Белоглазый опустился на колени и заплакал. Искренне и жалостливо, захлебываясь слезами и заходясь приступами кашля от крика. Он вопил, зажимая лицо руками, не смея смотреть туда где лежала девочка. Ей было лет семь-восемь. Маленькое солнышко в красивом платьице, украшенном вышивкой и речным жемчугом. Чудь вспомнил ее не по годам длинные русые косички, в которые были вплетены цветы и красные ленты. Чья-та грубая рука их срезала, забрав, как трофей. Чья-то жестокая и надменная рука. Маленькое тельце было рассечено напополам от плеча до бедра. От плеча до бедра.

Белоглазый опустился над девочкой, осторожно сгрёб ее в охапку. Его плечи сотрясались от плача, который чудь не старался подавлять. Как же может быть такое? Зачем? Ради чего? На эти вопросы никогда не найдется ответа. Такое невозможно объяснить, невозможно исправить. Животные лучше людей хотя бы потому, что они никогда не позволят себе учинить такое. Волк может задрать хоть взрослого мужа, хоть дитятко, да только сделает он это прокорма ради. Он не будет насиловать и истязать, а съест. Те, кто побывали здесь хуже животных и даже людей, то были лютые звери. Дышащие воздухом черные создания, по какой-то ошибке богов, получившие в руки оружие.

Постояв на коленях, сжимая бездыханное тельце маленького невинного существа, чудь наконец пришел в себя. Он стащил все тела, уложив их рядом. Раны и увечья забросал травой и листьями, на глаза несчастных уложил лепестки подснежников. Когда все приготовления были окончены, чудь припал к земле ладонями, затем поклонился и зашептал:

Матерь земля, заклинаю послушай,

Внемли, что скажет твоя плоть и кровь,

Добрых людей прибери в свое лоно,

Перину из мха ты для них приготовь.

Пускай засыпают подобно закату,

Позволь раствориться в твоих телесах,

Открой для них дверь, предоставь избавленье,

Укрой, убаюкай, на веки впотьмах.

Послышался стон, исходящий, казалось из самой земной тверди. Камни терлись о камни, грунт вспенился, расступаясь. Тела мертвецов начали погружаться в почву, раскачиваясь из стороны в сторону. Руки чудя дрожали, по щекам текли слезы, но он держался, упрямо отдавая силу.

«Глубже, мать-земля! Глубже, молю! Забери их так глубоко, чтобы ни падальщик лесной, ни нечисть болотная не смогли достать. Пусть спят. Пусть спокойно и сладко спят. Во веки веков».

Мертвецы скрылись под толщей земли. Побеги живой, девственно чистой и ярко зеленой травы тотчас проступили на месте их могилы. На глазах чудя то место обрастало цветами. Они были живые и яркие. Шесть кустов зверобоя и два голубых колокольчика. Чудь постоял зачарованно взирая, поклонился и двинулся прочь.

Припав к земле, аки ловчий пес, белоглазый принюхивался и высматривал. Следов было хоть отбавляй. Проклятые мясники никого не боялись, брезгуя тем, чтобы скрываться. Оказавшись возле реки, он без труда нашел углубление в земле. Здесь был вбит кол, к которому привязали корабль. Значит убийцы пришли с воды.

Зачерпнув пригоршню из реки, чудь омыл лицо, напился. Стал всматриваться. Волны ласково покачивали его отражение, походившее мелкой рябью.

— Покажи, — шептал чудь, буравя отражение глазами. — Покажи.

Река не отвечала, но рябь усилилась. К берегу хлынула могучая волна, грозящая сгрести белоглазого в охапку, да утянуть в пучину. Но едва дойдя до его ног, вода отступила, являя иную картину. Низкие борта, белые с красным паруса свернуты под рею, на носу голова рогатого змея. Драккар.

Чудь поднял голову от воды, уставившись вдаль. Втянул воздух ноздрями и побежал. Размытый силуэт диковинного создания вновь скользил вдоль реки. Только на сей раз, двигался белоглазый еще быстрее. Он мчался, грозя обогнать ветер, то и дело глухо ревя от ярости, что заполняла его сердце. Но чудь по обыкновению своему ее не гнал. Белоглазый раздувал это чувство, как молодое едва народившееся пламя костра. Он лелеял его, как ребенка, взращивая, с каждым ударом о землю рук и ног. Тени мира стали тусклы, как стволы деревьев в предрассветном тумане. Утекая лишенными тел призраками, мимо проносились встревоженные ежи и зайцы, мелькали очертания медведя, пары лосей и семейства куниц. Чуть мчался все быстрее, взрывая ударами мощных когтей дерню.

