Особенности подхода консервативного сановника к общественно-политическим вопросам, видимо, были также связаны с идеями и впечатлениями, которые он вынес из родительского дома: влиянием присущего его отцу духа просветительства, привычек и навыков, связанных с его многолетней профессорской деятельностью. Искренняя вера в то, что общество должно являть собой объект научения, воспитания и перевоспитания, что ситуацию в стране можно изменить с помощью внушения правильных идей и «очищения» нравов, — всё это несло на себе явную печать наивного просветительства XVIII века, той идеологии, которой отец будущего обер-прокурора придерживался в течение всей жизни. К этому следует добавить, что сам Константин Петрович по складу личности, видимо, был предрасположен именно к преподавательской, наставнической деятельности и даже по внешнему виду напоминал современникам «педагога с уверенными, но простыми манерами», говорившего «с растяжкой, с привычкой втолковывать, что надлежит ведать и что значится в учебниках»{322}. Педагогические наклонности, коренившиеся глубоко в подсознании Победоносцева, побуждали его постоянно выступать с назиданиями и поучениями по самым разным поводам, воспринимать страну как огромную классную комнату, а общество — как незрелых, несамостоятельных учеников, нуждающихся в опеке и руководстве.
При этом консервативный сановник крайне болезненно относился к деятельности любых структур, стремившихся играть роль центров альтернативного идейного влияния на общество, стать средоточием независимой от властей гражданской активности. К числу таких структур он, безусловно, относил добровольные организации научного и культурно-просветительского характера — Общество любителей российской словесности, Юридическое и (с 1885 года) Психологическое общества при Московском университете. Особую неприязнь Победоносцев испытывал к Юридическому обществу, в котором, по его мнению, верховодили сплошь «заядлые позитивисты». Прикрываясь академическими лозунгами, добровольные организации, считал обер-прокурор, легально получали в свои руки мощное идеологическое оружие — право чтения публичных лекций, становившееся в их руках средством подрывной пропаганды. «С какой целью они (лекции. — А. П.) публично читаются и действуют на легкомысленную публику? — вопрошал Победоносцев министра народного просвещения Делянова, в ведении которого находились добровольные организации. — Конечно, не с доброй целью. Я слежу за этими явлениями и замечаю в последнее время, как они умножаются и систематизируются»{323}. Особую тревогу у него вызывали лекции, в которых речь шла о творчестве Льва Николаевича Толстого, о развитии в России религиозного инакомыслия и т. п. Обер-прокурор энергично (хотя и безуспешно) пытался предотвратить открытие Психологического общества, настаивал на строгом контроле добровольными организациями.
В зоне особого внимания Победоносцева находились просветительские мероприятия общественных структур, нацеленные на «простой народ»: публикация каталогов для народного чтения, учреждение бесплатных библиотек и читален, массовое издание дешевой литературы, развитие системы начального образования. Чрезвычайно тревожной тенденцией обер-прокурор считал широкое распространение «народных чтений» для массовой, как правило, неграмотной аудитории. Мощным потенциалом воздействия на общество обладало и искусство, переживавшее в пореформенную эпоху широкомасштабную демократизацию. Воздействие на сферу искусства, художественной культуры стало еще одним, притом весьма специфическим, направлением деятельности Победоносцева, оставившим весьма заметный след в истории России второй половины XIX — начала XX столетия, и закрепило за ним предельно мрачную репутацию «гонителя» и «душителя» всех свободных стремлений.
Действительно, репрессивные меры занимали в арсенале обер-прокурора заметное место. Однако только гонениями дело всё же не ограничивалось. Имея достаточно широкие знакомства в художественной и литературной среде, в целом представляя себе специфику творчества, Победоносцев стремился воздействовать на эту среду изнутри, противопоставляя неприемлемым для него тенденциям те явления, которые он считал доброкачественными, соответствовавшими истинному духу русской культуры, ее многовековым историческим традициям. Так, ополчившись против «вольной» трактовки канонических церковных сюжетов, представленных, в частности, в живописи Николая Николаевича Ге («Что есть истина?», «Голгофа»), он поощрял те творческие поиски, которые, по его мнению, в новом облике возрождали традиции церковной старины, стремились осмыслить культурную самобытность России.
