На деньги, полученные за очередную выигрышную ставку, он купил себе дешёвую подержанную гитару, но если слушать, как на гитаре играют другие, ему нравилось, то играть самому казалось скучным. Может, ему просто не хватало терпения. Совершенно точно ему не хватало мастерства.

Тогда Честер решил попробовать барабаны – именно в них, как ему казалось, заключалась простая и неподдельная магия рок-н-ролла, пусть даже потенциал этого инструмента до сих пор не был полностью раскрыт (и только один барабанщик – совсем юный, ненамного старше самого Честера, успел уловить эту суть, так что Честер, услышав Кита Муна ещё в составе его первой группы, сразу понял, на кого он хотел быть похожим!).

Свою первую установку Честер собирал по частям. Он покупал новый барабан или тарелку всякий раз, когда делал удачную ставку. А летом, когда ему исполнилось двенадцать, Честер в тайне от отца устроился работать на конюшню к Джереми. Проводил там утренние часы – с пяти и до семи, ухаживая за лошадьми и выводя их на утренние упражнения. Это позволило ему заработать на оставшуюся часть установки. Он хранил её в здании старой заброшенной конюшни на территории поместья и там же репетировал, сначала в одиночестве, потом вместе со своими группами: барабанщик всегда был нарасхват, а уж барабанщик с собственной установкой и местом для репетиций – тем более! Даже несмотря на столь юный возраст и на то, что из Лондона до его поместья приходилось добираться на машине около часа, а попадаться на глаза лорду Честерфилду было строго-настрого запрещено – всё это было лишь дополнительным приключением для юных музыкантов.

Своё происхождение от товарищей по группам Честер скрывал. Рассказывал, что он был всего лишь конюхом, хотя мало кто ему верил – искоренить из своей речи аристократический акцент Честеру так и не удалось.

Когда Честеру исполнилось четырнадцать, отец задумался о том, чтобы отправить сына в какой-нибудь интернат, но в конечном итоге решил, что тот должен оставаться под его личным присмотром, и Честера перевели в школу Вестминстера. Именно там он, сам того не ожидая, снова встретился с Томасом.

За прошедшие годы Томас изменился. Он научился скрывать свои капризы, хитрить и плести интриги за спинами других. Но Честер совершенно этого не замечал и наивно полагал, что перемены были в лучшую сторону. Друзьями они, впрочем, так и не стали.

В школе Честер стал душой компании. Он умел насмешить одноклассников, если не своими высказываниями, особенно в спорах с учителями, так своей неуклюжестью. И Томас, который до этого держал внимание класса на себе, был не слишком-то доволен появлением конкурента. Особенно учитывая, что Честер имел весьма привлекательную внешность – блондин с хитрым блеском в серых глазах и по-мальчишески открытой улыбкой, он легко заводил приятелей и вызывал восхищённые вздохи у девчонок.

Впрочем, сам Честер пока не обращал внимания на девушек, его страстью был рок-н-ролл – и по-прежнему немного лошади! – так что откровенной ревности со стороны Томаса он не замечал.

К семнадцати годам Честер не растерял присущей ему жизнерадостности и мало что могло заставить улыбку исчезнуть с его лица, хотя это совсем не означало, что у него не было поводов для недовольства своей жизнью. Его борьба с отцом не прекращалась ни на минуту. Несколько раз лорд Честерфилд срывал со стен в комнате сына плакаты с рок-группами и сжигал их в камине. Несколько раз он ломал в ярости коллекцию его пластинок. Но Честер снова и снова развешивал фотографии по своим местам. Снова и снова покупал альбомы и синглы своих кумиров. Он был упрямым – как и его отец. И их пререкания могли заходить достаточно далеко. Отец требовал одного – Честер сопротивлялся. И не всегда потому, что был по-настоящему против. Но он на дух не переносил принуждение и наотрез отказывался делать то, что его заставляли.

