясь. — Это произошло несколько недель назад. Вы что, за каждый день отчитаться можете?

Вот ведь въедливая бабенка! Скажи я, что, мол, не помню, она наверняка спросила бы, как это я умудрилась забыть, что делала в тот день, когда трагически погибла моя лучшая подруга.

— Я запомнила тот день, потому что вечером до меня дошла новость о смерти Беатрис. Такое не забывается.

— Как вы узнали?

— Мне позвонил Марк Босуэлл, семейный юрист.

— А не мистер Грин?

— Он был слишком подавлен. Знаете, ведь это он ее нашел.

Детектив Массуд кивает.

— Значит, вы совершенно точно не навещали миссис Джонсон-Грин в день ее смерти?

Знать бы еще, описал ли меня сосед снизу. И вообще сказал ли полиции, на кого грешит, на мужчину или на женщину. А может, это вообще был не сосед, а соседка?

— Беатрис должна была на несколько дней уехать, и я думала, что ее нет дома. Так что не смогла бы навестить ее, даже если бы захотела.

— Вот только она не уехала.

Я вздыхаю.

— Я тогда этого не знала.

Не оставила ли я чего-нибудь у нее в квартире? Нет, точно нет, а даже если бы оставила, ну и что, я же проводила там много времени. Если криминалисты сняли отпечатки пальцев, то мои нашлись повсюду. В кабинете Беатрис, в ванной, в кухне — да елки-палки, я даже ночевала у нее в спальне.

— Так, говорите, может, это и не несчастный случай? — спрашиваю я.

— Мэм, мы не утверждаем ничего подобного. Просто пытаемся свести концы с концами, вот и все.

— Но ведь ее уже похоронили! Не поздно ли проводить расследование?

Выражение ее глаз меняется, в них будто что-то щелкает, и она смотрит на меня в упор.

— Откуда такая мысль?

Боже мой, эти люди запрограммированы видеть в собеседнике самое плохое!

— Вы же не будете эксгумировать… Беатрис? — Мне приходится выговорить ее имя. Я собиралась сказать «тело», но прозвучало бы слишком бессердечно. — Это было бы так чудовищно, что слов нет. Просто кошмар для Джорджа и всех ее друзей.

— Вы имеете в виду аутопсию? Она уже состоялась, мэм. И мы не собираемся без веских причин проводить повторную.

Ну хоть что-то. А веских причин лезть так глубоко у них нет, прошу прощения за каламбур.

— Почему вы сегодня решили прийти к мистеру Грину? Разве он не должен быть на работе?

— Я увидела по телевизору тот ужасный репортаж и сразу же поехала с ним повидаться, узнать, все ли в порядке, не могу ли я чем-то помочь.

— О чем вы хотели с ним поговорить?

— Я же объясняю! Его допрашивали! Возможно, прессовали! Он мой друг, и я хотела помочь.

Детектив Массуд бросает взгляд на своего коллегу.

— Раз вы знали, что он в полицейском участке на допросе, почему поехали к нему домой?

— Ой, да бога ради! Я же не знала, что его так долго продержат в полиции!