Толпа молчала, глядя на Григория Плясова, а он побледнел и замахал руками:

— Это не правда, это колдуны… Все ложь! Ложь! Оморочили девчонку! Ересь несет!

Люди, все так же молча, пошли стеной на Григория, который попятился и упал, зацепившись за старое ведро. Будто загнанный зверь он зарычал и отчаянно, срываясь на хрип, крикнул:

— Да что вы понимаете! Гнилые душонки! Я мог бы стать великим, а не ковыряться в том дерьме, в котором вы роетесь всю жизнь! Черви! Черви!

Корней встал между ним и толпой и поднял руки, останавливая людей:

— Не трогайте его! Не опускайтесь до убийства! Его жизнь и так накажет!

— На его руках кровь! — крикнул кто-то. — Пусть сдохнет!

— Я как погляжу, они тут любят с людьми расправляться, — пробурчала Танька. — Только дай, на клочья разорвут.

С этим я была согласна, совсем недавно они хотели "кокнуть" нас, не удосужившись даже проверить, виноваты мы или нет.

— Нет. Никто, никого не убьет, — Корней выставил вперёд руку, и невидимая волна энергии сгустилась перед толпой, не давая пройти. — Будьте людьми.

Пока мы с Танькой умилялись такому благородству, Григорий вырвал из рук подруги нож и с размаха ударил им Корнея, который этого совсем не ожидал. Все замерли, по толпе пронесся испуганный вздох, а я чуть в обморок не грохнулась, увидев, что из спины колдуна торчит лишь рукоятка.

Нет! Только не это! В этот момент, я была готова разорвать проклятого предка голыми руками, но спина Корнея внезапно напряглась, и лезвие сантиметр за сантиметром покинуло его плоть. Колдун медленно повернулся, и Григорий завыл, хватаясь скрюченными пальцами за лицо. Завыл безысходно и жутко. Он все понял.

Прохор схватил его за шиворот и потащил в лес. Никто не сказал и слова. Дождь закончился и по лесу поплыл молочно-белый туман, окутывая своими щупальцами стволы деревьев.

— Господи, как все это страшно, — Танька выглядела измотанной и подавленной, ее полные слез глаза, были неестественно большими. — Я так устала…

Устала… устала… устала…

Я хотела спросить, зачем она повторяет это слово, ведь я не глухая и не дура, но мои веки стали закрываться, превращаясь в свинец. Голова закружилась, и мне почудилось, что вот-вот и я потеряю сознание.

Но это состояние стало отступать, и в моих ушах зазвучал знакомый голос из прошлой жизни:

— Мать честная! Что с вами приключилось?!

Я взмахнула ресницами и уставилась на сторожа, дядю Васю, который смотрел на нас во все глаза. Стоп! Стоп! Какой сторож?! Я вспомнила, как он и Петька тащили меня на заимку, и приготовилась вопить, но тут до меня дошло — мы дома! Я быстро повернулась и увидела Таньку с плавающим взглядом. Все ее бланши были на месте, один из них, стал даже краше.

Я покрутила головой и поняла, что мы стоим посреди церкви, с которой все началось. Почему???

— Кто же вас так отделал? — дядя Вася с сочувствием наблюдал за нами. — Как вы сюда попали?

— Дверца была открыта, — промямлила я и он хмыкнул:

— Вот черт старый, опять забыл закрыть. А вы и рады нос сунуть!

— А где руки? — Танька бросилась к кресту, но ларца там не было. Ни его, ни останков.

— Какие руки? — сторож смотрел на нас как на психбольных. — Чьи руки???

— Колдунов! — раздраженно рявкнула подруга, и дядя Вася перекрестился:

— Да ты что такое в божьем доме говоришь?! Может вас в райцентр отвезти, в больницу? Так я сейчас Петьку попрошу…

— Не надо в больницу! — отмахнулась Танька. — Где мы находимся?

— Да как где??? В церкви старой, что большевики под клуб переделали! — сторож чуть не плакал от происходящего. — Да что с вами?! Я её закрываю всегда, чтоб не шастал никто, а на великие праздники, здесь батюшка службу служит!

До меня начало медленно, но доходить…

— А косметику привезли? — спросила я и он кивнул:

— Да привезли… Уж часа полтора, как в актовом зале сидят со своими помадами! Вам точно помощь не нужна?

— Нет! — рявкнули мы и помчались на выход.