Вопреки запретам он продолжал играть на барабанах в группах и иногда выбирался по вечерам послушать концерты любимых музыкантов в местных лондонских клубах. Его барабаны по-прежнему оставались в старой конюшне в поместье, и Честер вместе с ребятами, у кого уже были водительские права, ездил туда репетировать.

Нередко он проводил вечера в баре – где ему вообще-то было запрещено находиться по возрасту, но где работал барменом его бывший приятель по группе, а теперь просто хороший друг Эл. Эл был всего на несколько лет старше и заменил Честеру брата, которого у него никогда не было. Со своими светлыми кудрявыми локонами и усами он напоминал Честеру мушкетёра – и, разумеется, это постоянно становилось поводом для смеха, на который Эл никогда не обижался. Он вообще никогда ни на что не обижался и, кажется, как и сам Честер, всегда был в хорошем настроении и с невозмутимой стойкостью переносил все невзгоды своей жизни.

Не так давно Эл устроился работать в новый клуб, и сегодня Честер собирался туда на концерт одной из своих самых любимых групп – «The Who».

Честер подошёл к письменному столу и выдвинул верхний ящик, где россыпью лежали монеты. Несмотря на богатство, родители не баловали Честера карманными, он понемногу зарабатывал здесь и там, то на конюшне, то ставками. Самым приятным было получить небольшой гонорар за выступления с группой. И весь свой заработок Честер почти моментально тратил – на выпивку друзьям, на пластинки, на новые палки взамен сломавшихся, на одежду, которую никогда бы в жизни не одобрил его отец…

Честер собрал все монеты – около семи фунтов с мелочью, убрал их в карман расклешённых джинсов. Потом подошёл к зеркалу и критически оглядел себя со всех сторон: белая рубашка с рюшами и замысловатым узором, вышитым толстой чёрной нитью. Тяжёлый кулон в виде уробороса торчал из-под распахнутого ворота. Это украшение совершенно ничего для него не значило, просто, по мнению Честера, очень круто смотрелось. Поверх рубашки – бирюзовый вельветовый пиджак. Довершая образ, светлые волосы падали на лоб неопрятной чёлкой.

Честер рассмеялся собственному отражению – его внешний вид идеально подходил к мероприятию, на которое он собирался. Оставалось только незаметно улизнуть из дома, чтобы избежать ненужных расспросов.

Честер осторожно прикрыл дверь в свою комнату и, стараясь не шуметь, прошёл к лестнице. Шагнул на ступеньку, неуклюже зацепился за широкую штанину тупым носком ботинка на не очень высоком, но массивном каблуке, и едва не упал, но вовремя ухватился за перила. Он тихо выругался себе под нос, сдерживая смех.

Оставшуюся часть лестничного пролёта Честер преодолел без приключений. На втором этаже он на несколько секунд остановился и прислушался. Он предполагал, что отец был в своём кабинете, как и всегда после чаепития. А мать наверняка дремала в гостиной. Всё было тихо. Честер ускорил шаг и стремительно сбежал до конца лестницы, перепрыгивая через ступеньки. Спрыгнув с последней, он замер на месте.

Лорд Честерфилд стоял в холле и недовольно морщился, глядя на одежду сына. Однако никаких замечаний на этот счёт не последовало. В руках у лорда был конверт с гербом Оксфорда.

– У меня хорошие новости, Чарльз, – лорд кивнул головой в сторону столовой, приглашая Честера пройти туда для разговора.

– А это не может подождать до завтра? – Честер бросил короткий взгляд на часы – пять минут седьмого, а значит у него оставался час на то, чтобы добраться до клуба.

– Нет, – отрезал лорд. – Ты вполне можешь уделить разговору со мной несколько минут. К слову, прежде чем ты отправишься куда-либо в таком виде, я хочу услышать подробное объяснение, куда именно ты собрался.

Честер прикусил нижнюю губы и прошёл в столовую.

– У меня хорошие новости, Чарльз, – повторил лорд и разложил на столе содержимое конверта – лист бумаги, тоже с гербом Оксфорда, на котором было что-то написано.

Честер лишь изогнул одну бровь и выжидающе посмотрел на отца.