Тем солнечным утром Джим намеревался зайти в книжный по соседству с моим магазинчиком, а потому мы шли вместе, под ручку, и до места назначения оставалась какая-то сотня футов, когда впереди раздался жуткий грохот. Поток транспорта был густым и еле полз, и вот автомобиль, в который набилось слишком много народу, впилился в зад другому, предыдущему. Двигались они небыстро, тут не разгонишься, и, наверное, водитель отвлекся на что-то на улице и не смотрел, куда едет. Но все равно звук столкновения получился громким. Задняя дверца открылась, оттуда выскочила девочка от силы лет семи-восьми, завопила во всю мощь легких и бросилась бежать.

Мы оказались в кучке народа, остановившегося поглядеть на небольшое ДТП, и, к моему изумлению, люди стали расступаться, пропуская этого ребенка, перепуганную темноволосую малышку, которую гнал вперед страх. Я что-то крикнула, оттолкнула с дороги тех, кто мешал пройти, протянула руку и остановила девочку, когда она поравнялась со мной. Моя ладонь уперлась ей в грудь.

— Привет, — ласково сказала я и присела на корточки.

Наши лица оказались на одном уровне. Девочка все еще кричала, ее глаза, огромные, отчаянные, уставились прямо на меня.

— Не бойся, лапочка, все хорошо. Все уже кончилось, — повторяла я снова и снова, а сама обняла девочку и быстро окинула взглядом с ног до головы, убеждаясь, что она действительно не пострадала. Затем откуда-то сверху протянулись две руки, подняли девочку, я вскинула глаза и увидела, как мать уносит ее прочь. От меня.

Потом Джек сказал мне, что мой поступок произвел на него впечатление, но я была растеряна и расстроена оттого, что никто из взрослых зевак не попытался задержать малышку, а ведь она могла попасть под машину или потеряться.

— Она же, бедняжка, была в шоке, — сказала я ему. — Что вообще такое творится с людьми?

Мы пошли дальше, и Джек обнял меня за плечи.

— Храбрая, бесстрашная Эмма, — проговорил он в пространство, — бросается в толпу…

— Прекрати! — Я ткнула его кулаком в плечо.

— …Готовая рискнуть всем ради спасения несчастного ребенка…

— Да завязывай уже! — засмеялась я.

— …От опасности, которой не предотвратить никому, кроме нее, Супер-Эммы.

— Ладно, хватит. Твоя точка зрения ясна.

Он повернул ко мне милое улыбающееся лицо и поцеловал меня в щеку.

— Может, в тебе просыпаются материнские инстинкты?

Материнские? Это он вообще о чем? О том, не подумываю ли я обзавестись детьми? Конечно, да — мы об этом думали. И даже иногда говорили о детях.

И, возможно, Джек сделал правильное предположение, потому что я все думала об этой девочке, как она смотрела на меня отчаянными глазами, будто взывая ко мне о помощи — и я помогла, я была с ней. Сказать по правде, меня расстроило, когда мать ее забрала. Я хотела бы остаться с девочкой подольше. Это воспоминание возвращалось ко мне весь день.

А потом в магазин вошла Беатрис.

Она была такой прекрасной, лучащейся, элегантной, и я совершенно точно знала, кто она такая. Меня так потрясло ее явление, что в какое-то мгновение я даже засомневалась, на каком свете нахожусь, в реальности или во сне. А она коротко мне улыбнулась и просканировала взглядом ближайшие к ней товары: вроде бы вазу, совершенно точно — большие деревянные шахматы, кажется, набор каменных подставок под горячее. Провела пальцем по разделочной доске из древесины ореха, а я все не могла оторвать от нее глаз.

— Покажите мне, пожалуйста, вон ту лампу! — она указала куда-то наверх, и я перевела туда взгляд.

На полке стояла лампа из коллекции Селии Шерман: синее керамическое основание и большой голубой абажур, весь в экзотических птицах. Я порадовалась, потому что лампа была из числа моих любимых. Интерес к ней со стороны Беатрис как бы подтверждал мой вкус.

— Конечно. — Я профессионально улыбнулась, хотя внутри все пело оттого, что она со мной заговорила. Я вытащила из-под прилавка табуреточку, залезла на нее, сняла лампу и вручила Беатрис.

