— Я понимаю. Не извиняйся, девочка.

— Но дело не только в этом, есть ещё кое-что. Этот телефон мы вместе с папой покупали, — призналась Ксюша. — Перед его последним Новым годом. Я много раз думала — может, поменять?.. И не решалась. Чувствовала себя так, словно этим могу предать папу.

Ксюша невольно вспомнила Стасю — у неё телефон тоже был простым, с кнопками, но не настолько древним. Сашка Лебедев — теперь уже Стасин муж — частенько смеялся над ними, говорил, что они с ней «звероящеры».

— Ничего страшного, Ксения, — Игорь Андреевич, улыбнувшись, остановил машину и повернулся к девушке. — И не переживай, пожалуйста. Это вещь, а вещи не бывают вечными. Когда-нибудь это всё равно случилось бы.

Она кивнула, с трепетом глядя ему в глаза. Как хорошо, что он не обиделся и не рассердился. А ей было так стыдно за свои слова. «Для вас это мелочи жизни, а для меня — целая проблема». Прозвучало это ужасно, но Ксюша имела в виду всего лишь то, что это её беда, а не его. А чужие беды всегда кажутся «мелочами жизни».

— Между прочим, ты мне так и не спела, — пожаловался Игорь Андреевич. — Безобразие.

Она засмеялась.

— Как вы тогда сказали? Ещё не вечер. Могу спеть сейчас.

— Давай.

Она ожидала, что Игорь Андреевич так ответит, но всё равно слегка растерялась.

— А… что петь?

— Что хочешь. Спой что-нибудь любимое.

Это было сложно. Миллион выученных песен крутились в голове у девушки, но ни одна не казалась достойной того, чтобы петь её именно сейчас.

И вдруг Ксюшу будто бы кольнуло.

— У моего папы была любимая песня. Самая-самая любимая. Вы её наверняка знаете, Игорь Андреевич…

Она выдохнула, собираясь с мыслями, вспоминая слова… и восхищение, возникавшее в папиных глазах каждый раз, когда Ксюша пела эту песню. Пела просто так, чтобы порадовать. Как же она соскучилась…

Дыхание на миг перехватило, а потом она, вздохнув и закрыв глаза, начала.

Я спросил у ясеня: «Где моя любимая?»

Ясень не ответил мне, качая головой.

Я спросил у тополя: «Где моя любимая?»

Тополь забросал меня осеннюю листвой.

Я спросил у осени: «Где моя любимая?»

Осень мне ответила проливным дождём.

У дождя я спрашивал: «Где моя любимая?»

Долго дождик слёзы лил за моим окном…

И пока Ксюша пела, ей чудилось, что и не было ничего. Сейчас она придёт домой, позвонит папе, и он спросит тёплым, как солнце, голосом: «Как ты поживаешь, моя Юшка?»

Он один называл её так. Юшка, Юшенька. Маме подобное сокращение не нравилось, и она называла дочь просто Ксюшей…

… Слёзы выступили на глазах, в груди что-то сжалось, и она с трудом закончила. А когда перестала петь и посмотрела на Игоря Андреевича, удивилась выражению его лица.

— Очень красиво, Ксения, — сказал он серьёзно. — Ты ведь училась этому?

— Училась. Но потом забросила. Мне не нравится выступать на сцене, только петь для себя и близких. Я знаю, вы скажете, что я зарываю талант в землю… мне говорили…

— Не скажу. Это твой талант и ты сама вольна решить, с каким количеством людей им делиться. Но я давно не слышал ничего подобного … Очень чисто. И искренне. Впрочем, как и ты сама.

Ксюша чуть смутилась.

— Спасибо, Игорь Андреевич.

— Не за что, — улыбнулся он. — Пойдём, провожу тебя.

На улице уже стемнело и было прохладно — кажется, собирался дождь. Да и в подъезде, как всегда, оказалось отнюдь не светло — лампочки на первом этаже, естественно, до сих пор не вставили.

Ксюша волновалась, но в то же время предвкушала момент прощания. Стыдно признаться, но пока они ехали в машине, она успела соскучиться по рукам и губам Игоря Андреевича.

И она вновь почувствовала их уже в лифте. Мужчина, встав вплотную, одной рукой гладил девушку по спине, а вторую запустил в волосы, лаская пряди.

— М-м-м, — вздохнула Ксюша, и Игорь Андреевич, улыбнувшись, наклонился и прижался губами к её щеке.