День близился к закату. Лучи милостивого, но столь же безразличного солнца играли на волнах, когда чудь заметил вожделенный драккар. Весла ритмично взмывали вверх и опускались в воду, рывками толкая тяжелое тело деревянного змея.

— Кху! Кху! Кху! — ухали грубые голоса при каждом взмахе.

Внутри драккара поблескивали девять шлемов. Чудь и не думал изучать врага и тем более считать. Он почувствовал, как рот наполняет слюна, а сердце взревело, стуча все быстрей и быстрей. Руки и ноги заработали на пределе возможностей, мышцы натужно задрожали. Белоглазый превратился в размытый росчерк стрелы, в стремительный и разящий не щадя. Завидев изгиб реки, он юркнул наперерез, сокращая расстояние, и прыгнул!

Драккар как раз огибал небольшой островок, раскинувшийся прямо по центру реки, как вдруг совсем рядом раздался мощный всплеск. Поднятые брызги, скрывали то, что упало в воду. Человек, стоявший на носу корабля, подскочил к борту, всматриваясь в волны. Мгновение спустя, он вскинул руку над головой, отдавая приказ.

— Что это было, Олаф? — обратился к вожаку один из гребцов, перекидываясь через борт и тоже всматриваясь в водную пучину.

— Следить за берегами! — рявкнул седовласый великан, вдевая руку в крепления щита. — Луки вздеть!

Команда повиновалась. Весла повисли без дела, а драккар медленно скользил, теряя ход. Напряжение нарастало. Викинги вертели головами, но не могли завидеть угрозу.

— В нас что-то метнули, — проговорил воин, названный Олафом. — Следите за каждым деревом. Второй раз они попадут!

Он был поистине грозным мужчиной. Косая сажень в плечах, могучие руки, способные размахивать тяжелой двуручной секирой аки ребенок палочкой. Множество шрамов на лице. Светло-голубые бесстрастные и жестокие глаза. Спутники ему под стать. Но из всех выделялся рыжий головорез, увешанный человеческими черепами, как украшениями. К поясу крепилась перевязь с ушами числом не менее двадцати. Помимо всего прочего позади его рогатого шлема были приколоты две русые косички…

Внезапный удар в дно драккара застал викингов врасплох. Дерево вздрогнуло, но устояло. Воины опешили, не ожидая ничего подобного.

— Левиафан? — прокричал молодой воин, глядя на седовласого вожака.

— Здесь? — изумился Олаф. — То верно был каме…

Он не успел договорить, поскольку новый удар был такой силы, что пробил дно. В отверстии успели мелькнуть две когтистые лапы, рванувшие поддавшееся дерево в стороны, расширяя пробоину. Драккар тряхнуло. Вода стремительно начала заполнять судно, окончательно замедляя его ход. Люди, выкрикивая проклятия, рванули в сторону ближайшего берега, прыгая за борт. Все были при оружии, щитах, кольчугах, да шлемах.

Двое потонули сразу. Не желая вовремя расстаться со снаряжением, они тотчас оказались на дне, увлекаемые течением прочь. Река, словно зная об преступлениях людей, швыряла их тела о камни, разбивая доспех и круша черепа. Те, что были поумней, побросали кто-что, лишь бы доплыть. А до берега было рукой подать, аршин тридцать не боле. Борясь с течением и избавляясь о того, что тянуло ко дну, викинги выплывали. Даром те воины знались с водой от рождения и разумели, как правильно выживать.

Черноволосый парень греб обеими руками, отбросив и шелом, и щит, и скинув даже кольчугу. Могучие руки без труда махали, толкая пловца вперед. Вдруг он вскрикнул, но вода унесла обрывки слова. Викинг скрылся в ревущей пучине и более не появился. Волны реки бурлили, кое бывает на порогах, да только вот не было видно камней. Один за другим исчезли в бурлящей стихии еще три воителя, хватая ртом воздух, истошно вскидывая руки, будто желая удержаться за водную гладь.

Олаф, рыжий и еще один викинг, по виду закаленный в боях ветеран, на силу выползли на берег. Тяжело дыша они поднялись, ошеломленно осматривая поверхность воды. Драккар затонул на мелководье, только мачта торчала на пару вершков.