Роман задумчиво помолчал.

— То есть, книги никто не читает?

Стало смешно. Ксюша не единожды сталкивалась с подобными стереотипами вроде «редактор читает книжки», но каждый раз ей было смешно.

— Читает. И даже не один человек. Внештатный литературный редактор читает, ну и корректор тоже. А те, кто в штате сидят, максимум быстро просматривают, пишут продажную аннотацию — и сдают в печать. Некогда читать. Так что насчёт спокойной работы вы ошибаетесь, хотя тут смотря с чем сравнивать, конечно. Мне вот всегда казалось, что охранник — это очень спокойная работа.

— Смотря с чем сравнивать, вы правы, — усмехнулся Роман. — И смотря у кого работать. У Игоря Андреевича более-менее спокойно.

— А почему вы вообще решили стать охранником?

Он пожал плечами.

— Так сложилось.

И замолчал. Ну и ладно.

Опять они какое-то время ехали в тишине, но нарушил её вновь Роман.

— Тот ваш ухажёр… как его… Виталий. Отлип?

— Вроде.

— Настойчивый парень, как я понял.

— Угу. Один из самых настойчивых.

— Один из?

— Да. Их было много. — Ксюша отвернулась к окну и пробормотала: — И что они все во мне находят…

Но Роман услышал.

— Могу объяснить, что.

— Да? — она хмыкнула. — Ну давайте.

— Вы красивы.

— Допустим.

— Вы необычны. «Не спорьте», как сказал бы Игорь Андреевич. И я скажу то же самое. Но и это не главное. Главное — вы недоступны.

Ксюша резко повернулась к Роману лицом, но почти сразу отшатнулась, увидев, что он внимательно смотрит на неё.

— Запретный плод сладок, да? — процедила, усмехнувшись.

— Разумеется. — Охранник вновь перевёл взгляд на дорогу. — Иногда даже слишком сладок. И всё вышеперечисленное в вас сочетается и создаёт убойную смесь. Но вы зря так напрягаетесь. Я никогда не буду переходить дорогу Игорю Андреевичу.

— Боитесь?

— Дело не в этом, — покачал головой Роман. — Я знаю, что он меня не пощадит, но дело действительно не в этом. Я его уважаю, Ксения. Безгранично уважаю. Поэтому не буду вмешиваться.

— А если он меня бросит? Тоже не будете вмешиваться?

Охранник фыркнул.

— Ну вот если бросит, тогда и подумаю. Ваш дом, Ксения?

— Да. — Она вздохнула с облегчением, осознав: приехали. Этот разговор изрядно утомил, особенно вторая его часть. — Спасибо, что довезли.

— Не за что.

***

Проводив Ксению, Роман недолгое время стоял возле машины и задумчиво курил.

Он так и не смог определиться со своими чувствами по поводу того, что у Игоря Андреевича появилась подобная милая и искренняя девочка в любовницах. С одной стороны, Роман был рад за работодателя, он ведь прекрасно помнил, как Игорь Андреевич после смерти жены ходил с потемневшим, почти чёрным лицом. На баб никакого внимания не обращал, работал день и ночь, а когда не работал — занимался дочерью. Настя тогда чудила по-страшному — то в истерике билась, то молчала целыми днями, то хохотала по любому поводу. С месяц так было, но потом прошло. Правда, Игорь Андреевич её всё же поводил к психологу, но подробностей Роман не знал.

Спустя полтора года после смерти Вероники Максимовны Настя вдруг заговорила с отцом о том, что ему нужна любовница. «Я всегда говорил, телевизор — зло для подростка!» — смеялся Игорь Андреевич, рассказывая об этом Роману. Охранник ещё тогда пошутил, что странно слышать это из уст телепродюсера. Игорь Андреевич фыркнул и ответил: «Я давно встал на путь зла. Но когда дочка Змея Горыныча говорит ему: «Папа, тебе для увеличения потенции нужна любовница!» — это уже за гранью того самого зла. Посмотрела передачу, называется!»

Игорь Андреевич тогда решил, что Настя забудет эту идею. Но она не забыла. И начала знакомиться с разными молодыми девушками — в основном на танцах, но бывало, что и в магазине. Потом приглашала их в гости и представляла отцу.

