— Мне сорок пять, Алёша. И дети у меня вряд ли будут. Но одно я тебе пообещать могу: если забеременею, то скажу тебе обязательно и ребёнка оставлю. Хотя специально для этого ничего делать не буду.

Она поцеловала Алексея, и он тут же ответил ей на поцелуй. Рука его скользнула по телу Татьяны, чуть задержалась, поглаживая живот, и уже потянулась к сосредоточию её женственности, но тут Таня как-то так повернулась, что Алексей оказался на спине, а она склонилась над ним:

— Нет, нет, милый, теперь моя очередь…

Она поцеловала его в шею, спустилась к груди. То нежно проводя языком по коже, то слегка прикусывая её, опускалась всё ниже и ниже, задержалась у живота, потёрлась об него грудью и стала скользить языком дальше.

Она провела языком по чувствительной коже паха, из его горла вырвался стон, хриплый от чрезмерного желания. Она чуть приподнялась и встала над ним таким образом, что её налитая грудь заскользила по его упругой плоти. Набухшие соски лёгким прикосновением к нежной коже заставляли его тело дрожать в томительном ожидании продолжения поцелуев. Когда же её жаркие губы обхватили его дрожащую от возбуждения плоть, а бархатный язык заскользил вверх-вниз, то теперь уже он изогнулся, что бы плотне прижаться к её губам. И теперь уже его руки сжимали простыни. Открытым ртом он хватал воздух, словно ему его не хватало. Изнемогая от страсти, Алексей простонал:

— Тата… Тата, пожалуйста… Иди ко мне… Так не хочу, тебя хочу… — он приподнял её, и она оказалась сидящей на его бёдрах, но при этом не торопилась соединиться с ним. Своим набухшим бугорком она стала медленно скользить по его возбуждённой плоти, доставляя ему ничуть не меньше удовольствия, чем поцелуями. Сладострастие разливалось по его телу.

— Татка… Милая… Пусти меня в себя, иначе я просто взорвусь…

Она наклонилась к его губам и прошептала, целуя:

— Как скажешь, любимый муж… — с этими словами взяла его член и стала очень медленно допускать его в себя, доводя таким образом своего мужчину до полного любовного эскстаза. Медленно двигая бёдрами, она откинулась назад, позволяя ему видеть себя всю. Алексей протянул руку и коснулся пальцами её нежного бутона. Слегка нажал, потом отпустил и так продолжал до тех пор, пока она не застонала и не начала двигаться быстрее. Тогда он взял её за бёдра, и стал погружаться в неё на всю возможную глубину. Горячие конвульсии пронзили её тело, она с силой сжала его руки и почти задыхаясь, простонала его имя. Тело Алексея содрогнулось, и он со стоном излился в горячую глубину своей любимой. Приподняв её за бёдра, положил на спину и стал целовать грудь.

— Да Вы ненасытны, офицер, — промурлыкала Тата.

— Это точно. Никак тобой насытиться не могу. Я хочу тебя сразу, как только покидаю твоё уютное гнёздышко. Ты, часом, не приворожила меня, милая шаманка?

— Я такими глупостями не занимаюсь. Считаю, что сама по себе хороша настолько, что и без приворотов обойдусь. Кстати, мало кто знает, что приворот приводит к пьянству, импотенции, а иногда и к смерти. Ты же не думаешь, что я желаю зла своему любимому мужчине?

Таня приподнялась на локте, нежно погладила его по щеке, провела пальцем по губам:

— Алёша, я должна тебе кое-что сказать…

— Твой тон пугает меня, Тата. Что случилось?

— Боюсь, нам придётся расстаться.

— Что!? — Алексей стремительно сел на кровати. — Почему?

— Потому, что послезавтра ты вернёшься в наш мир один. Я должна задержаться тут ещё на некоторое время. Славтушэни грозит опасность.

— А ты здесь причём?

— Понимаешь, я не только шаманка, не только Стражница, я ещё и частичка этого мира. Пусть маленькая, но частичка. И так получается, что опасность грозит и моему миру тоже… Пусть я не жила тут никогда, но силу я имею благодаря Славтушэни, и корни мои здесь. Я не могу позволить погибнуть всем этим людям. На кон поставлен целый мир, Алёша.

— То есть, здесь возможна война, я правильно понял? — Таня кивнула.

