Несчастный случай обернулся для Честера пусть вынужденным, но необходимым отдыхом. И только сейчас он по-настоящему осознал, насколько сильно успел устать.

Свободное время и отсутствие занятий, которым его можно было бы занять, заставили Честера о многом задуматься. Навязчивые мысли сами собой приходили ему в голову, и далеко не все они были приятными. Он раз за разом вспоминал свою ссору с отцом, но раскаяния не испытывал. Напротив, только сильнее злился. Он рассуждал над своим довольно жалким существованием – не вечно же ему жить в гримёрке и подметать полы? Он хотел быть барабанщиком, хотел играть в группе, а пока что в лучшем случае настраивал барабаны для других. Честер надеялся, что клуб даст ему какой-то старт и будет проходным пунктом к чему-то важному и настоящему. Но если нет? Если он сбежал из родительского дома только ради того, чтобы тихонько спиваться и до старости бегать на побегушках у других? Такой вариант Честера совершенно не устраивал.

– Хватит, депрессивный нытик! – Честер мысленно отвесил самому себе звонкую затрещину, и его рот сам собой растянулся в улыбке.

Безделье, такое непривычное, сводило его с ума. Он снова поднялся в зал, чтобы помочь Колину, но Колин снова отправил его обратно – свежее кровавое пятно, которое расползалось по когда-то белой, а теперь покрытой багровыми разводами рубашке Честера, распугивало посетителей. И Честер, морщась от боли, вернулся в гримёрку.

– Книжку бы, кни-и-ижку бы! – страдальчески протянул Честер, обходя крошечную и почти пустую комнату уже в пятый или шестой раз в надежде отыскать что-то, что помогло бы ему скоротать время.

Он снова открыл шкаф, где музыканты обычно оставляли свою одежду, и тоскливо вздохнул. Пусто. Потом вдруг на полу в тёмном углу он заметил какой-то предмет – не то бумажник, не то записная книжка. Видимо, выпало у кого-то из кармана. Честер наклонился, сдавленно крякнул – порез отозвался пронзительной жгучей резью в боку, и поднял находку с пола. Это был небольшой блокнот, несколько страниц из которого были вырваны, зато остальные были совершенно чистыми, если не считать нескольких каракуль, словно бы кто-то пытался расписать ручку.

– Хоть оригами начинай осваивать, – ворчливо усмехнулся Честер и покачал головой: – Приятель, разговаривать вслух, когда рядом никого нет – странная привычка. Впрочем, разговаривать вслух с самим собой, когда рядом кто-то есть, чревато принудительным походом к врачу. Чёрт, я тут так реально свихнусь!..

Он подошёл к зеркалу и посмотрел на своё отражение, с усмешкой покачал головой и снял с себя рубашку, которая точно больше не была пригодна к тому, чтобы появляться в ней на людях. В шкафу висела ещё одна рубашка – насыщенно-голубая, которую он приобрёл в магазине клуба. Он ещё ни разу не надевал её, берёг для какого-то особого случая, хотя сам не знал, для какого именно, но похоже настало время перевести её в разряд рабочей одежды и потратить часть сбережений на новые вещи.

Честер с трудом влез левой рукой в рукав, поморщившись, застегнул пуговицы, захватил пачку сигарет и вышел из гримёрной.

Сначала он поднялся на улицу, в свежесть тёплого летнего дня. С этой работой он почти перестал бывать на воздухе – короткие вылазки за пределы подвала клуба сводились к перекурам или разгрузке товаров и выносу мусора. Пожалуй, это надо было менять.

Честер любил Лондон и его узкие улочки. Любил этот дух истории, который, кажется, пропитывал каждый камень в старинных зданиях. Любил серое небо, которое чаще проливалось лёгкой моросью, чем настоящим дождём. Любил утренний туман и холодный ветер с Темзы…

Он прислонился к стене, небрежно закинул ногу на ногу и прикурил. Глубокий вдох заставил его закашляться – виной тому был злополучный порез, а не вкус никотина на языке. Каждое движение незамедлительно вызывало острый приступ боли, пронзающей его бок.

– Честер? – кто-то окликнул его, и Честер вздрогнул.

– Мистер Хоув? Добрый день.

– Добрый, – кивнул Рик. – Как твои дела?

– Спасибо, нормально.

