— Ах, я знала, что он будет злым и сварливым! — воскликнула Фатима. — Абдулла, подумай о позоре и разочаровании для этих бедных девушек, если ты сейчас откажешься от них! После того как они проделали весь этот путь, ожидая выйти замуж, и так нарядились! Как ты мог, племянник!

— Кроме того, я запер все двери, — заметил Хаким. — Не думай, что ты сможешь удрать.

— Мне жаль ранить чувства двух столь эффектных юных леди… — начал Абдулла.

Но чувства невест всё равно были ранены. Обе девушки испустили вопль. Обе уткнулись закрытым вуалью лицом в ладони и тяжело зарыдали.

— Это ужасно! — прорыдала розовая.

— Я знала, что сначала следовало спросить его! — вскричала желтая.

Абдулла обнаружил, что вид плачущих женщин — особенно таких массивных, у которых от плача тряслось всё — заставляет его ужасно себя чувствовать. Он знал, что он болван и чудовище. Ему стало стыдно. Девушки не были виноваты в сложившейся ситуации. Ассиф, Фатима и Хаким использовали их, как использовали Абдуллу. Но главная причина, почему он так отвратительно себя чувствовал — и которая вызывала настоящий стыд — заключалась в том, что он просто хотел, чтобы они перестали, замолчали и прекратили трястись. В остальном ему было плевать на их чувства. Он знал, что, если сравнит их с Цветком-в-Ночи, они вызовут у него отвращение. Мысль о женитьбе на них стояла ему поперек горла. Его тошнило. Но только из-за того, что они хныкали, шмыгали носом и дрожали перед ним, он поймал себя на мысли, что, возможно, три жены не так уж много, в конце концов. Эти две составят компанию Цветку-в-Ночи, когда они окажутся далеко от Занзиба и дома. Ему придется объяснить им ситуацию и загрузить их на волшебный ковер…

Эта мысль вернула Абдулле здравый смысл. Резко сбросив его на землю. Примерно, как мог бы сделать волшебный ковер, если на него загрузят двух столь тяжелых женщин — если, конечно, предположить, что он вообще оторвется от земли. Они были такие толстые. Что касается того, что они могли бы составить компанию Цветку-в-Ночи — тьфу! Она была умной, образованной и доброй, так же как и красивой (и стройной). Эти две должны были еще доказать, что у них есть хоть она извилина на двоих. Они хотели выйти замуж, и плач был их способом принудить его к этому. И они хихикали. Он ни разу не слышал, чтобы Цветок-в-Ночи хихикала.

Тут Абдулла с изумлением обнаружил, что действительно по-настоящему любит Цветок-в-Ночи именно так пылко, как говорил себе — или даже больше, поскольку сейчас он понял, что уважает ее. Он знал, что умрет без нее. А если он согласится жениться на этих двух жирных племянницах, он останется без нее. Она назовет его жадным, как принца из Очинстана.

— Я весьма сожалею, — сказал он, перекрывая громкие рыдания. — Вы действительно должны были сначала посоветоваться со мной, о родственники первой жены моего отца, о высокоуважаемый и честнейший судья. Мы могли бы избежать этого недоразумения. Я не могу пока жениться. Я дал обет.

— Какой обет? — спросили все остальные, включая жирных невест, а судья добавил: — Ты зарегистрировал этот обет? Чтобы быть законными, все обеты должны быть зарегистрированы у мирового судьи.

Как неловко. Абдула принялся лихорадочно соображать.

— Конечно, он зарегистрирован, о истинные весы рассудительности, — сказал он. — Отец отвел меня к судье зарегистрировать обет, когда велел мне принести его. В то время я был всего лишь малышом. Хотя тогда я не понимал, теперь вижу, что он связан с пророчеством. Отец, будучи осторожным человеком, не хотел, чтобы его сорок золотых монет пропали зря. Он заставил меня принести обет, что я не женюсь, пока судьба не вознесет меня над всеми в этой стране. Так что видите, — Абдулла засунул руки в рукава своего лучшего костюма и с сожалением поклонился двум жирным невестам, — пока я не могу жениться на вас, двойной лакомый кусочек медового сахара, но время еще настанет.