— И без тебя война может быть проиграна? — Она кивнула опять.

— То есть ты предлагаешь мне, боевому офицеру, бросить свою любимую женщину во время боевых действий? В тот самый момент, когда твоей жизни будет угрожать опасность, я, по-твоему, должен оставаться в стороне и отправиться в мир, где мне ничего не грозит? Тата, ты за кого меня принимаешь? За подлеца? За труса? — Его голос зазвучал на повышеных тонах.

— Но это не твоя война… Не твой мир…

— Всё, что связано с тобой — война это или морская прогулка — имеет ко мне непосредственное отношение в любом мире, запомни это! — Гневно сказал Алексей, глядя ей в глаза. Тата не ожидала от него такого напора.

— Алёша, я думала…, - растеряно начала она, но он не дал ей договорить.

— Ты не можешь принимать решение за меня в таком серьёзном вопросе. В этой Славтушэни вашей чёрте что творится! И ты думаешь, я оставлю тебя на растерзание вашим колдунам!? Ну, допустим, в магии я прафан, но война — это стратегия, и в ней-то я поднатаскался, будь уверена. К тому же на войне могут быть использованы не только ваши шаманские штучки, а вполне себе боевые действия. — Он говорил резким тоном, не терпящим возражений. Потом погладил её по щеке и уже более мягко добавил:

— Татка, пойми — ты не только частичка этого мира, ты ещё и моя частичка. Разве могу я допустить, что б с тобой что-то случилось? Разве я могу оставить тебя в трудный момент?

— Прости, — Таня обняла его за шею, — я слишком долго жила одна и привыкла сама принимать решения и полагаться только на себя. — Она поцеловала Алексея.

— И как долго ты полагалась только на себя?

— Десять лет.

— Ты в разводе?

— Я вдова. Мой муж был милиционером и погиб при задержании опасного преступника. Я осталась с сыном-подростком на руках… Конечно, родители помогали… У меня чудесные родители, они тебе понравятся.

— Ну, думаю, с прапорщиком я легко найду общий язык. А ты отвыкай, пожалуйста, полагаться только на себя. Теперь у тебя есть я, и полагаться ты будешь на меня.

— Слушаюсь, герр офицер!

— Значит, уже вчера ты знала, что останешься?..

— Нет. Я обещала Лекбушу подумать. Насильно меня здесь никто не оставит. В Славтушэни незыблем закон воли свободного человека.

— Что это означает?

— Воля свободного человека священна и никому не позволено нарушать её. Если я изъявлю волю уйти, меня не смогут задержать.

— Тогда, знаешь что?.. — Взгляд у Алексея стал жёстким. Он потёр рукой висок, обдумывая что-то. — Ты сможешь сделать так, что б все решили, что мы уходим, а мы останемся, но только об этом никто, слышишь, никто не должен знать?

— Даже Лекбуш?

— Да.

— Могу. Я скажу, что мы уходим, мы пойдём к порталу, а там я сделаю нас невидимками — это простое заклятье — и мы вернёмся, никем не замеченые. Но почему никто не должен знать?

— Мне кажется, у вас тут засланый казачок. Ну, свой среди чужих.

— Да я поняла, Алёша. Только вернуться нам надо будет к кому-то. Мы же не сможем скрываться до тех пор, пока на Славтушэнь нападут.

— Вот к Лекбушу и вернёмся. Порадуем старика. Но сначала — полное впечатление нашего ухода. Даже он ничего не должен знать… И ещё… Ты должна как-то закрыть наши мысли магически, что б никто не смог прочитать наш план.

— Алёшка, — Таня смотрела на него глазами, полными любви, — как же я раньше без тебя жила?..

— Ну, как? Как? Думаю, не жила, а мучалась, — притворно вздохнул Алексей.

— Ах, ты… — она схватила подушку и ударила ею смеющегося мужчину. Какое-то время они возились, как дети, смеясь и уварачиваясь от шутливых ударов. А потом Алексей перехватил подушку и, откинув её в сторону, стал осыпать Татьяну поцелуями.

СЛАВТУШЭНЬ (продолжение)

— Какое восхитительное утро, — потёрлась Таня о плечо Алексея. — Алёшка, пошли, искупаемся.

— Тат, вода холодная.