Контакты Победоносцева с М. Н. Катковым, редактором «Московских ведомостей» и «Русского вестника», начавшиеся еще во второй половине 1850-х годов, стали особенно тесными к концу царствования Александра II. В период общественно-политического кризиса рубежа 1870—1880-х годов Константин Петрович тесно сотрудничал с Катковым на поприще борьбы против либеральных бюрократов и, как отмечалось выше, делился сведениями о происходящем в правительственном «закулисье». Подобным же образом и в то время, и позднее поступали многие сановники, стремившиеся с помощью прессы подорвать позиции своих конкурентов. Это привело к тому, что в 1880-е годы редактор «Московских ведомостей», наиболее искусно маневрировавший в мире околоправительственных интриг после низвержения Лорис-Меликова и других либеральных бюрократов и обретший репутацию «оракула», получил немалый вес в правящих сферах: иной раз в соответствии с его рекомендациями смещались и назначались высокопоставленные чиновники, принимались различные правительственные меры и даже определялся курс властей на тех или иных направлениях государственной политики.
Разумеется, подобная ситуация в корне противоречила воззрениям Победоносцева и на роль прессы в обществе, и на сущность самодержавной власти и, казалось бы, должна была вызвать его протест. Однако он мирился с ней, рассчитывая использовать московского публициста в качестве оружия против всё еще остававшихся в правительстве либералов. Кроме того, консервативный сановник не мог не сознавать идеологической, пропагандистской роли катковских изданий. «Катков, — писал он Александру III, — очень дорог своей газетой именно теперь, в эпоху смуты… когда его не будет, решительно некем будет заменить его в нашей распущенной и бедной серьезными талантами печати»{341}. Обер-прокурор всячески оберегал московского публициста от неприятностей, которые тот навлекал на себя всё более напористым, подчас бесцеремонным вмешательством в высшую политику. Так, именно Победоносцев спас «Московские ведомости» от вынесения в 1887 году правительственного предостережения (фактически — официального выговора), после того как Катков, не довольствуясь своим влиянием на внутриполитическую деятельность власти, попытался воздействовать и на внешнеполитическую. Предостережение, наставлял обер-прокурор царя, «будет истолковано в смысле поворота нашей политики… Это будет крайним смущением для массы читателей русских… будет утратой для правительства силы весьма значительной, силы нравственной»{342}.
Защищая Каткова от недовольства царя и сановников, Победоносцев в то же время пытался в меру сил сдерживать напор консервативного журналиста, не допустить складывания ситуации, когда решение важнейших политических вопросов слишком явно переместилось бы в редакцию «Московских новостей». «Потерпите еще несколько времени и воздержитесь от решительных заявлений», — писал обер-прокурор Каткову в мае 1882 года касательно готовившейся отставки Игнатьева. Ранее, в марте, он рекомендовал московскому публицисту «отнестись как можно скромнее» к назначению на должность министра народного просвещения Делянова — катковского выдвиженца, на государственном поприще во всём следовавшего указаниям своего патрона. «Мне как-то болезненно думать, что этот, в сущности, ничтожный случай может быть поводом к столкновению с властью»{343}, — писал Победоносцев Каткову в 1884 году, убеждая не раздувать разногласия с Министерством внутренних дел по одному из спорных вопросов. Большого влияния на консервативного публициста эти увещевания не оказали. Не меньше Победоносцева убежденный в собственной правоте, он продолжал напористо расширять сферу своего влияния в правительственных кругах и с нараставшим раздражением воспринимал предостережения соратника по консервативному лагерю. В дальнейшем это будет способствовать углублению непреодолимых разногласий в консервативном лагере.