Нам повезло, и нас больше никто не видел, что в нашем случае, было сущим благом. Выскочив на улицу, мы сощурились от яркого солнца, отбивающегося от снега, и застучали зубами. Итак, мы вернулись! Страшные, жестокие люди старой деревни остались в прошлом вместе с оборотнями и это ой как радовало.

— Давай домой! Задубеть можно! — Танька прыгнула в снег в своих древних башмаках и, задрав юбки, побежала первая. — Бегом, Валька! Заболеешь!

На узкой тропинке мы узрели бабу Досю, медленно ковыляющую домой и осторожно обошли ее, надеясь, что она нас не заметит, но старуха оказалась глазастой.

— А ну, стойте. Вы чего голые? — она разглядывала нас, жуя губу, и хмурилась.

Мы подошли ближе и Танька, вздохнув, ответила:

— Да вот, замерзли, домой бежим.

— Оно и понятно! Голыми шастать!!! — она вдруг замолчала и еще пристальней посмотрела на нас. В ее старческих глазах промелькнули отблески воспоминаний. — Свят! Свят! Ой, Господи! Свят! Свят!

Дося резво обошла нас и, забыв опираться на клюку, ломанула по сугробам как снежный барс, не иначе.

— Вспомнила! — обрадовалась я. — Лишь бы ее кондратий не хватил.

— Он меня сейчас хватит! — Танька прыгала на месте, похлопывая себя по плечам. — Домой!

В доме было тепло и уютно, мы переоделись и наконец, усевшись возле печки, решились на разговор.

— Сейчас тот день, когда косметику привезли. Правильно? — начала я размышлять, "поплыв от тепла". — Глюками это быть не может, одежда с нами, да и все это тоже…

Я указала себе на лицо, намекая на синяки.

— Значит, если следовать логике, братья спокойно умерли в своем времени и их сейчас здесь не существует, — предположила Танька. — Так?

— Так, — согласилась я. — Но мы сейчас проверим.

— Как?

— Тетка идет.

Тетка ввалилась в дом с бутылем молока и удивленно уставилась на нас.

— А что это с вами?

— На дверь налетели, — ответила Танька, глядя на нее чистым, наивным взглядом. — Здрасьте.

— Обе что ли??? — тетка недоверчиво нахмурилась, а я быстро спросила:

— Теть Клав, а что за история с заимкой?

— Что в лесу? — она явно не понимала, что происходит и видимо старалась как-то связать наши бланши и заимку.

— Ну да! — я нетерпеливо поерзала на стуле, раздражаясь ее медлительности.

— А я почем знаю? — она пожала плечами. — Жили там люди какие-то… Так это давно было. Два брата что ли, не помню. А что?

— А прапрадед мой, Григорий Плясов, что с ним случилось? — спросила я, и мы уставились на нее, ожидая ответа.

— Ой, это страшная история, — вздохнула тетка. — Его какие-то бандиты в лесу убили. Шею свернули. Дед наш, остался сиротой. Его после отцовой смерти, батюшка местный с матушкой, как своего воспитали. Вот так вот. Так что у вас с рожами-то???

— На дверь налетели! — гаркнули мы в один голос и кинулись к вешалке.

Мы не замечали усталости, боли в ногах и мчались к заимке, проваливаясь в сугробы. Даже переговариваться не хотелось, и лишь наше хриплое дыхание, нарушало тишину леса.

Когда между деревьями показались очертания строений, моя душа рухнула вниз — старые стены, покрытые мхом, перекошенная крыша… Все было, как и до появления колдунов — угрюмые, забытые Богом развалины.

"Пусть они будут там! Пожалуйста! Пожалуйста!" — мысленно взмолилась я, но надежда таяла с каждой секундой этой оглушающей лесной тишины.

— Нет там никого, — выдохнула Танька, останавливаясь возле высокой сосны. — Всё. Это всё.

— Да погоди ты… — я все еще хотела верить в то, что Корней с Прохором здесь, в нашем времени. — Может внутри они.

— Да ты сама-то, веришь, в это? — она привалилась спиной к шершавому стволу, тяжело дыша. — Прошло их время. Мы помогли им и прожили они долгую и счастливую жизнь.

— Я должна посмотреть, — слезы застилали мне глаза, когда я направилась к разрушенному строению. Ну, почему все так не честно? Ведь можно же было оставить их здесь!