— А вдруг он откажет тебе?

— Тогда я поеду сам. Или с тобой, если захочешь.

После чая Коля хотел поговорить с Юрой, заглянул в его машину, но тот уже спал. Юра вообще избегал их общества, почти не разговаривал ни с кем, за столом больше пил, чем ел и был очень мрачным. К нему никто особенно и не обращался. Все прекрасно понимали, что чувствует он себя отвратительно: пропала его жена, что само по себе ужасно, а тут ещё и с родителями её придётся выдержать разговор не из лёгких. Иринка опять устроилась на плече у Коли, но они долго не могли заснуть в этот раз. Он очень переживал, что пришлось остановить поиски. Расстраивался из-за неизвестности: что же случилось с ребятами и как объяснить всё происходящее? Иринка тоже беспокоилась за них и когда им, наконец, удалось уснуть, сон у них был беспокойный и проснулись они не выспавшись. Решили позавтракать по-быстрому — бутербродами, благо хлеб был да в нарезке сыр и колбаса. После завтрака помогли Юре собрать шатёр, Ира упаковала посуду и продукты. На заправке в Муезерском выпили кофе, попрощались с Маратом и Балу и отправились в Питер. В кафе, где они решили пообедать, Николай поинтересовался у Юры его дальнейшими планами. Юрий хотел остановиться где-нибудь на ночь, чтобы не ехать почти целые сутки без остановки до Питера.

— Ты непротив, если мы тоже поедем к Таниным родителям с тобой? У меня просто есть несколько вопросов, и, может, ответ на них прольёт свет на произошедшее. Юра не возражал.

Они нашли недалеко от Лодейного поля гостиницу, сняли номера и договорились встретиться не раньше десяти утра. Ирина приняла душ первой. Она легла в кровать в футболке, со страхом ожидая появления Коли. Кровать была одна и она понимала, что избежать близости не получится. Говорить об усталости не имело никакого смысла: её бывшего супруга эти разговоры или злили, или подзадоривали. Николай вышел из душевой с полотенцем на бёдрах. Подойдя к кровати, он скинул его и лёг к Ирине под одеяло.

— Замёрзла? — Увидев на ней футболку, спросил он.

Ира, молча, помотала головой.

— Тогда я сниму, да?

Он снял с неё футболку и, глядя на нежные полушария грудей, сказал восхищённо:

— Какая же ты красавица, Иришка!

Он коснулся губами её шеи, в то время как рука его нежно скользнула от груди к животу. Коля почувствовал, как она напряглась, и посмотрел на неё. В её глазах он увидел скрытый протест.

— Я сделал что-то не так? Тебе неприятно?

— Женщине и не должно быть приятно…

— Чтооо? — Коля даже на локоть приподнялся, что бы посмотреть — не шутит ли она. Она смотрела на него очень серьёзно.

— Ты так удивляешься, словно не знал этого…

— Подожди… Ты хочешь сказать, что близость с мужчиной не должна приносить женщине удовольствие?

— Конечно. Удовольствие от этого испытывают только… — Ира запнулась, подбирая слова, — … только падшие женщины.

— Ира! Кто тебе это сказал!?

— Мой бывший муж.

Николай опешил:

— Он был твоим первым мужчиной?

— Да. И единственным.

— Вы были ровесниками?

— Нет. Мы поженились, когда мне было восемнадцать, а ему сорок восемь.

— Ты его очень любила? — Сказать, что Николай был удивлён, значило не сказать ничего. При такой разнице в возрасте на брак могла сподвигнуть только очень большая любовь, но вот что бы взрослый мужчина имел такие суждения…

— Нет. Он был то ли папиным партнёром по бизнесу, то ли поставщиком. В общем, отец сказал, что этот брак ему нужен для дела. То ли слияние… то ли покупка… Я не вникала.

— Значит, тебя отец просто выдал замуж потому, что ему так надо было? Он даже не интересовался твоими чувствами?

— Верно. Ни о какой любви не шло и речи.

— Он мерзавец и чудовище! — Не сдержался Коля.

— О покойных плохо не говорят.

— Послушай, но твой муж… он, что… совсем тебя не любил?

— Нет, — голос её дрогнул.

— Ир, это не любопытство… Я просто хочу понять, как себя с тобой вести, чтобы не обидеть и не оттолкнуть, чтобы не причинить тебе боль… Он, что, никогда не целовал тебя, не ласкал твоё тело? — Ира отрицательно покачала головой.

