– Тебя готовы принять в Оксфорде после того, как ты сдашь экзамены высшего уровня.

– Хорошо, – безразлично кивнул Честер, скорее, чтобы быстрее отделаться от этого разговора.

– Если ты поступишь туда, я выделю тебе содержание, пятьдесят фунтов в неделю, – лорд внимательно посмотрел на сына, оценивая его реакцию.

Честер в лёгком удивлении вскинул брови – с чего вдруг такая щедрость?

– С одним условием, – продолжил лорд, не дождавшись вопросов от Честера. Тот хмыкнул, но промолчал.

– Ты оставишь свои занятия барабанами.

– Что?! – оторопел Честер.

– С этим можно было как-то мириться, пока ты был ребёнком, Чарльз. Но ты уже взрослый. А взрослый должен вести себя подобающим образом…

– Подожди-подожди-подожди! – перебил его Честер. В нём постепенно поднималось возмущение. Он позабыл о концерте, на который так старательно собирался и которого так ждал. В ушах глухо отдавался каждый учащённый удар сердца.

– Чарльз, не веди себя, как избалованный ребёнок! Молодому человеку твоих кровей не пристало заниматься всякой ерундой и одеваться в эти тряпки!

– Это моя жизнь! И я сам в праве решать, чем мне заниматься и во что одеваться! – глаза Честера вспыхнули огнём негодования и протеста.

– А я запрещаю тебе, – холодно процедил сквозь зубы лорд.

– Ты не имеешь права! Я уже взрослый! Ты сам это сказал!

– Да? Напомни, в таком случае, под чьей крышей ты живёшь и кто отвечает за тебя, пока тебе не исполнится двадцать один, – сухо сказал лорд. – Я не дам тебе больше ни пенни, если ты не бросишь заниматься тем, что ты по какому-то недоразумению называешь музыкой!

– Да? А если я скажу, что мне наплевать на твои деньги? И что ты можешь засунуть их себе в глотку? – вспылил Честер. Ещё ни разу их с отцом противостояние не выливалось в столь бурные сцены и ещё ни разу Честер не позволял себе таких высказываний в адрес лорда.

– Это твоё последнее слово?

– О, да! И можешь не сомневаться, я его сдержу! – Честер развернулся на сто восемьдесят градусов и решительно шагнул из комнаты.

– Что ж, мне тоже есть, что тебе на это ответить. Я запрещаю тебе заниматься музыкой. Я запрещаю тебе куда-либо уходить и, кстати, я знаю про старую конюшню.

Честер замер на месте – он уже тянулся к пальто, когда услышал в голосе отца какие-то новые зловещие интонации.

– Что ты имеешь ввиду? – спросил Честер, обернувшись.

– К сожалению, сегодня она сгорела. Вместе со всем содержимым, – сказал лорд, с удовлетворением наблюдая, как дрогнули губы Честера – на этот раз не от смеха.

– Что ты имеешь ввиду? – тихо повторил Честер свой вопрос.

– Я же говорил, что заставлю тебя меня слушаться. К сожалению, твои барабаны сгорели во время пожара. И то же самое случится с новыми, если ты вдруг захочешь их купить.

– Что ты наделал? – Честер посмотрел на отца с нескрываемой ненавистью.

– И как только ты выйдешь за порог, твоя гитара и все твои пластинки тоже окажутся в камине. Можешь не сомневаться, – спокойно сказал лорд.

Честер встряхнул головой, выводя себя из оцепенения. Он вдруг понял, что его больше ничего не связывало с этим домом и с людьми, которые здесь жили. Он взял с вешалки пальто, досадуя, что запутался в рукаве и никак не мог его надеть. Вопреки злости, которая буквально его душила, Честер почувствовал, что вот-вот рассмеётся, и поспешно направился к входной двери, прежде чем идиотская улыбка растянется на его лице. Он не хотел, чтобы сейчас отец видел его улыбку.

– Ну и что ты, по-твоему, делаешь?

– Ухожу, – сказал Честер тихо, едва разжимая зубы.

– Ты дурак! Куда ты пойдёшь? На что ты будешь жить?

– Да скачи ты конём! – отозвался Честер, распахнул дверь и вышел на улицу.

В ушах шумело, он был в смятении, в ярости, в негодовании. Честер сделал первый шаг на тротуар, на ходу влезая наконец в пальто и застёгивая пуговицы, и теперь всё-таки широко улыбнулся. Свобода. Первый раз в жизни он был по-настоящему свободным. А оттого – безусловно счастливым.