По схожему с катковским сценарию разворачивалось взаимодействие Константина Петровича с другим видным публицистом-консерватором — В. П. Мещерским, хотя отношения с ним и имели заметную специфику. Мещерский, по возрасту близкий к Александру III, был другом его юности и входил в то время в его ближайшее окружение. Победоносцев как воспитатель Александра Александровича, разумеется, хорошо знал князя и до известной степени симпатизировал ему, помогал в издании учрежденного в 1872 году журнала «Гражданин», публиковал там собственные статьи. Вместе с тем экстравагантное, на грани эпатажа поведение Мещерского, его бестактность, граничившая с безнравственностью, вызывали неудовольствие консервативного сановника, и он не раз предостерегал цесаревича от слишком тесных контактов с князем. Лишь чрезвычайные обстоятельства общественно-политического кризиса рубежа 1870—1880-х годов, требовавшие, по мнению Победоносцева, консолидации вокруг престола всех консервативных сил, побудили обер-прокурора взять «проказника» под свое покровительство. Константин Петрович помог князю восстановить разорванные отношения с Александром III (в начале 1880-х годов тот общался со старым другом исключительно через обер-прокурора) и улучшить репутацию «Гражданина» в литературном мире. Разумеется, взамен глава духовного ведомства стремился как можно шире использовать страницы «Гражданина» в своих интересах.
Мещерский прекрасно понимал, кому обязан улучшением своего положения и в литературном мире, и в придворных сферах, и относился к Победоносцеву подобострастно. «Обнимаю Вас, Бог с Вами, милый, дорогой и родной, — писал он обер-прокурору в 1881 году. — Вы всегда были моим другом, наставником… Будьте мне отцом в этом деле (взаимоотношениях с Александром III. —А. П.)»{344}. Победоносцев, считавший, что «проказник» полностью от него зависит, вел себя с ним бесцеремонно, жестко одергивая при любых попытках выйти из-под контроля. «Попридержите теперь перо»; «Что вы пишете, есть вздор»; «Что, Вы объявляете, что ли, Высочайшие] пов[еления]?»; «Хотел прочесть Вам целую лекцию о том, как надо возражать автору письма в защиту судебного] ведомства]{345}» — эти и другие фразы свидетельствуют о довольно невысокой оценке им Мещерского. Очевидно, обер-прокурор считал свою власть над консервативным публицистом безграничной. В этом вопросе, как и во многих других, ему впоследствии доведется пережить разочарование, однако в начале и середине 1880-х годов его позиции в отношении воздействия на консервативную прессу казались чрезвычайно прочными.
Подводя итог обзору деятельности Победоносцева в идеологической сфере, нужно подчеркнуть, что распространенная среди историков и современников точка зрения, будто он был слабым политиком, полностью лишенным позитивного начала, представляется не вполне обоснованной. Стремление оказать воздействие на общественное сознание, духовно-идеологическую жизнь общества, выступить своеобразным «наставником» составляло суть программы консервативного сановника, которую он совершенно сознательно противопоставлял административно-законодательной деятельности, преобразованию учреждений. Эта программа, в целом очень архаичная, была в то же время далеко не однозначным явлением. Возможно, придавая столь большое значение вопросам воздействия на общественное сознание, обер-прокурор в какой-то степени предвосхитил повышенную идеологизацию всех сторон общественной жизни, характерную для наступавшего XX века. Не случайно Р. Бирнс заметил, что характерное для обер-прокурора стремление сделать свою точку зрения максимально широко известной, донести ее до разных слоев общества — это манера поведения, типичная для политика XX столетия{346}. Так или иначе, повышенный интерес обер-прокурора именно к вопросам идеологии, его стремление занять по отношению к обществу позицию «воспитателя» действительно делали его в глазах современников весьма колоритной фигурой, достаточно резко выделявшейся на фоне большинства сановников. Одним из последствий предпринятой Победоносцевым попытки играть роль «всероссийского наставника» стало его неизбежное столкновение с теми выдающимися современниками, которые также претендовали на эту роль. Наиболее известными из них были Лев Николаевич Толстой и Владимир Сергеевич Соловьев.
