Своим возвращением Наполеон разрушил все козни Талейрана: антифран цузская коалиция возродилась. Неаполитанский король Мюрат объявил войну Австрии в надежде объединить под своим скипетром всю Италию; Наполеон вовсе не просил его об этой медвежьей услуге. 13 марта восемь держав, подписавших Парижский трактат, объявили Бонапарта вне закона. Россия, Австрия, Пруссия и Англия обязались не складывать оружия, пока не лишат его возможности возмущать спокойствие Европы, но при этом обещали свою поддержку Франции против узурпатора.
Между тем французская армия покинула своего короля. В Париже царили паника и смятение. Канцлер Дамбре трижды ездил к бывшему министру полиции Жозефу Фуше (изменившему Наполеону вместе с Мюратом после поражений императора в 1814 году) в надежде на помощь. В первый раз Фуше предложил сформировать новое правительство и поставить во главе его... герцога де Ришельё. На данный момент это единственный человек во Франции, в которого никто не сможет бросить камень. Осмыслив это предложение, Дамбре вернулся 14 марта и спросил Фуше, согласится ли тот войти в такое правительство. В Париже сразу распространился слух, что король намерен сделать перетасовки в кабинете, назначив Ришельё министром внутренних дел, а Фуше министром полиции.
На деле всё было совсем не так. В восемь часов вечера 19 марта Ришельё явился в Тюильри и проговорил с королём с полчаса, однако тот ни словом не обмолвился не только о смене правительства, но даже о своём намерении уехать. Лишь выйдя от монарха, Ришельё узнал по секрету от принца де Пуа, что военную свиту нынче же вечером отправляют в Лилль. Спасибо, что сказали. Ночью Людовик XVIII уехал в Бове вместе с герцогом Беррийским и маршалом Мармоном, командовавшим королевской военной свитой, и захватил с собой герцога де Дюраса.
Согласно воспоминаниям Рошешуара, четыре роты военной свиты только в девять вечера были предупреждены, что выступление назначено на одиннадцать, с площади Звезды. Ждали графа д’Артуа, брата короля; тот в своё время поклялся никогда не ездить через бывшую площадь Людовика XV (нынешнюю площадь Согласия), на которой казнили его старшего брата (кратчайший путь от Тюильри до площади Звезды лежал именно через неё), и поехал в обход. Среди четырёх тысяч солдат под командованием маршала Мармона никак не удавалось навести порядок. В довершение всего шёл нескончаемый дождь. Никто не знал, по какой дороге идти. Одни заблудились, другие увязли в грязи.
Ришельё не собирался дожидаться Наполеона в Тюильри в одиночестве и поспешно отправился в путь верхом. Второпях надел вверх ногами пояс, в который были вложены десять тысяч франков — всё его состояние на тот момент, и деньги высыпались из карманчиков в штаны и сапоги. Герцог задержался на несколько часов в Бове, а потом вместе с Мармоном отправился в Ипр через Абвиль, Сен-Поль и Бетюн. «Я уехал в тот же день, что и король, — верхом, без багажа и слуг, — и прибыл в Ипр в той же сорочке, почти не просыхая всю дорогу, проделав семьдесят два лье (288 километров. — Е. Г.) за пять с половиной дней на одном коне», — рассказывал после Дюк в письме градоначальнику Одессы.
Герцог Ангулемский с женой находились в Бордо — отмечали годовщину перехода города под власть Бурбонов. Сбежав в Гент, король велел племяннику отправляться в Тулузу, а дочери Людовика XVI — оборонять Бордо! При приближении генерала Клозеля герцогиня Ангулемская обратилась к солдатам с речью, однако те перешли на сторону Бонапарта. Мария Тереза уехала в Англию, где вела переговоры о закупке оружия для Вандеи и взывала о помощи к Испании. Наполеон восторженно воскликнул, что «она — единственный мужчина в семье Бурбонов».
Император даже предположить не мог, что столицу не станут оборонять, и опасался народного восстания, поэтому не пошёл ночью прямо на Париж, а остановился в Фонтенбло. Утром над опустевшим дворцом Тюильри (где поспешно бежавший министр финансов «забыл» 50 миллионов франков) уже развевался триколор; в девять вечера Наполеон въехал во двор и сразу занялся формированием правительства. Министром полиции снова стал Фуше.
П. С. Бутягин и другие дипломаты не смогли покинуть Париж за недостатком лошадей, сообщал 19 марта секретарь Александра I Василий Марченко графу Аракчееву. «Ней и Сюшет издали прокламацию, что Бурбоны перестали царствовать и что законный государь явился на престоле. Бонапарт обещал 1-го мая короновать жену свою и сына... уничтожил все награды, королём сделанные, и велел судить эмигрантов, после него возвратившихся...»