— О, ну в таком случае! — произнесли все с разными оттенками недовольства, и, к глубокому облегчению Абдуллы, большинство отвернулось от него.

— Я всегда считала, что твой отец — алчный человек, — добавила Фатима.

— Даже из могилы, — согласился Ассиф. — Тогда мы должны подождать возвышения дорогого мальчика.

Судья, однако, твердо стоял на своем.

— А кто был тот судья, перед которым ты принес обет? — спросил он.

— Я не знаю его имени, — придумал Абдулла; в его голосе звучало крайнее сожаление, и он весь вспотел. — Я был крошечным ребенком. И он показался мне стариком с длинной седой бородой.

Он решил, что такое описание подойдет любому судье, который когда-либо существовал, включая стоявшего перед ним.

— Я должен буду проверить все записи, — раздраженно сказал судья.

Он повернулся к Ассифу, Хакиму и Фатиме и холодно произнес официальное прощание.

Абдулла ушел с ним, чуть ли не вцепившись в официальный кушак судьи, торопясь поскорее убраться из магазина и от двух жирных невест.

— Что за день! — сказал себе Абдулла, наконец вернувшись в свою лавку. — Если мне будет и дальше так «везти», не удивлюсь, если мне не удастся сдвинуть ковер с места!

Или же, подумал он, ложась на ковер по-прежнему в своей лучшей одежде, он доберется до ночного сада, только чтобы обнаружить, что Цветок-в-Ночи слишком разозлилась на его глупость прошлой ночью и больше его не любит. Или же она всё еще любит его, но решила не улетать с ним. Или же…

Уснуть ему удалось не сразу.

Но когда Абдулла проснулся, всё было идеально. Ковер как раз скользил вниз, собираясь мягко приземлиться на залитом лунным светом пригорке. Абдулла понял, что все-таки произнес секретное слово, и с тех пор, как он произнес его, прошло так мало времени, что он почти помнил, какое это слово. Но оно тут же выветрилось из головы, когда среди белых благоухающих цветов и круглых желтых светильников к нему нетерпеливо помчалась Цветок-в-Ночи.

— Ты здесь! — крикнула она на бегу. — Я волновалась!

Она не злилась. Сердце Абдуллы запело.

— Ты готова уйти? — крикнул он в ответ. — Запрыгивай ко мне.

Цветок-в-Ночи восторженно засмеялась — а вовсе не захихикала — и понеслась через поляну. Похоже, именно в этот момент луна зашла за тучу, поскольку одно мгновение, пока она бежала, ее — золотую и нетерпеливую — освещали только светильники. Он встал и протянул к ней руки.

И в тот же момент облако спустилось прямо до светильников. И это было не облако, а громадные черные кожистые крылья, которые беззвучно взмахивали. Пара таких же кожистых рук с ногтями, похожими на когти, потянулись из тени взмахивающих крыльев и обернулись вокруг Цветка-в-Ночи. Абдулла видел, как она дернулась, когда руки прервали ее бег. Она повернулась и подняла взгляд. То, что она увидела, заставило ее закричать: она испустила единственный дикий неистовый вопль, который оборвала одна из кожистых рук, переместившись и прихлопнув громадной когтистой ладонью ее лицо. Цветок-в-Ночи стучала по руке кулаками, пиналась и боролась, но без особого успеха. Ее подняли — маленькая белая фигурка на фоне огромной черноты. Громадные крылья снова беззвучно взмахнули. Гигантская ступня с когтями, как на руках, придавила дерн примерно в ярде от пригорка, на котором Абдулла всё еще вставал, и кожистая нога напрягла мощные мышцы голени, когда существо — чем бы оно ни было — резко выпрямилось. Всего на мгновение Абдулла оказался смотрящим в ужасное кожистое лицо с кольцом в крючковатом носу и вытянутыми раскосыми глазами, широко расставленными и жестокими. Существо не смотрело на него. Оно просто сосредоточилось на том, чтобы вместе с пленницей подняться в воздух.

В следующую секунду оно было уже высоко. В течение еще одного биения сердца Абдулла видел его над головой — могучего летящего ифрита, который раскачивал в руках крошечную бледную девушку. А потом ночь поглотила их. Всё это произошло невероятно быстро.