— Ты настолько прекрасна, что хочется целовать тебя всю от пальчиков ног до макушки. У тебя восхитительная фигура, — Коля провёл рукой по изгибу талии, потом накрыл ладонью её упругую грудь и стал поглаживать пальцем сосок, — ты словно создана для поцелуев.

— Он говорил, что людям бизнеса некогда заниматься глупостями, — краснея, проговорила она, удивляясь тому, насколько ей приятно это его поглаживание.

— Любить женщину, свою жену для него глупость?! Ну, а непосредственно близость… Как же без поцелуев? — Коля был настолько ошарашен услышенным, что даже растерялся и не знал что сказать.

— Ты имеешь в виду супружеский долг? Он просто вжимал меня в кровать, раздвигал ноги и… — в её голосе послышались слёзы и губы задрожали.

— Девочка моя, — Коля стал целовать её глаза, щёки, — маленькая моя, — обнимая, он прижимал Иринку к себе и чувствавал, как сотрясается её тело от сдерживаемых рыданий. — Тихи, тихо, хорошая моя.

Он стал покачивать её, как маленького ребёнка. Так вот что имела в виду Таня, когда говорила про её изранненую душу. Да по ней не трактором, по ней, по душе этой нежной, бронетранспортёром проехались! Вот почему она никогда ничего не рассказывала Андрею: ей было просто больно вспоминать о том, что её фактически насиловал муж. Да и как в таком признаться! Понятно теперь, почему она так вела себя с мужчинами. Такая рана могла кровоточить годами.

— Я не знаю, почему твой муж оказался таким подонком и почему так жестоко поступал с тобой, но поверь, отношения между мужчиной и женщиной обычно нежные и ласковые, хотя могут быть страстными и горячими.

Он отстранился и заглянул ей в глаза… То ли от его слов, то ли от нежных поцелуев и объятий Иринка перестала всхлипывать, хотя в глазах её ещё стояли слёзы.

— Как же тебе удалось избавиться от этого деспота?

— Когда моя мать овдовела, он бросил меня и женился на ней.

— Девочка моя, как ты всё это пережила?

— Сначала мне было очень тяжело. С одной стороны, я была рада, что избавилась от него, с другой… Мать всегда твердила, что брак — это святой нерушимый союз и сама же мою семью разрушила. Ещё и упрекала меня… говорила, что это я во всём виновата. Мол, от хороших жён мужья не уходят. Мой привычный мир рухнул… Мать выставила меня из дома… В итоге у меня случился нервный срыв, и я попала в больницу. Я не знаю, что со мной было бы дальше, если бы не брат и его семья. А когда стала с ними жить, то поняла, что в моей жизни что-то было не так… Я ведь не знала других отношений и думала, что все живут так же, а на поверку оказалось, что можно жить в любви и нежности, как Андрюша с Мариной… Я совсем запуталась. Понимаешь, когда с детсва тебя приучают быть холодной и скрывать свои эмоции, очень трудно потом эти эмоции проявлять. Думаешь, что тебя отругают или высмеют. А ещё не особо веришь, когда кто-то выказывает тебе своё доброе отношение… Всегда ждёшь какого-то подвоха… Теперь ты передумаешь на мне жениться, да?

— Ирочка, милая моя! Что же ты говоришь такое!? Почему я должен передумать? Маленькая, я очень тебя люблю. Очень… Я постараюсь сделать всё, что в моих силах, только бы ты вычеркнула из памяти всю свою прошлую боль. — Он гладил её по волосам, по щеке, провёл пальцем по губам. — Там, в лесу и в палатке, когда я целовал тебя, что ты чувствовала? Только скажи правду, пожалуйста.

— Я…Мне было очень приятно, Коленька, когда ты целовал меня тогда, касался рукой щеки и когда сейчас гладил… гладил мою грудь… Я никогда не испытывала раньше такого… Я думала, что получать наслаждение от близости с мужчиной… недостойно… для порядочной женщины…

— Это не ты думала. Это тебе зачем-то обманом вбили в голову. Могу только предположить зачем… На самом деле я не получу ни малейшего удовольствия, если от близости со мной ты не испытаешь наслаждения. Если тебе будет неприятно или больно, просто скажи «нет», и я остановлюсь. «Татьяна была права, говоря про терпение и такт», — вспомнил он разговор у реки.