– Рад слышать. А разве тебе можно?..

– Мне уже давно шестнадцать. И через две недели…

– Я не про сигареты, – перебил Честера Рик. – Вставать тебе можно?

– Можно, – ответил Честер, не вдаваясь в подробности. Хотя Бекки вряд ли бы это одобрила. И тем более вряд ли бы одобрила его намерения завтра утром вернуться к занятиям за установкой.

– Что ж, ладно. Отдыхай, сколько потребуется, – кивнул Рик.

Он был единственным, кто не спрашивал Честера, почему тот не обратился к врачу, и не настаивал, чтобы он это сделал. И Честер прекрасно понимал причину: Рику совершенно точно не были нужны скандалы, а бездомный ребёнок, которому ещё не исполнилось восемнадцать и который получил удар ножом в стенах клуба, точно не поспособствовал бы хорошей репутации заведения.

Честер проводил скрывшегося за дверью Рика взглядом, докурил свою сигарету и спустился в зал. Днём понедельника здесь было пусто. Редкие посетители зашли перекусить в обеденный перерыв, да две девушки, обвешанные пакетами, выходили из магазина. Заметив Честера, они обе умолкли, одна вдруг чуть покраснела, шепнула что-то на ухо подруге, после чего они обе тихонько захихикали.

Честер лишь в недоумении приподнял брови и прошёл мимо.

– Ну что, цел? – спросил Колин и привычным жестом выставил перед Честером чашку кофе.

Честер не стал возражать, хотя пришёл сюда совсем не за этим.

– Цел, – кивнул он. – Слушай, у тебя тут ручки или карандаша случайно нет?

– Валялась где-то. Сейчас посмотрю, – Колин проверил несколько ящиков и в конце концов извлёк из одного из них обшарпанную ручку, с покусанным кончиком и уже наполовину исписанную.

– Подойдёт?

– Если она пишет, то более чем! – откликнулся Честер.

– Держи. Есть хочешь?

– Да нет, спасибо.

– Ну заходи, как проголодаешься. Или лежи там, отдыхай. А я занесу тебе сэндвич, когда будет перерыв.

– Да не стоит…

– Слушай, приятель, я не знаю, насколько паршиво ты себя чувствуешь, но выглядишь ты хреново. Аристократическая бледность тебе, конечно, к лицу, но вот эти чёрные круги под глазами – уже немного лишние. Так что ты приходи в себя, а потом будешь решать, что там стоит, а что нет. И, кстати, Рик сказал, что хочет с тобой поговорить.

– Рик? Странно. Я встретил его на улице минут пятнадцать назад. И он мне ничего такого не сказал, – удивился Честер.

– Моё дело предупредить, – пожал плечами Колин.

– А о чём именно он хочет поговорить? – озадаченно уточнил Честер.

– Не знаю, – помотал головой Колин и отвернулся к клиенту.

Честер не стал больше его отвлекать, допил свой кофе и поднялся с места. Снова это простое действие вызывало резкий приступ боли, Честер невольно поморщился и подумал, что было бы неплохо опробовать таблетки, которые оставила Бекки. С другой стороны, может быть лучше было попросить у Колина виски? Это средство действовало безотказно…

Честер вернулся в гримёрку и уселся на диван, стараясь подобрать положение, которое причиняло бы ему меньше неприятных ощущений. Потом взял записную книжку и разложил её на коленях.

Он задумчиво повертел в руках погрызенную ручку, потом провёл стержнем по первой странице, выписывая своё имя – Честер Ченс. Но вместо слов на бумаге остались лишь вдавленные следы.

– Ну конечно! – с сарказмом усмехнулся Честер, но всё же решил проявить настойчивость. Невидимые загогулины и спирали оставались на бумаге вслед за движениями его пальцев, и он уже был готов бросить эту затею, как вдруг синяя полоса рассекла страницу, перечёркивая его предыдущие безуспешные попытки.

– Отлично! – воскликнул Честер, теперь уже весьма довольным тоном.

Похоже, привычка разговаривать с самим собой вслух прочно укоренялась.

Зачем ему вообще была нужна ручка, Честер не знал. Никакой конкретной идеи у него не было. Просто с ручкой определённо должно было быть веселее, чем без неё. При достаточной степени развитости воображения ручка вообще могла спасти от самой унылой из всех возможных смертей – от скуки.