Игорь Андреевич поначалу смеялся, потом начал раздражаться, сделал Насте втык, и девочка на время прекратила диверсии. Но перед появлением в их жизни Ксении вновь стала «чудить». Игорь Андреевич, кажется, махнул на всё это рукой — разговаривал с девицами вежливо, а потом просил Бориса или Романа отвезти их домой.

Поэтому, когда охранник увидел Ксению, он и подумал, что бастион по имени «Игорь Андреевич» пал и всё-таки завёл себе «соску». Именно так работодатель Романа называл всех этих девочек, которые за деньги были готовы на что угодно. Поэтому охранник не только радовался за своего начальника, но и жалел Ксению. Игорь Андреевич умел подавлять, он прекрасно манипулировал другими людьми, в том числе и своей любовницей. Останется ли она такой же милой и чистой после общения с подобным человеком?

Роман никак не мог отделаться от ассоциаций со сломанной куклой. Причём он, наверное, будет свидетелем этого ломания. И сделать ничего не сможет, и не только потому что не пойдёт против Игоря Андреевича. Просто сама Ксения его помощь никогда не примет. Пошлёт по известному адресу — и всё.

Но может, он слишком пессимистично настроен? Может…

Роман поморщился и выкинул недокуренную сигарету. Да уж, «может».

В сказки он перестал верить лет двадцать назад.

***

Вечер Ксюша потратила на то, чтобы хорошенько убрать квартиру. Потом сварила суп, помылась, немного поговорила с Игорем — у него был страшно уставший голос — и только собиралась ложиться, как позвонила Стася.

Что-то у них там с Сашкой стряслось, и хотя Ксюша сомневалась, что это нечто серьёзное — её друзья были не из тех людей, которые ругаются насмерть и навсегда, — она всё же переживала за обоих. И поэтому позволила Стасе приехать, выслушала её, напоила чаем и постаралась утешить. А когда Стася уснула, Ксюша позвонила Сашке и попросила его приехать утром. Она надеялась, что за ночь подруга хорошенько осознает всё то, что Ксюша ей говорила, и утром друзья помирятся.

Самой же Ксюше не спалось. Чтобы Стася поняла кое-что важное, пришлось рассказать о родителях, и теперь на сердце будто камень лежал. Ведь раньше она никому не рассказывала эту историю.

Впрочем, до конца Ксюша не рассказала даже сейчас. О том, как злилась на мать после смерти отца. И о том, что так и не смогла её простить.

Папа Ксюши был замечательным человеком, любил и жену, и дочь, которая не была ему родной по крови. А вот мама его не любила, всю жизнь нос воротила, и к своему браку относилась исключительно как к вынужденному.

А когда отец умер, осознала, что была дурой. И в те дни, видя мать раздавленной собственным горем, страдающей по мужу, Ксюша ощущала какое-то мерзкое, ненавистное ей злорадство. Вот тебе — за то, что столько лет мучила папу. Вот, вот, вот! Так тебе и надо!!

Как же ей было стыдно за свои чувства. Невыносимо стыдно. Но Ксюша не могла их победить. Словно смерть папы вытащила на поверхность всю гадость, что была в её душе, и заставила думать так о маме.

И эта гадость до сих пор иногда трепыхалась, особенно если Ксюша вспоминала прошлое и родителей. Ей ужасно хотелось поговорить с отцом и услышать что-то правильное и мудрое, узнать, что он простил маму. Но поговорить с ними обоими Ксюша не могла, и порой её это страшно мучило.

Особенно сегодня. И сейчас. Ксюша мечтала освободиться от этих чувств, оставить их позади, простить мать за совершённую ошибку — но не могла. Не получалось.

Хотя она знала, что папе наверняка и не нужно было стараться, чтобы простить маму. Он её сильно любил и никогда ни в чём не обвинял. А вот Ксюша обвиняла…

— Прости меня, пап, — прошептала она, опуская лицо в ладони и чувствуя, как слёзы тёплыми каплями касаются кожи. — У меня нет столько силы духа, сколько было у тебя. И твоего мужества тоже нет.

Окружающая Ксюшу ночь молчала, и только дождь хлестал в оконное стекло.

Иногда безмолвие мира совершенно невыносимо…