— Что здесь происходит, ради всего святого? — спросил он.

Поскольку вопрос идеально резюмировал чувства Абдуллы, он поймал себя на том, что мужчина ему нравится. У него были выцветшие рыжие волосы и усталое, словно высеченное из скалы лицо. Черный халат вызвал у Абдуллы уверенность, что это чародей Сулиман. Хотя он в любой одежде выглядел бы как чародей. Абдулла встал с кресла и поклонился. Чародей бросил на него суровый озадаченный взгляд и повернулся к Летти.

— Он из Занзиба, Бен, — сказала Летти, — и что-то знает про угрозу принцессе. И он привел с собой Софи. Она кошка! Смотри! Бен, ты должен немедленно превратить ее обратно!

Летти принадлежала к тем дамам, которые выглядят тем очаровательнее, чем в большее приходят отчаяние. Абдулла не удивился, когда чародей Сулиман мягко взял ее за локти и сказал:

— Да, конечно, любовь моя, — после чего поцеловал ее в лоб.

И Абдулла тоскливо задумался, будет ли у него когда-нибудь возможность вот так поцеловать Цветок-в-Ночи или добавить, как добавил чародей:

— Успокойся — помни о ребенке.

Затем чародей бросил через плечо:

— И не мог бы кто-нибудь закрыть входную дверь? Должно быть, уже половина Кингсбёри знает, что случилось.

Это расположило Абдуллу к чародею еще больше, чем раньше. Единственное, что не давало ему встать и закрыть дверь — страх, что, возможно, здесь является обычаем оставлять входную дверь открытой во время кризиса. Он снова поклонился и обнаружил, что чародей развернулся к нему лицом.

— И что произошло, молодой человек? — спросил он. — Как вы узнали, что эта кошка — сестра моей жены?

Вопрос привел Абдуллу в замешательство. Он объяснил — несколько раз, — что понятия не имел, что Полночь — человек, не говоря уже о том, что свояченица королевского чародея, но не был уверен, что его хоть кто-нибудь слушал. Они все были так рады видеть Полночь, что просто решили, будто Абдулла принес ее в дом исключительно по дружбе. Чародей не только не требовал внушительного вознаграждения, но и, кажется, считал себя обязанным Абдулле, и когда Абдулла возразил, что это не так, предложил:

— Что ж, в любом случае, пойдемте посмотрите, как она превращается обратно.

Он сказал это с таким дружелюбием и доверием, что Абдулла проникся к нему еще больше и позволил увлечь себя со всеми остальными в просторную комнату, которая вроде бы располагалась в задней части дома. Вот только у Абдуллы возникло чувство, что она каким-то образом находится совсем в другом месте. Пол и стены необычно изгибались.

Никогда прежде Абдулла не видел колдовства в действии. Он с интересом осмотрелся, поскольку комната была заполнена замысловатыми магическими устройствами. Ближе всего к нему находились филигранные формы, над которыми вился тонкий дымок. За ними посреди сложных знаков стояли большие необычные свечи, а за ними — странные изображения из сырой глины. Еще дальше он разглядел фонтан из пяти струй, падающих странными геометрическими узорами, который наполовину скрывал множество более странных вещей вдали за ним.

— Здесь негде работать, — сказал чародей Сулиман, проносясь мимо. — Должно продержаться, пока мы разбираемся в следующей комнате. Поторопитесь, все.

Все вихрем ворвались в меньшую комнату, находившуюся за этой. Она была пуста, за исключением нескольких круглых зеркал, висевших на стенах. Здесь Летти аккуратно посадила Полночь на сине-зеленый камень в центре, и та серьезно сидела, вылизывая внутреннюю часть передних лап и выглядя совершенно беззаботной, пока все остальные, включая Летти и слуг, лихорадочно строили вокруг нее нечто вроде палатки из длинных серебряных стержней.

Абдулла благоразумно встал возле стены, наблюдая. К этому моменту он уже пожалел, что заверил чародея, будто тот ему ничего не должен. Ему следовало воспользоваться возможностью и спросить, как добраться до замка в небе. Но он решил, что поскольку его тогда никто не слушал, лучше подождать, пока всё успокоится. Тем временем серебряные стержни превратились в узор из скелетообразных серебряных звезд, и Абдулла наблюдал за суетой, несколько сбитый с толку тем, как происходящее отражалось во всех зеркалах — маленькое, оживленное и выпуклое. Зеркала изгибались столь же странно, как стены и полы.

