Так задумалась Люта, что и не заметила, как предмет размышлений совсем рядом стоит и с интересом рассматривает ее.
— Не успел женой сделать, а тебе уже подарки дарят, особенная ты, Люта. Я не ошибся в выборе.
Вздрогнула девушка и испуганно накрыла кольцо ладонью. Никто иной как наместник, разглядывал ее со снисходительной улыбкой на губах, глаза, вот только, как отметила девушка, холодными оставались. Лед и то теплей покажется. Наместник помог подняться ей с ковра и обошел вокруг.
— Хороша, колечко только к глазам не подходит, — цокнул наместник, взяв ладонь девушки в свою руку. — Я еще подарю, будешь вся в золоте и шелках. Главное — послушание, да, Люта?
Пальцы девушки похолодели и мелко задрожали. Крепкая мужская рука сильней сжалась вокруг хрупких пальчиков.
— А если не будет послушания? — она бросила осторожный взгляд на наместника. Его губы сжались в тонкую линию и после недолгого, но красноречивого молчания, он словно бы сплюнул:
— Смерть кузнеца сказкой покажется.
Когда Изу-бей покинул шатер, Люта еще какое-то время удерживалась на ногах, но стоило ей выдохнуть задержанный воздух, как ноги подогнулись, и она мешком опустилась на ковер.
Сквернавец, головорез, чужеяд, а она женой такого станет. Это что же, сидеть ей теперь как в клетке, обвешиваться золотом да каменьями, а чуть слово поперек, так в землю? Подорвалась Люта с места, заметалась по шатру из стороны в сторону, колечко так и вертит на пальце и думает, думает, думает. А ничего не придумывается. Сбежать не сможет, всюду хазары обложили, сказать наместнику, мол, не мил ты мне и того хуже, без разговора голова полетит. Остановилась девушка, сжала ладошки в кулачки и взмолилась всем богам:
«Трижды славен будь, Коляда-батюшка! Весточку бы Милославу отправить, дать знать любимому, что жду я его. Сбежали бы вместе и оставили все позади. А отец понял бы и простил».
— Лютка! Тьфу, блин, дура. Заканчивай мечтать, вечно в облаках летаешь.
Люта будто ото сна очнулась и посмотрела в сторону выхода из шатра. Там, отогнув полог и постоянно оглядываясь назад стояла Радислава. Она подошла ближе и поспешно сунула в руки девушки чашу с водой, сжала на мгновение заледеневшие ладошки и скороговоркой пробормотала:
— Готовься, Люта. Выведу вечером. Идешь, не оглядываясь, за мной, ни на кого не смотришь, а если спросит кто, молчи! Милослав у леса ждать будет, как выведу за ограду, так побежишь, что есть мочи, к опушке. Сейчас гулянье идет в каганате, стемнеет и пойдем.
— Радислава? Ты что ли?
— Я что ли, — передразнила девушку сестрица по тетке Белояре. — Вечно, Лютка мужики за тебя готовы и в огонь, и в воду, а кому-то приходится всю работу за вас делать.
У Люты от счастья дыхание аж перехватило. Совсем она голову сломала о том, как быть, а тут такой подарок! Чуть в ноги сестре не кинулась. Схватила ручки да так через платок и начала нацеловывать.
— Спасибо тебе, солнце ясное, спасибо, Славушка!
— Тихо ты, бестолочь, еще громче поори и никакого Милослава не увидишь, а вместе с ним и я головы лишусь!
Люта ахнула и тут же застыла столбом, примерно сложив ладошки на коленях. Единственную возможность освободиться и быть с любимым упускать было нельзя.
— Сиди здесь, скоро вернусь, — наказала ей Радислава и скрылась за дверью.
Люта извелась вся, покуда дождалась нового появления сестры. Но вот хрупкая рука вновь отводит ткань в сторону и, тихая как мышь Радислава проскальзывает внутрь. Приложив палец к губам, она поманила за собой Люту, по пути накинув той на плечи дорожный серый плащ.
Шли долго, то останавливаясь и прижимаясь ближе к шатрам, то чуть ли не бегом до следующей. Самый главный большой шатер, где наместник со своими людьми праздновали его вторую женитьбу, остался далеко позади. Люта постоянно спотыкалась, но крепкая хватка сестрицы не давала упасть. Как Радислава видела что-то в этой темноте, девушка не понимала, да и понимать не хотела. Главное было добраться до спасения. Крики, улюлюканья, музыка от веселящихся хазар были уже едва слышны, когда Радислава остановилась и несколько раз громко ухнула как сова.
