Меня понесло. Я никак не могла остановиться, все тараторила, как восхищаюсь ею. Вот что сделал со мной один-единственный бокал шампанского!

— Они такие необычные, такие захватывающие! Где вы берете сюжеты? И героев? Они такие… ну, не знаю даже… хотела сказать, «настоящие», но они еще круче.

Беатрис выглядела искренне польщенной.

— Ну, знаете, трудно сказать точно. Многих персонажей я в основном писала с себя, особенно слабаков и гадов! — она засмеялась, и я тоже, хоть и отметила тот факт, что уже слышала именно эти слова во время ее выступления на радио. Может, повторов не избежать, когда снова и снова слышишь одни и те же вопросы. Да и почему бы ей не давать всякий раз один и тот же ответ? В конце концов, это лишь подтверждает его правдивость.

Еда оказалась великолепной, в традициях кухни «нувель», и вкус блюд меня ничуть не разочаровал, однако Беатрис еле-еле притронулась к своей тарелке. Едва я подумала, что мне хватит пить, как она сделала сомелье знак принести еще бутылку.

— Расскажите мне о себе, Эмма.

— Да рассказывать-то особо нечего.

— Наверняка есть что, поэтому рассказывайте все. Для начала давайте про магазин, а потом пойдем дальше. Откуда он взялся?

И я рассказала о том, что моя мать умерла, когда мне было слегка за двадцать, и мне выплатили ее страховку. О том, как я была потрясена, получив деньги, поскольку понятия не имела, что мама застраховала свою жизнь. Рассказала, как тосковала по маме и что она очень любила красивые вещи, а вот о том, что мы не могли их себе позволить, говорить не стала. Как и о том, что мы с мамой часами разглядывали глянцевые интерьерные журналы, украденные мною из приемной врача, придумывая наш идеальный дом комнату за комнатой, воображая каждый предмет мебели и точно зная, что нам никогда не выбраться из адской дыры в убогом районе Квинса.

Нет, ничего этого я не сказала, но все равно у меня вышел рассказ об иных временах и ином месте. Зато я поведала, что вложила деньги в магазин чуть ли не по капризу, просто для того, чтобы окружить себя вещами, которые понравились бы маме, и таким образом жить среди них — ведь именно этого она для меня хотела.

Мы побеседовали о моих любимых дизайнерах, о том, как я обновляю ассортимент товаров. Потом я побольше рассказала о Джиме, о том, какой он замечательный и как мне повезло стать его избранницей. Она покачала головой:

— Да ладно, Эмма, ведь вы красивая, состоявшаяся деловая женщина. Джим, должно быть, других мужчин от вас палками отгонял.

Я засмеялась — не только от удовольствия, которое доставили мне ее слова, но и от представшей в воображении картинки. Вообще в тот день я выложила ей о себе почти все, разве что номер социального страхования не сообщила, хоть и было такое искушение.

Не знаю, сколько раз Беатрис подливала мне вина, просто не обратила внимания, но голова у меня определенно пошла кругом. Пока я рассказывала свои истории, она внимательно смотрела на меня большими карими глазами, сосредоточенно хмурилась, словно не желая пропустить ни единой детали, и подкидывала вопросы, побуждая развивать ту или иную тему. Я чувствовала себя в буквальном смысле интересной. А потом все-таки выпалила признание, на которое до сих пор не отваживалась, хоть мне и до смерти хотелось.

— Я когда-то написала роман.

Беатрис вскинула голову и высоко подняла брови:

— Роман? Неужели? Расскажите мне о нем побольше, всё расскажите!

— Да ну, просто глупость. Я написала его для себя, много лет назад.

— Роман не может быть глупостью, милочка моя. Его издали? Можно мне экземпляр?

— Господи, нет, конечно! — Я рассмеялась от смущения. — Пыталась его опубликовать, послала кое-кому, но ничего не вышло.

Зачем я лгала? Мой так называемый роман насчитывал в лучшем случае двадцать страниц.

— Расскажите, о чем он. Криминальная история? Или про любовь? Я люблю хорошие любовные истории.

Жалея, что вообще подняла эту тему, я пересказала сюжет, додумывая его по ходу дела. Беатрис все никак не давала мне сменить тему.

— Эмма, вы помните мой роман «Человек зимой»? Так я сочинила его за десять — или нет, погодите, кажется, за тринадцать лет до публикации.

— Ничего себе, это одна из моих любимых книг! А то и самая любимая. И что там с ней было?