Воплощением последней тенденции стала, в представлении Победоносцева, религиозная живопись Виктора Михайловича Васнецова, в частности его росписи Владимирского собора в Киеве, над которыми он вместе с Михаилом Васильевичем Нестеровым и другими художниками начал работать с 1885 года. Впервые с росписями Васнецова обер-прокурор ознакомился спустя три года, во время торжеств в честь юбилея крещения Руси, и они произвели на него огромное впечатление. «Что я видел, то поистине выше всего, виденного мною до сих пор где бы то ни было, — сообщил он Александру III — Думаю, что эти работы составляют эпоху в искусстве и что Васнецов — гениальнейший из русских художников в этом роде»{324}. В письме царю обер-прокурор предрекал, что храм с росписями знаменитого живописца станет главным художественным памятником его царствования, а спустя восемь лет, уже после смерти самодержца, в письмах доверенным корреспондентам в возвышенных тонах описывал церемонию освящения собора — «красоту, едва ли имеющую себе подобную», которую «невозможно было видеть без слез»{325}.
Александр III и Победоносцев стремились всячески поощрять характерные для 1880—1890-х годов тенденции к развитию неорусского стиля в изобразительном искусстве и архитектуре, преследуя тем самым политико-идеологические цели. Император, по словам обер-прокурора, требовал, «чтобы фасады и планы проектируемых к постройке церквей были представлены на Его воззрение, и охотно одобрял те проекты, которые воспроизводили русскую церковную старину»{326}. В официальном «Обзоре деятельности ведомства православного исповедания за время царствования Александра III» Победоносцев особо отметил все храмы в неорусском или близком к нему неовизантийском стиле, которые были освящены или к строительству которых приступили в 1880-е — начале 1890-х годов, среди них храм Спаса на Крови в Петербурге в память гибели императора Александра II и Спасов скит у станции Борки под Харьковом в честь спасения царской семьи во время железнодорожной катастрофы в 1888 году{327}.
Оживлению интереса к русской церковной старине должна была способствовать и развернувшаяся реставрация памятников церковной архитектуры: Успенских соборов во Владимире и Москве, митрополичьего двора в Ростове, Софийского собора в Новгороде, Георгиевского собора в Юрьеве-Польском. В письмах царю Победоносцев всячески стремился привлечь его внимание к памятным местам русской истории и православия: Воскресенскому Новоиерусалимскому монастырю, Владимиру, Пскову, Херсонесу. «Для Вас, — уговаривал обер-прокурор Александра III посетить Владимир, — я уверен в том, было бы делом самого живого интереса посмотреть на этот срединный пункт земли русской — на гнездо Москвы и русского государства — и видеть эти храмы, единственные по своему значению»{328}.
В вопросах музыкального искусства, прежде всего касавшихся церковного пения, обер-прокурор также выступал за восстановление исторических традиций, «гармонизацию церковного обихода… в строгой церковной и народной гамме». Здесь он активно сотрудничал с композитором М. А. Балакиревым, занимавшим пост директора Придворной певческой капеллы. Сфера церковного искусства, в том числе вокала, вообще пользовалась повышенным вниманием главы духовного ведомства, поскольку, по его мнению, именно эстетические, рассчитанные на непосредственное восприятие аспекты богослужения оказывали наибольшее влияние на душу «простого народа». При Победоносцеве были реорганизованы Московский синодальный хор и Училище церковного пения. Санкт-Петербургское епархиальное братство Пресвятой Богородицы, заседавшее в доме обер-прокурора и фактически работавшее под его руководством, занималось в том числе восстановлением древнерусского строя церковного пения и изданием переложений древних церковных напевов.