Наконец, чародей Сулиман хлопнул в продолговатые костлявые ладони.

— Хорошо, — сказал он. — Летти может помочь мне здесь. Остальные, идите в другую комнату и проследите, чтобы охранные чары для принцессы оставались на месте.

Ученики и слуги поспешили прочь. Чародей Сулиман раскинул руки. Абдулла собирался внимательно наблюдать и запоминать происходящее. Но каким-то образом, как только магия начала работать, он уже не знал, что происходит. Он знал, что что-то делается, но казалось, будто не делается ничего. Как если бы лишенный музыкального слуха слушал музыку. Время от времени чародей Сулиман произносил странное таинственное слово, от которого затуманивалась комната и вместе с ней голова Абдуллы, отчего наблюдать за происходящим становилось еще сложнее. Но основную сложность для Абдуллы представляли зеркала на стенах. Они постоянно показывали маленькие круглые картинки, которые выглядели как отражения, но ими не являлись — или не совсем являлись. Каждый раз, когда одно из зеркал привлекало взгляд Абдуллы, оно показывало пылающую серебряным светом конструкцию из стержней с новым узором — звезда, треугольник, шестиугольник или еще какой угловатый и таинственный символ, — тогда как настоящие стержни перед ним вовсе не пылали. Пару раз зеркало показало чародея Сулимана с раскинутыми руками, тогда как в комнате его руки были опущены по бокам. Несколько раз зеркало показало Летти, стоящую с по-прежнему сцепленными руками и выглядевшую сильно нервничающей. Но каждый раз, когда Абдулла смотрел на настоящую Летти, она двигалась, совершая странные жесты и выглядя абсолютно спокойной. Полночь вовсе ни разу не появлялась в зеркалах. И в реальности ее маленькую черную фигурку посреди стержней тоже было до странности сложно разглядеть.

Затем все стержни вдруг засияли туманным серебром, и пространство внутри заполнилось дымкой. Чародей произнес завершающее таинственное слово и отступил назад.

— Пропади оно пропадом! — сказал кто-то внутри стержней. — Теперь я совсем не могу вас чуять!

Это заставило чародея ухмыльнуться, а Летти — откровенно рассмеяться. Абдулла попытался рассмотреть того, кто их так развеселил, и ему пришлось тотчас отвести взгляд. Молодая женщина, припавшая к земле внутри конструкции, по вполне понятным причинам была совсем без одежды. То, что он успел мельком разглядеть, позволяло понять, что женщина была столь же светловолосой, сколь Летти темноволосой, но в остальном они очень походили друг на друга. Летти подбежала к одной из стен комнаты и вернулась с чародейской зеленой мантией. Когда Абдулла осмелился посмотреть, молодая женщина уже завернулась в мантию на манер шлафрока, а Летти пыталась одновременно обнять ее и помочь выбраться из конструкции.

— О Софи! Что случилось? — повторяла она.

— Секунду, — выдохнула Софи.

Видимо, поначалу у нее возникли трудности с удержанием равновесия на двух ногах, но она обняла Летти, а потом, пошатываясь, подошла к чародею и обняла и его тоже.

— Так странно без хвоста! — сказала она. — Но огромное спасибо, Бен.

Затем она направилась к Абдулле, передвигаясь уже гораздо свободнее. Абдулла попятился к стене, испугавшись, что она и его обнимет, но Софи только сказала:

— Должно быть, вам интересно, почему я следовала за вами. Правда в том, что я вечно теряюсь в Кингсбёри.

— Счастлив был послужить, очаровательнейшая из подменышей, — натянуто ответил Абдулла.

Он не был уверен, что сможет поладить с Софи лучше, чем с Полуночью. Она произвела на него впечатление слишком волевой для молодой женщины натуры — почти столь же ужасной, как сестра первой жены его отца Фатима.

Летти по-прежнему требовала рассказа о том, как Софи превратилась в кошку, а чародей Сулиман встревоженно говорил: