— Ага. Понимаю. Вот только…

— Да?

— Заметки были в старой папке, с другим обрывками текстов, клочками бумаг и так далее. Странно, что там оказались настолько свежие записи.

— Не знаю, что тебе сказать, но это именно пометки от наставника. Так оно и есть. — Воспоминание заставляет меня хихикнуть. — Ты их сохрани, они когда-нибудь станут ценными, — добавляю я.

— Нет-нет, они твои. Я верну их тебе.

«До чего хорошая идея», — мелькает у меня в голове.

— Прости, что пришлось поднять эту тему. Понимаю, насколько тебе тяжело.

— Еще как тяжело. Ну ничего, Ханна. Мне и правда хотелось бы получить эти заметки на память. Если пришлешь мне их по почте, буду очень благодарна.

— Конечно. Что ж, на этом буду прощаться. Приятно было поговорить с тобой, Эмма.

— А мне — с тобой, Ханна. Давай в ближайшее время еще созвонимся.

«Нет».

После этого я не слишком много думала о разговоре с Ханной. Он состоялся всего несколько дней назад, и я полагаю, что она пришлет мне заметки, как мы договорились, и делу конец. Так что я во всех отношениях достаточно спокойно себя чувствую — размышляю, что надеть на церемонию вручения Пултоновки, просматриваю сайты с недвижимостью, потому что нам давно пора переехать, — когда телефон разражается знакомой мелодией. Пришло сообщение от Фрэнки: «Немедленно включи новости!»

Я тянусь за пультом и включаю телевизор в кухне.

— …В связи со смертью известной писательницы Беатрис Джонсон-Грин. Сегодня утром мы поговорили с заместителем старшего инспектора Прайсом.

— Господин заместитель, не могли бы вы сообщить, почему сейчас, пока мы с вами беседуем, полиция опрашивает Джорджа Грина?

Боже милостивый! Джорджа? Я снова беру пульт и прибавляю звук. Кожу головы покалывает, мне становится зябко.

— Скажу предельно ясно: мистер Грин помогает нам в расследовании. Ничего больше на этой стадии я добавить не могу.

— У вас появились основания подозревать, что обстоятельства кончины госпожи Джонсон-Грин не так просты, как изначально предполагалось? Ее смерть объявили несчастным случаем. Или найдены какие-то свидетельства обратному?

— Послушайте, я пока не готов вдаваться в детали. Мистер Грин помогает нам в расследовании, и это все, что я могу сообщить. Спасибо.

— Спасибо, господин заместитель старшего инспектора.

Интервью завершается, уступив место ведущему.

— У нас есть еще информация от Хуаниты Санчес. Хуанита, вам стали известны какие-то новые подробности?

— Да, Джон. Сосед, проживающий этажом ниже под Беатрис Джонсон-Грин, как раз выходил из дому, чтобы отправиться в загранпоездку, и, похоже, слышал, как кто-то вошел в квартиру писательницы. Насколько я понимаю, сосед выносил на лестничную клетку багаж и отчетливо — я цитирую: «отчетливо» — слышал, как кто-то наверху открыл дверь и вошел. А поскольку до сих пор считалось, что на момент падения с лестницы госпожа Джонсон-Грин находилась в квартире одна, эта информация ставит под сомнение первоначальную версию ее гибели.

Нет-нет-нет-нет! Не было никакого соседа. Я действовала очень осторожно, никто не мог меня услышать. Она врет. Врет!

— Итак, Хуанита, получается, что у человека, который вошел в квартиру госпожи Джонсон-Грин, был ключ?

— Да, Джон, похоже на то. Кто-то предположительно проник в апартаменты писательницы, открыв дверь ключом. Сосед, о котором идет речь, не обратил на это особого внимания, вышел из квартиры и встретил внизу госпожу Джонсон-Грин, которая ждала лифт, чтобы подняться к себе.

— Известна ли нам личность этого человека? Того, который проник в квартиру госпожи Джонсон-Грин прямо перед ее возвращением.

— Нет, Джон, она остается загадкой. До сих пор мы опирались на утверждение Джорджа Грина, что он, придя домой, нашел жену мертвой, но теперь кажется, что в этой истории все не так просто.

— Опознал ли сосед Джорджа Грина как вошедшего в квартиру?

— Насколько мне известно, Джон, нет, пока ничего подобного не произошло. Мы не знаем о вошедшем ничего определенного, нам лишь поступила информация, что у него был ключ. Сейчас Джордж Грин находится в отделении полиции на опросе. Это все, что нам сейчас известно.