Он не представлял себе, как будет жить дальше. И его неприятно саднила тоска по пропавшей установке – она стоила не очень больших денег, но всё равно была ему дорога. В словах отца он не сомневался – если тот говорил, что барабаны сгорели в огне, значит, так оно и было. И Честер воспринял это как личное предательство. Ярость и возмущение клокотали у него в груди. И вместе с тем он действительно был счастлив. Он наконец вырвался из своего плена. На этот раз – навсегда.

Честер довольно долго шёл пешком – сердце всё ещё лихорадочно билось о рёбра, а мысли путались в голове. Резкий автомобильный гудок заставил его вздрогнуть. Он едва успел отскочить в сторону от машины, водитель которой всем своим видом показывал недовольство бестолковым растяпой, чуть не угодившим ему под колёса.

Честер выдохнул и присел на тротуар, уронив голову на колени. Свобода – это, конечно, прекрасно. Но надо было определяться, что с этой свободой делать. Ему негде было жить, а тех денег, которые он по счастливой случайности взял с собой из дома, хватило бы ему только на вечер.

– Чёрт, концерт же! – Честер стукнул себя по лбу и рассмеялся.

Он поднялся на ноги и взглянул на часы. До выхода «The Who» на сцену оставалось всего ничего, а он даже не представлял себе, сколько времени могла занять дорога до клуба, ведь даже не знал, куда привели его ноги, пока он пребывал в состоянии полного эмоционального хаоса.

– Чёрт, – Честер оглянулся по сторонам и снова рассмеялся, оценивая всю абсурдность своего положения.

Спешивший по делам прохожий с опаской и недоумением покосился на разодетого подростка, но Честеру было всё равно. Кое-как заставив себя успокоиться, он снова посмотрел на часы, а потом ещё раз огляделся. Вообще-то он неплохо знал Лондон, но сейчас не мог найти ни одного знакомого ориентира. Очередной приступ близкого к истерике смеха подступил к горлу.

Честер передёрнул плечами и зашагал по тротуару – в сторону шума машин. Через несколько метров он снова рассмеялся, теперь уже с облегчением: местность наконец стала знакомой. Итон Террас должна была вывести его на Честер Роу – название которой, как и близлежащей Честер Сквер, всегда заставляли Честера улыбаться. Выходит, всё это время он буквально ходил кругами вокруг собственного дома.

– Хэй! – крикнул Честер, призывно взмахнув рукой, когда заметил чёрный силуэт кэба. Прежде чем открыть дверь и заглянуть в салон он похлопал себя по карманам, удостоверяясь, что деньги всё ещё были при нём. Ещё несколько минут назад он не знал, на что будет жить. А теперь шиковал поездками на такси. Честер не умел экономить, но вовсе не оттого, что привык к богатству.

– Оксфорд-стрит, семьдесят девять, – попросил Честер, забираясь в кэб.

Дорога заняла чуть больше двадцати минут и заставила Честера расстаться с двенадцатью шиллингами. Расплачивался он с беззаботностью, какую мог позволить себе лишь очень богатый человек, хотя на самом деле никогда не бывал обременён лишними средствами.

У входа в клуб уже не толпилось посетителей – ещё бы, концерт должен был начаться около получаса назад. Честер беспрепятственно вошёл внутрь. Эл замолвил за Честера словечко перед всеми сотрудниками клуба. К тому же, на подобные нарушения частенько закрывали глаза. Годом раньше, годом позже…

Грохочущие барабаны и рёв гитар Честер услышал ещё с лестницы. Он бегом спустился по ступенькам и прошмыгнул в набитый зал. Жаль, но похоже к сцене было уже не пробраться.

Клуб размещался в подвале и, соответствуя своему названию – «Куб», занимал огромное пространство: вместительный концертный зал с высокими потолками, бар и множество молодёжных магазинов прятались за не слишком примечательной дверью.

Разодетые по последней моде ребята и девушки с ликованием наблюдали за выступлением группы. Большинство восхищённых взоров было обращено на вокалиста, который носился по сцене, подпрыгивал, падал на колени и снова вскакивал. Словно соревнуясь с ним, гитарист тоже не стоял на месте. Но Честер не обращал на них особого внимания. Его взгляд был прикован к барабанщику.