Ришельё с Мармоном прибыли в Ипр 26 марта. Командир гарнизона, бывший офицер на российской службе, не хотел никого пускать и обзывал Мармона изменником, но для Ришельё сделал исключение, поскольку на том был русский мундир. Герцог заступился за своего спутника, и кров предоставили обоим. Двор проследовал в Гент, но Ришельё собирался ехать в Вену к Александру. Он предложил Рошешуару, включённому в роту «чёрных» королевских мушкетёров[56] и ставшему кавалером ордена Людовика Святого: «Поедемте со мной, дорогой друг. Я примирю вас с императором Александром, мы вернёмся в Одессу и больше никогда оттуда не уедем». Тем не менее он не собирался трусливо бежать и готов был сражаться, поскольку «эта кампания политически направлена против Бонапарта, а не против Франции».
Коалиция была торжественно возрождена 25 марта. Четыре державы пообещали выставить против Наполеона по 150 тысяч солдат; командующим союзными войсками был назначен герцог Веллингтон. Ришельё оставался при Александре, но при этом информировал французский двор, находившийся в Генте, об обстановке в Вене, военных приготовлениях союзников и настроениях в умах. Людовик XVIII видел в нём своего «заступника» перед русским императором. Англичанин Чарлз Стюарт Ротсей, аккредитованный при французском дворе, писал 30 марта: «Очень удачно, что герцог де Ришельё был выбран королём, чтобы отправиться в Вену. Его характер и личное знакомство с государями и их министрами, собравшимися в сей момент на конгресс, бесспорно, придадут его представлениям больший вес, чем могло бы иметь любое иное лицо на службе Людовика XVIII». Талейран занервничал, но герцог прекрасно понимал, насколько ограничены в данный момент его возможности. «Талейран сегодня единственный человек, способный вести дела Короля. Одним своим присутствием он предоставляет гарантию всем, кто причастен к Революции, он знает их всех и Францию гораздо лучше, нежели те, кто окружает Короля. В прошлом году он положительно возвёл его на трон. Нужно, чтобы он вернул его туда в нынешнем», — писал Ришельё в «Дневнике моего путешествия в Германию во время Ста дней». Вряд ли он знал о том, каких успехов достиг Талейран за спиной у царя...
В начале апреля Наполеон отправил Александру через Бутягина копию обнаруженного им в Тюильри секретного договора от 3 января о военном союзе Англии, Австрии и Франции против России и Пруссии, присовокупив к этому документу письмо от Гортензии Богарне, супруги голландского короля, пытавшейся отвратить Александра от поддержки Бурбонов. Но царь разгадал замысел Наполеона, хотя, конечно, сильно разозлился на вероломных союзников. На следующий день он в присутствии фон Штейна предъявил бумагу Метгерниху, отчего канцлер лишился дара речи. Насладившись произведённым эффектом, Александр сжёг документ в камине, пообещав больше не вспоминать об этом деле.
Уже в апреле 1815 года русская армия вновь перешла Неман. Большинство прусских войск стояло на правом берегу Эльбы, большая часть австрийской армии была расквартирована в Неаполитанском королевстве, половина английских вооружённых сил была занята в Америке. Не дожидаясь окончания конгресса, Александр покинул Вену; Ришельё вперёд него выехал во Франкфурт в начале мая.
Царь не любил Людовика XVIII за спесь и нежелание «сделать ему приятное» — например, произвести его в рыцари ордена Святого Духа[57], назначить послом в Петербург Коленкура, не говоря уже о даровании разрешения на брак герцога Беррийского. Положение короля в данных обстоятельствах было крайне шатким, к тому же у него имелись конкуренты, например его племянник герцог Орлеанский. Ришельё писал великой княжне Екатерине Павловне (взбалмошной интриганке, если говорить начистоту) о нарастающем влиянии сторонников герцога, прося её предупредить брата и обещая поговорить с ним на эту тему. Тем временем барон де Венсан, прибывший в Гент, заявлял во всеуслышание, что царь настроен в пользу регентства герцога Орлеанского. 27 апреля королевский совет назначил Ришельё чрезвычайным королевским комиссаром при Александре с полномочиями издавать прокламации, назначать новых национальных гвардейцев и смягчать военные невзгоды. В циркулярном письме от 29 апреля говорилось: «Доверие и власть, коими облекает Вас Король, почти безграничны. Судите же, до какой степени Е[го] В[еличество] рассчитывает на Вашу преданность и усердие и насколько велики и священны возложенные на Вас обязанности». Мягко говоря, король поступил очень неловко, поскольку, когда о назначении стало известно в Вене, союзники сразу этому воспротивились: Блюхер ни о каких комиссарах и слышать не хотел, Веллингтон считал, что их присутствие более повредит королю, чем пойдёт на пользу, а Александр поручил Нессельроде выразить протест. Ришельё тоже был не согласен, поскольку положение королевского комиссара вынудило бы его уйти с российской службы, а он этого не хотел. «Мне всегда казалось, что я могу быть более полезен Королю, не будучи облечён никаким титулом, и признаюсь Вам, что именно поэтому я желал быть в свите императора, — писал он Рошешуару в мае. — Вы меня знаете: не любя ни дворы, ни штабы, я тысячу раз предпочёл бы получить командование, пусть самое небольшое».