— Очень миленько, — сказала она, осторожно крутя лампу в руках. Боже, в реальной жизни она была еще красивее: черные волосы собраны сзади в свободный пучок, вдоль щек падают тонкие прядки, макияж безупречен, хоть его и больше, чем мне раньше казалось, а весь внешний облик одновременно элегантный и непринужденный. Она не выглядела на свой возраст, даже близко нет, но и моложе тоже не казалась, дело не в этом, просто время словно не имело над ней власти. Она завораживала.

Конечно, я неоднократно видела ее по телевизору, а пару раз даже живьем, на расстоянии, когда она давала автографы во время книжных презентаций, но сейчас — сейчас происходило нечто совершенно необыкновенное, и девочка, которая весь день не шла у меня из головы, немедленно оттуда испарилась.

— Если вы простите мне такие слова… — начала я.

— Да? — Ее брови поднялись, на губах начала появляться улыбка.

— Я большая поклонница ваших книг, очень их люблю. Все-все, — выпалила я, почувствовала, что краснею, попыталась остановить фатальный процесс и в результате покраснела еще сильнее.

— Спасибо вам большое, — просияла она, кажется искренне обрадовавшись моему признанию, и положила теплую ладонь мне на руку. — Так мило с вашей стороны. Для меня это очень важно.

По коже у меня побежали легкие мурашки от прикосновения ее руки, от ее близости, и я мгновенно влюбилась. По-настоящему. А Беатрис смотрела на меня по-доброму, и я поймала себя на мысли, что, наверное, нравлюсь ей. Она вернула мне лампу:

— Я ее беру. Можно сделать красивую упаковку? Это в подарок. — Она засмеялась, спохватившись: — Хотя и так понятно.

— Конечно, можно. — Я взялась за дело, стараясь, чтобы подарочная упаковка вышла безупречной, но нарочно тянула время, чтобы покупательница как можно дольше не уходила. Мысли в голове бешено крутились, я пыталась придумать, как завязать разговор. Но она меня опередила, оглядевшись по сторонам и заметив:

— Я иногда хожу мимо этого магазина. Мне часто хотелось заскочить сюда и посмотреть, что у вас есть, но я вечно спешу.

— Спасибо. А вы… вы живете где-то поблизости? — запинаясь, пробормотала я, хотя точно знала, где именно она живет: буквально на днях читала в одном журнале интервью Беатрис, из которого следовало, что ее дом совсем в другом районе.

— Я — нет, а мой редактор — да. Буквально за углом.

Она вот-вот уйдет, лихорадочно думала я. Надо сказать что-то умное, что угодно — и быстро.

— Ну, я очень рада, что сегодня у вас нашлось время зайти.

Она легонько провела пальцами по подсвечнику на прилавке и ответила:

— Я тоже. У вас тут столько интересных вещей.

Так оно и было. Я любила свой магазин. Когда я только начинала, то продавала мебель, французскую и современную вперемешку, но постепенно переключилась на сделанные в основном вручную или отреставрированные вещи из дерева, железа, стекла, старой кожи. По большей части это были небольшие предметы мебели и прекрасно выполненные детали интерьера. Ну и еще книги.

— А вы работаете сейчас над новым романом?

Мне хотелось сказать ей, как важна для меня ее работа, объяснить, что я считаю ее произведения великолепными. Хотелось поведать, что меня часто поражали некоторые ее фразы, такие неожиданные; что у нее дар выражать словами чувства и настроения; что я перечитываю ее книги, когда нуждаюсь в ободрении, поскольку узнаю в них себя и чувствую, что не одинока и не сошла с ума. Я мысленно репетировала свою речь, когда заметила, как Беатрис покосилась на часы и, не разжимая губ, тихонько издала разочарованное мычание. Я почувствовала себя глупо, отнимая у нее время, и заторопилась, проворнее заворачивая коробку.

— Почти готово. — Я отрезала бумагу от рулона и принялась делать завитки из ленты, уже скучая по Беатрис, поскольку знала, что она скоро уйдет.

А она вытащила из на удивление большой сумки кошелек и вручила мне кредитку.

— Вы делаете доставку?