Создание весной 1878 года Добровольного флота явилось результатом не слишком удачного для России завершения войны с Турцией, результаты коей под давлением великих держав, прежде всего Англии, пришлось пересмотреть на Берлинском конгрессе. Под впечатлением от выявившейся в ходе войны военно-технической слабости России представители московских патриотических кругов решили собрать деньги по подписке и закупить на них пароходы, которые в случае войны можно было бы переоборудовать в крейсеры. Инициаторы предприятия обратились за поддержкой к цесаревичу, а он попросил взяться задело Победоносцева. В результате с апреля 1878 года тот стал ведать сбором средств для высочайше утвержденного Комитета по устройству Добровольного флота, а в 1879-м возглавил правление общества.
Первоначально воспринявший московскую инициативу весьма скептически, подозревая в ней попытку косвенным путем добиться влияния на Александра Александровича, Победоносцев вскоре понял, что новая структура открывает ему значительные возможности в плане разворачивавшейся в то время борьбы в верхах. Прежде всего, вмешательство в дела, связанные с флотом, было дополнительным оружием против одного из столпов правительственного либерализма — великого князя Константина Николаевича. После того как Победоносцев занялся делами судоходной компании, в его переписке с цесаревичем всё чаще стали встречаться упоминания о преимуществе ее пароходов перед кораблями морского министерства, о пренебрежении, с которым великий князь Константин относится к своим прямым обязанностям, о том, что Добровольный флот вынужден брать на себя функции, от которых фактически отреклось министерство (в частности, организацию бесперебойной морской связи Центральной России с Дальним Востоком).
Руководство Добровольным флотом давало Победоносцеву возможность вмешиваться в самый широкий круг дел в различных сферах государственного управления. Здесь особенно ярко стали проявляться примечательные качества консерватора, которые и раньше были заметны в его отношениях с наследником престола, — стремление высказываться по самым разным административно-политическим вопросам и безусловная вера в свою способность эти вопросы решить. Еще в годы Русско-турецкой войны Константин Петрович авторитетно высказывался и о воспитании детей цесаревича, и о правильных, с его точки зрения, способах ведения военных действий. Теперь же, полемизируя со своим тезкой, великим князем, он подробно рассуждал о сравнительной пригодности для России различных типов крейсерских кораблей и грузовых судов; в письмах цесаревичу давал безапелляционные оценки администраторам, руководившим важными для Добровольного флота регионами (Таврической губернией, Одессой, Сахалином). Будущий обер-прокурор, не имевший никакого отношения ни к военной, ни к технической сфере, попытался заняться даже перевооружением русской армии и флота. Он руководил опытами по созданию «воздухоплавательных снарядов» (с целью поставить под удар Англию, недостижимую с суши), а также поддерживал инженера С. К. Джевецкого, занимавшегося созданием первых моделей подводных лодок.
Встав у руля Добровольного флота, Победоносцев впервые после 1869 года, когда прекратилось его наставничество в царской семье, смог занять официальное положение при наследнике, стать, по словам историка Ю. В. Готье, «его формальным сотрудником в деле, требовавшем определенных докладов, распоряжений и выбора людей»{236}. В определенной степени флот рассматривался им и как резервуар кадров, которые можно было использовать в борьбе за власть.
Одним из выдвиженцев Победоносцева, прошедшим через Добровольный флот, был упоминавшийся выше морской офицер, участник Русско-турецкой войны Николай Михайлович Баранов, прославившийся в 1877 году после сообщения, что находившийся под его командованием пароход «Веста», переоборудованный в крейсер, сумел выдержать неравный бой с турецким броненосцем. Впоследствии Баранова обвинили во лжи, он попал под суд и даже был уволен со службы, однако вину не признал и продолжал пользоваться доверием Победоносцева. В глазах бывшего профессора лихой капитан был воплощением излюбленного им типа администратора — «живого человека», способного действовать «с огнем», с энергией, не обращая слишком большого внимания на бюрократические формальности. «Есть в этом человеке огневая жилка, — писал Победоносцев Александру Александровичу, — и натура у него, при всех недостатках, бесспорно русская»{237}.