По началу ничего слышно не было, но вот раздалось ответное уханье и Радислава, крепко сжав руку Люты в своей, повела ее дальше к самой опушке леса. Из-за деревьев показался силуэт, а из темноты вынырнули два человека.
Все еще осторожничая, мужчины подходили не спеша, но стоило разглядеть Милославу Люту, как он тотчас сорвался с места и, подбежав, крепко обнял девушку.
— Уже не чаял увидеть тебя, Лютонька, — пробормотал парень ей на ухо, под недовольное хмыканье второго мужчины. «Бажен», — узнала Люта брата возлюбленного. Она поежилась от взгляда парня и уткнулась в плечо Милослава. Никогда Бажен не любил ее, стороной обходил, слова обидные бросал.
— Все, Лютка, дальше сама, — махнула рукой Радислава и взглянула на Милослава. — И чего ты ее выбрал, понять не могу.
— А тебе и не надо, — ответил ей парень, не глядя и не замечая, как вспыхнули обидой глаза девушки.
Радислава молча отступила от них, отвернулась и побежала обратно в стан.
— Пойдем, Лютонька, нельзя здесь оставаться, мало ли, когда наместник праздновать закончит.
Милослав потянул Люту прочь, в глубь леса, Бажен последовал за ними угрюмой тучей. Шли проторенной тропинкой в сторону от деревни. За плечами Милослава Люта увидела небольшой мешок.
— А куда же мы, Милославушка? А что если наместник домой ко мне придет да со злости отца убьет? Может можно было как-то предупредить его, хоть через Броню?
— Не успели мы, Люта. Мой отец предупредит, не переживай. Ничего наместник селению не сделает. А идем через лес, еда есть с собой, воды с речки напиться можно. Как выйдем из леса, так по главной дороге пойдем до Городец. Идти три дня, но мы сможем, сможем же?
И такой голос у него был! Полный надежды, любви, счастья, что помутился рассудок у Люты на миг. Кивнула она ему, потом поняла, что не видит возлюбленный, впереди ведь идет и кое-как выдавила из себя.
— Конечно сможем.
Через час Бажен оставил их и ушел в сторону селения. Видно было, он за брата беспокоился, но и отца оставить не мог. Постояли братья с минуту, положив ладони на плечи друг другу, а потом молча отвернулись и пошли каждый своей дорогой.
Шли всю ночь, пока от усталости Люта ног чуять перестала, взмолилась об отдыхе, Милослав нехотя, но все же решил, что отдохнуть и правда стоит. Сели в притирку друг к другу на поваленное дерево, перекусили. Милослав шубу постелил, чтобы Люта смогла немного поспать, да так оба, обнявшись, и не заметили, как уснули.
Если бы была возможность повернуть все вспять, то этот самый момент Люта бы изменила, отдав взамен все, что у нее было или будет. Сколько бы раз она не думала о нем, столько же винила себя за пустоголовость, доверчивость и глупые надежды. Когда ты маленькая девочка в мире больших и сильных мужчин — у тебя нет надежды, у тебя есть только ты.
Проснулась Люта от тишины. Не той приятной тишины, что в лесу бывает, но все равно слышны где птичий вскрик, а где стук дятла об кору дерева, а мертвой. И не проснулась, а словно вздрогнула и тут же глаза открыла.
— Крепко спишь, Люта и бегаешь быстро, смотри как далеко забралась. Знал бы, не посадил на коня, а привязал веревку к седлу, а другой конец закрепил бы на твоей шее, так бы до стана и доехали.
Этот говор, эта привычка растягивать слова, лениво перекатывая непривычные буквы на языке, будто толкнула девушку в спину. Испуганный вой вырвался сквозь сжатые губы. Платок, которым Люта замотала голову, чтобы потеплей было, она нервно стянула вниз, черные распущенные волосы растрепались и покрыли плечи, словно шелковое покрывало, коснувшись почвы.
Милослава, связанного и избитого, подвели к ней и, ударив по ногам, заставили встать на колени напротив Люты. На парня было страшно смотреть. Некогда красивое лицо затекло и опухло, одного уха не хватало, разбитые губы кровили, а нос был рассечен. Он хрипло и надрывно дышал, отчаяние в глазах смешалось с сожалением, когда их взгляды встретились.