9:02 вечера. понедельник

(Сегодня после обеда нас с Джейн навестил наш старый друг Дэвид Йодер,¹ который был во Флориде, восстанавливаясь после операции по шунтированию сердца, которую он перенес в начале этого года. Дэвид принес новости, которые сначала были поразительными, а затем быстро стали противоречивыми эмоциями и идеями для нас: он только что узнал от родственницы миссис Стеффанс [не настоящее имя], что несколько недель назад жена человека, у кого мы купили дом на холме в марте 1975 года, покончила с собой в своем доме в западном штате, пока ее муж был в командировке.

Теперь здесь есть несколько "связей с домом", в которых участвуют Дэвид, Стеффансы и мы сами. Мы действительно купили дом на холме через агента по недвижимости Стеффансов через несколько месяцев после того, как они переехали из Эльмиры. Я никогда не встречал эту пару. Джейн встретила миссис Стеффанс всего один раз, в 1973 году, когда та пришла на спонтанное "чтение" для леди на неформальной вечеринке, которую давал Дэвид Йодер в квартире, которую он снимал в то время. Джейн и я считаем наиболее интересным, что мы жили в том же многоквартирном доме в центре города, что и Дэвид, и что Джейн встретила — всего один раз — человека, живущего в доме, который мы должны были купить два года спустя, Кроме того, миссис Стеффанс² — последний человек, для которого Джейн читала в таком публичном окружении.

Ее родственница, как сказал нам сейчас Дэвид, сообщила ему, что миссис Стеффанс страдала приступами глубокой депрессии, когда жила в доме на холме. После ухода Дэвида мы начали задаваться вопросом, испытывал ли кто-нибудь из нас когда-либо такие психические спады, так сказать, до или после того, как мы переехали в это место. У Джейн, конечно, не было этого во время чтения для миссис Стеффанс, и это заставило нас задуматься о том, когда начались эти депрессивные состояния.³

Мне было любопытно, как часто срабатывает такая "негативная психология" — когда просто из-за его или ее собственных проблем человека [или нескольких] привлекает место, где произошли сильно негативные события. Конечно, это происходит так же часто, как и позитивные ситуации. Позже сегодня днем Джейн сказала, что, по ее мнению, она никогда не настраивалась на депрессию миссис Стеффанс таким образом: "Если бы я думала, что у меня она была, — сказала она, — я бы съехала". Нам пришлось бы это сделать. У меня тоже нет ощущения, что на меня это повлияло. Тем не менее, нам показалось действительно странным — даже нереальным — считать, что человек, так тесно связанный с местом, которое мы любим, убил себя.

Джейн была очень расслаблена ко времени сеанса. Вечер был все еще теплым, после нашего самого жаркого дня в году: 86 градусов.)

(Шепчет:) Добрый вечер.

("Добрый вечер, Сет".)

(С большим количеством пауз, в начале:) Диктовка. Ваши устоявшиеся области знаний не предоставляют никакой субъективной реальности к-л-е-т-о-к (диктует по буквам).

Клетки, однако, обладают внутренним знанием своих собственных форм и любых других форм в их непосредственном окружении — это помимо упомянутой ранее системы связи, которая действует между всеми клетками на биологических уровнях.

В какой-то важной степени клетки обладают любопытством, побуждением к действию, чувством собственного равновесия и ощущением индивидуальности, будучи, например, частью ткани или органа. Биологическая идентификация клетки тесно связана с этим [очень] точным знанием собственных очертаний или иногда форм. Таким образом, клетки знают свои собственные формы.

В очень сложных клеточных структурах, подобных вам (пауза), с вашими уникальными ментальными свойствами, вы в конечном итоге получаете жизненно важное врожденное чувство очертания и формы. Способность рисовать — это естественное следствие такого ощущения формы, этого любопытства к очертаниям. На совершенно бессознательном уровне вы обладаете биологическим представлением о себе, которое сильно отличается от того "я", которое вы видите в зеркале, это знание телесной формы, так сказать, изнутри, состоящее из клеточных форм и объединений, действующих на максимуме. Простая клетка, опять же, проявляет любопытство к своему окружению, и на вашем гораздо более продвинутом клеточном уровне ваше собственное любопытство безгранично. В первую очередь это ощущается как любопытство к формам: желание прикоснуться, исследовать, почувствовать края и гладкие места.

Особое очарование вызывает само пространство, в котором, так сказать, нет ничего, к чему можно прикоснуться, нет форм, которые можно было бы воспринять. Таким образом, вы рождаетесь со склонностью к исследованию формы и в частности очертаний.

(9:19.) Помните, что клетки обладают сознанием, поэтому, хотя я и говорю, что эти склонности внедрены биологически, они также являются ментальными свойствами. Рисование в его простейшей форме, опять же, является продолжением этих наклонностей и в некотором роде служит двум целям. Особенно со стороны детей, это позволяет им выражать формы и очертания, которые они видят в первую очередь мысленно. Когда они рисуют круги или квадраты, они пытаются воспроизвести эти внутренние формы, перенося эти изображения наружу в окружающую среду — творческий акт, очень важный, поскольку он дает детям опыт перевода внутренне воспринимаемых событий личного характера в общую физическую реальность, доступную для всех.

Когда дети рисуют предметы, они успешно превращают формы внешнего мира в свои личные ментальные переживания — овладевая ими, так сказать, мысленно, посредством физического воспроизведения форм. (Долгая пауза.) Искусство рисования или живописи в той или иной степени всегда включает в себя эти два процесса. Требуется глубокое понимание внутренней и внешней энергии, а для великого искусства требуется обострение и усиление обоих элементов.

Вид выбирает наилучшие условия для проявления и максимального развития такой способности, принимая во внимание все другие свои потребности и цели. Особый, блестящий, интенсивный расцвет живописи и скульптуры, имевший место, скажем, во времена Микеланджело (1475–1564), по вашей вероятности, не мог произойти, например, после рождения технологии, и, конечно, не в вашу эпоху, когда изображения постоянно мелькают перед вашими глазами по телевидению и в кино, где они постоянно присутствуют в ваших журналах и рекламе. Вы повсюду окружены фотографией всех видов, но в те дни изображения, отличные от тех, которые дают объекты природы, были очень редки.

Люди физически могли видеть только то, что сейчас было у них перед глазами — никаких открыток с фотографиями Альп или далеких мест. Визуальные данные состояли из того, что мог видеть глаз — и это действительно был мир другого рода, мир, в котором нарисованный объект представлял значительную ценность. Портретами [владели] только священники и знать. Вы должны также помнить, что искусство великих мастеров было в значительной степени неизвестно бедным крестьянам Европы, не говоря уже о мире в целом. Искусство было для тех, кто мог наслаждаться им — кто мог себе это позволить. Не было никаких отпечатков, которые можно было бы "распространять",⁴ так что искусство, политика и религия были связаны между собой. Бедные люди видели уменьшенные версии религиозных картин в своих собственных простых церквях, выполненных местными художниками гораздо меньших достоинств, чем те, [кто] рисовал для пап.

Главной проблемой, однако, в ту конкретную эпоху была общая система верований, система, которая состояла, среди прочего, из подразумеваемых образов, которые не были ни здесь, ни там — ни полностью земными, ни полностью божественными — мифология Бога, ангелов, демонов, целого ряда библейских персонажей, которые были образами в воображении человека, образами, которые должны быть физически изображены. Эти образы были подобны целому художественному языку. Используя их, художник автоматически комментировал мир, времена, Бога, человека и официоз.