За пределами Добровольного флота будущий обер-прокурор также был склонен поддерживать тех администраторов и военачальников, которые проявляли качества «живых людей», были известны прославянскими симпатиями и в той или иной степени находились в оппозиции правительству Александра II. К их числу относились бывший посол в Константинополе Николай Павлович Игнатьев, выступавший в свое время за более решительную политику России на Балканах, генералы Михаил Дмитриевич Скобелев и Михаил Григорьевич Черняев.
В условиях кризиса близость к наследнику престола способствовала укреплению позиций Победоносцева в верхах. Когда после очередного террористического акта — взрыва в Зимнем дворце, устроенного народовольцем Степаном Халтуриным в феврале 1880 года, — к власти был призван генерал М. Т. Лорис-Меликов, получивший диктаторские полномочия, он включил консервативного сановника в состав Верховной распорядительной комиссии — чрезвычайного органа, призванного координировать деятельность всех государственных ведомств по борьбе с революционным движением. По представлению Лорис-Меликова бывший воспитатель цесаревича в апреле 1880 года был назначен на пост правительственного чиновника, ведавшего делами Русской православной церкви, — обер-прокурора Святейшего синода, а в декабре вошел в состав Комитета министров. Возвышая консерватора, генерал, безусловно, шел на политический маневр, рассчитывая таким образом укрепить отношения с цесаревичем, близость к которому Победоносцева была общеизвестна.
Сам же бывший наставник наследника поначалу воспринимал деятельность новоявленного диктатора достаточно благосклонно, видя в нем воплощение «сильной личности», способной решительными мерами подавить крамолу. Отношение начало меняться после того, как выяснилось, что генерал задумал изменить направление правительственной политики, намереваясь сочетать репрессии против революционеров с отдельными уступками «благомыслящим» слоям общества, апогеем которых должно было стать введение в России представительства. Подобная политика в глазах Победоносцева была совершенно недопустима, и борьба против Лорис-Меликова стала с конца 1880 года важнейшим направлением его правительственной деятельности.
Введение в России представительства, по мнению обер-прокурора, было мерой совершенно абсурдной и не только не положило бы конец кризису, но и довело бы его до предельной остроты. Он считал, что сторонники либеральных мер, вместо того чтобы заботиться об укреплении дисциплины, собирались «пустить куда-то — в свободное пространство — в так называемое общество важнейшие функции государственной власти»{238}. Не находя разумного объяснения появлению подобных проектов, Победоносцев делал вывод, что на ключевые посты в правительстве проникли изменники, которые исподволь готовят крушение государства. Измена, по его мнению, свила гнездо в святая святых государственного аппарата — Третьем отделении Собственной Его Императорского Величества канцелярии. Изменником он считал и великого князя Константина Николаевича. «Все простые русские люди, — написал Победоносцев Александру Александровичу уже после 1 марта, — говорят со страхом и ужасом о Мраморном дворце (резиденции Константина. — А. 77.). Мысль эта вкоренилась в народе»{239}.
Обер-прокурор отчаянно, используя все доступные средства, пытался предотвратить нарастание неприемлемых для него тенденций в правительственной политике. Его помощником в этом деле оказался М. Н. Катков — редактор-издатель газеты «Московские новости» и журнала «Русский вестник», один из лидеров консервативной журналистики. Крайне негативно относившийся к периодической печати в целом и уж тем более отрицавший за ней право вмешиваться в политические вопросы, Победоносцев в данном случае счел возможным опереться на поддержку Каткова, активно (хотя и тайно) поощряя кампанию, которую тот вел против либеральных тенденций в верхах. Он детально информировал московского публициста обо всех перипетиях внутриправительственной борьбы, содержании проводившихся совещаний и своих беседах с министрами, сообщал о готовившихся правительством мерах. Своеобразным каналом связи с консервативной Москвой — с тем же Катковым, а также с И. С. Аксаковым — служили, видимо, письма Победоносцева Е. Ф. Тютчевой, которые именно в это время становятся особенно подробными и резкими.