— Просто мой агент считала, что роман не готов. Хотела, чтобы я внесла изменения, которые мне не нравились. Если кратко, я отказалась что-либо менять, отложила рукопись в долгий ящик и занялась другими книгами. А потом однажды вернулась к тексту, перечитала впервые за десять с лишним лет и сразу поняла, что агент во всем права! — Беатрис засмеялась. — А еще мгновенно сообразила, что, если внести подсказанные ею изменения, выйдет идеальная книга! И я их внесла, и теперь мы имеем то, что имеем. Я вот к чему веду, Эмма: почему бы вам не стереть со своего романа пыль и не взглянуть на него еще раз свежим взглядом?

— Ой, нет, да и в любом случае его у меня уже нету. Много лет назад я его выбросила.

— Выбросили? Нет, Эмма! Как же так? Никогда не выбрасывайте рукописи! Никогда!

— Ну, все равно дело прошлое. Но знаете, — я сделала паузу, а потом решилась: — У меня возник замысел еще одного романа. Может, затраченные на него усилия окупятся. — Тут я помотала головой. — Господи, да я напилась.

— Эмма, какая же вы скромница!

— Ну правда, трудно найти время на творчество, а может, мне не хватает мотивации, не знаю. Но хочу еще разок как следует попытаться. Вот мы с вами познакомились, поговорили об этом, и я вдохновилась. — Я улыбнулась ей и подняла бокал.

— У меня возникла идея: почему бы вам не показать рукопись мне? А я скажу, что о ней думаю.

— Боже мой, нет! Да я бы никогда… я…

Она прервала меня движением руки:

— Нет, выслушайте меня.

Я откинулась на стуле и стала слушать.

— Я расскажу, что думаю о вашем тексте, и буду честна, а еще я могу научить вас кое-каким приемчикам писательского ремесла. Если захотите, даже помогу вам закончить роман. Стану вашей личной наставницей! Мы получим уйму удовольствия. Создадим совместный проект. Что вы на это скажете?

А я не знала, что и сказать. Ее предложение меня ошарашило; я понимала, что отказываться глупо, и была достаточна пьяна, чтобы решиться:

— Большое спасибо, это честь для меня. Большая честь. Я принимаю ваше предложение.

Беатрис потянулась к бокалу, и в который раз за день мы подняли тост — за литературные успехи в целом.

Домой я поехала на такси, только вначале усадила в другое такси Беатрис. Она была куда пьянее меня, и это кое о чем говорит. Во второй половине дня я должна была сделать инвентаризацию, но теперь об этом и речи быть не могло. К тому же мне хотелось поработать над планом моей будущей книги. Это было первое задание Беатрис. Она попросила принести ей краткий сюжет романа и любые черновики текстов, которые у меня есть. Правда, пока что их не было вовсе, но перспектива волновала.

— Подготовить канву будущего текста — отличный отправной пункт. Длинная она выйдет или короткая, мне все равно, делай, как нравится. Местами, возможно, сюжет получится расплывчатым, но ты все равно сможешь увидеть стержень истории. И я тоже.

Вернувшись домой, я была счастлива обнаружить там Джима. Мне не терпелось поскорее рассказать ему свои новости. Он часто работал дома: одно из преимуществ академической исследовательской должности. Я услышала, как он говорит по телефону в своем кабинете, открыла дверь к нему и легонько постучала, чтобы дать о себе знать. Муж поднял на меня глаза и улыбнулся.

Будучи не в том состоянии, чтобы заняться чем-то полезным, я пошла наверх, в спальню, немного вздремнуть. Я лежала поверх одеяла с закрытыми глазами, прокручивая в памяти часы с Беатрис, шаг за шагом, слово за словом, смакуя каждую мелочь, как влюбленный подросток после первого свидания, когда услышала, как Джим тихонько отворил дверь, чтобы посмотреть, как я там. Я не открыла глаз, не желая расставаться с грезами, которые доставляли столько наслаждения. Естественно, в конце концов они превратились в чудесную фантазию об оглушительном успехе моей будущей книги. Статью обо мне напечатают в глянцевом журнале, о моем становлении в качестве опубликованного автора прочтет каждый встречный и поперечный, и я расскажу всему миру, каково это, когда у тебя в подругах и наставницах такой человек, как Беатрис. Я воображала новые совместные обеды, во время которых мы станем обсуждать наши последние рукописи и, как настоящие наперсницы, просить друг у дружки отзывы об особенно сложных сюжетных ходах.