Она никогда не думала, что поцелуй в щёку может быть настолько чувственным. Что можно вот так ласкать губами кожу, осыпая поцелуями каждый миллиметр, отчего Ксюше казалось, что её лицо горит. И нежно, почти неслышно шептать на ухо:

— Ксения…

И к моменту, когда двери лифта открылись на шестом этаже, Ксюша уже толком не соображала. Лишь ощутила, как Игорь Андреевич осторожно взял её под локоть и вывел на полутёмную лестничную площадку, а потом, прижав к стене, поцеловал в губы.

Она думала, самый страстный поцелуй в её жизни был час назад, на улице? Она ошиблась. Тогда мужчина явно сдерживался, теперь же — нет. Теперь он присваивал Ксюшу себе, только не сексом, а поцелуем. Но поцелуй этот казался ей похожим на секс…

Она растворялась в этом человеке, она принадлежала ему. Раскрывала губы, принимая его в себя, гладила напряжённые плечи, тёрлась о его тело, чувствуя, как оно реагирует на неё. И вжималась сильнее, желая ощутить как можно больше…

— Девочка…

Руки Игоря Андреевича, до этого упиравшиеся в стену чуть выше Ксюшиной головы, опустились, и теперь он сжимал в ладонях лицо девушки.

— Назови меня по имени, — шепнул ей в губы, и Ксюша всхлипнула, пытаясь поцеловать его, но Игорь Андреевич не дал. Усмехнулся и повторил: — Назови меня по имени, Ксения.

Она не могла понять, о чём он говорит, секунд десять. Смотрела в глаза, блестевшие за стёклами очков даже в полумраке, и молчала.

А осознав, выдохнула:

— Игорь.

Он поцеловал её — резко и крепко.

— Ещё раз, Ксения.

— Игорь, — дрожащим голосом повторила девушка — и чуть слышно застонала, когда он вновь поцеловал её, только теперь чуть дольше.

— Очень хорошо, — прошептал, отстраняясь. Погладил Ксюшу по щеке, улыбнулся, и в этой улыбке она ясно увидела торжество победителя. — На первый раз достаточно.

Выпустив её из объятий, отошёл на шаг назад, и Ксюша изо всех сил прижалась спиной к стене, дабы не упасть — ноги были словно вата.

— До свидания, моя невероятная девочка, — сказал он. — Спокойной ночи.

— Издеваетесь? — фыркнула Ксюша. — Да я после подобного не усну.

— Ничего, — засмеялся он. Поймал её руку, быстро поцеловал ладонь. — Недолго осталось. До завтра, Ксения.

— До завтра, — кивнула она, наблюдая за тем, как Игорь Андреевич… нет, как просто Игорь — по своему обыкновению проигнорировав лифт, сбегает по полутёмной лестнице.

***

Давно у него настолько хорошего настроения не было. Игорь сам на себя поражался: ничего же особенного не случилось, ну поцеловались, пообнимались. Он Ксению даже толком не потрогал — попу только немного в машине, но подобная поза к этому располагает. Трудно было удержаться — он и не удержался, тем более что пришлось её останавливать, когда она начала двигать бёдрами. Очень чувственная девочка …

Как же некстати эта командировка. Но отказаться от неё невозможно — потерять кучу денег, упустить выгодный контракт с американцами? Нет. Да и в разлуке чувства только крепнут.

Чувства. Игорь улыбнулся, вспомнив прямой и честный взгляд Ксении. Конечно, он понимал, что она в него немного влюблена — так, как обычно влюбляются в юности. Но это хорошо и правильно, иначе и быть не может. Иначе она не была бы его невероятной девочкой — она была бы просто девицей-однодневкой. Игорь называл таких «сосками». Не только за то, что они с удовольствием вставали на колени, предлагая минет, но и за стремление «высосать» из своего покровителя как можно больше денег.

Кстати, о деньгах. Где у нас там ближайший салон связи…

***

Я дрожу так, что стул подо мной почти ходуном ходит. И не знаю, что лучше — пойти выпить успокоительного или принять ледяной душ? Обычный я уже приняла, но он не помог.

Мне самой себе об этом стыдно писать, но… боже, как же влажно оказалось между ног, когда я вернулась домой. Это что-то невероятное. Наверное, если бы Андрей тогда возбудил меня хотя бы наполовину до сегодняшнего результата, мне не было бы так больно в первый раз. Но ему было безразлично, плевать на меня и мою боль. Зато какие получились фотографии! Все его дружки смеялись над моим перекошенным лицом.