— Спасибо, Хуанита. Мы будем следить за развитием событий и держать вас в курсе.

Я выключаю телевизор и швыряю пульт в стенку. Сажусь на диван и шлепаю обеими ладонями по журнальному столику. И снова, громче, и еще раз. Потом прячу лицо в ладонях и давлю ими крик, сжимая зубы, а все тело деревенеет от страха и чувства безысходности.

Я где-то прокололась. Но могло ли такое случиться? Нет, все это ложь, никто не мог слышать, как я вошла. Я была так осторожна! Это просто попытка устроить шумиху, привлечь внимание. Таковы уж люди, им нравится, когда их замечают. Не может быть, чтобы сосед меня услышал. Я была осторожна. Так осторожна! Что же теперь делать?

Ладно, стоп, пока под подозрением Джордж. Никто не знает, что у меня был ключ. Или, может, Джорджу известно, что Беатрис дала его мне? Сильно сомневаюсь. Они такие мелочи не обсуждали. Так что вряд ли он знает про меня, а даже если и знает, кому какое дело? С чего бы кому-то заподозрить, что я пришла в квартиру к Беатрис и убила ее? Под подозрением Джордж, вот пусть его и дальше подозревают. Его посадят в тюрьму. Именно это имеется в виду под словами «он помогает нам в расследовании», ведь так? Значит, арест неизбежен. Может, Джорджа уже арестовали, он в отделении полиции…

Он в отделении полиции.

А я должна снова пробраться в квартиру Беатрис и найти эту растреклятую коктейльную салфетку.

Я хочу выскочить из дому, но как же мне справиться, если вначале необходимо захватить нужные вещи, а меня так трясет, что я ничего не соображаю? Наконец я обнаруживаю свою сумку. Ключ от квартиры Беатрис, как всегда, надежно припрятан в кармашке на молнии. Я хватаю ключи от собственного дома, мобильник, пальто и наконец-то оказываюсь на улице.

Я как безумная веду машину через дневные заторы и чуть не сбиваю женщину с коляской. Потом паркуюсь в квартале от нужного дома и бегу; спотыкаюсь о бровку тротуара и обдираю коленку; содержимое сумочки вываливается в водосточный желоб; я быстро собираю то, что рассыпалось, отмахиваясь от пытающихся помочь прохожих и надеясь, что ничего не упустила; запихиваю барахло обратно в сумочку, а колено болит. Затем я ковыляю к дому, где живет Джордж и жила Беатрис.

Когда я подхожу к двери в подъезд, она открывается. Какой-то мужчина бросает на меня изумленный взгляд, но не мешает войти. Консьерж оживленно беседует с кем-то, в холле несколько человек, и никто не замечает, как я захожу в лифт. Он привозит меня на нужный этаж. Я выхожу на площадку, достаю ключ и уже собираюсь сунуть его в замочную скважину, как что-то меня останавливает. Из квартиры доносятся звуки. Прямо перед тем, как дверь открывается, я быстро сую ключ обратно в сумку. На пороге появляется женщина, и я ахаю вслух.

А вот она не ахает, и даже если ее удивило, что кто-то стоит перед дверью, виду она не подает, только осматривает меня с ног до головы. Я, в свою очередь, поступаю с ней точно так же. Ее одежду я бы описала как офисную: темно-синий пиджак и брюки. С виду костюм дешевый.

— Миссис Ферн?

— Откуда вы меня знаете?

— Что вы тут делаете, миссис Ферн?

— Пришла повидаться с Джорджем, он мой друг. Вас устраивает такой ответ? — Ко мне вернулось самообладание, и теперь я раздражена. Вытягиваю шею и делаю шаг вперед, чтобы показать, что хочу войти, но женщина и не пытается посторониться. Я вижу, что в гостиной полно народу. — Что происходит?

— Господина Грина сейчас нет дома.

— В таком случае что вы делаете в его квартире?

Теперь мой голос звучит почти визгливо. Конечно, я прекрасно знаю, кто эти люди: полицейские, которые пришли обыскать помещение и теперь суют повсюду свой нос.

— Миссис Ферн…

— Откуда вы знаете, кто я?

— Я детектив Массуд. Сейчас мы опрашиваем друзей и знакомых госпожи Джонсон-Грин. С вами нам тоже нужно поговорить, и раз уж вы тут…