Впервые в Одессе принимали королеву. Самые знатные дамы удостоились чести быть представленными её величеству; для этого им пришлось пошить платья со шлейфами. В первый день в театре давали «Севильского цирюльника», во второй — спектакль на русском и немецком языках, за которым последовал большой бал, на третий — итальянскую оперу Джованни Паизиелло и французскую пьеску, на четвёртый — итальянскую комедию Карло Гольдони, а за ней любительский балет (не самого высокого качества, по словам испанского консула).
Праздники омрачились неожиданной кончиной О. И. Россета. 20 ноября 1813 года он ещё присутствовал на заседании Строительного комитета, а 11 декабря скончался. Похороны были большие, весь город провожал тело уважаемого и любимого сослуживца. Герцог ехал за гробом верхом. Перед смертью Россет сказал детям (их у него было пятеро — дочь и четверо сыновей): «Я не тревожусь за ваше будущее, герцог обещал мне рекомендовать вас императору и императрице-матери». В самом деле, сыновья Россета были определены в Пажеский корпус, а дочь Александра, окончив Екатерининский институт, стала фрейлиной вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны.
(А. О. Смирнова-Россет в своих воспоминаниях утверждает, что её отец умер от чумы. Однако это маловероятно: во-первых, эпидемия тогда уже сошла на нет; во-вторых, Осип Иванович болел три недели, что непохоже на скоротечную чуму; в-третьих, вряд ли он, будучи зачумлённым, позвал бы к себе детей, чтобы с ними проститься; в-четвёртых, Ришельё не позволил бы хоронить умершего от чумы всем городом).
Визит Каролины Неаполитанской завершился 18 декабря. Ришельё проводил королеву со свитой до Умани и сдал с рук на руки Сен-При. При каждой следующей остановке к кортежу присоединялся уездный воинский начальник. По ночам вдоль дороги разжигали большие костры, по утрам в карету запрягали шесть свежих лошадей в богатой сбруе.
В один из дней, на ночь глядя, королева приехала в Тульчин. Графиня Потоцкая велела украсить лестницу редчайшими цветами. Апартаменты освещали гигантские канделябры из позолоченной бронзы. Каролина призналась: «Мне хочется вскрикивать от восторга, но я боюсь, что меня примут за парвеню». После нескольких совершенно фееричных дней королева продолжила путешествие. (К февралю она добралась до Вены и тихо скончалась там некоторое время спустя).
В начале 1814 года русская армия форсировала Рейн. Произведённый в генерал-майоры Леон де Рошешуар, участвовавший в сражениях при Лютцене, Дрездене, Кульме и Лейпциге, вступил во Францию, где не был десять лет. Людовик XVIII призвал соотечественников приветствовать участников коалиции против Наполеона. Но торжествовать было еше рано: Луи де Рошешуар, старший брат Леона, с которым он разделял многочисленные испытания, был убит 29 января 1814 года в сражении при Бриенн-ле-Шато, в котором Наполеон разбил прусского генерала Блюхера. С 10 по 14 февраля, в ходе «шестидневной войны», император французов в четырёх сражениях разгромил русские корпуса Олсуфьева, Остен-Сакена и Капцевича, прусские бригаду Йорка и корпус Клейста, и лишь наступление на Париж австрийского фельдмаршала Шварценберга спасло армию Блюхера от полного уничтожения. Редкие победы одерживал только британский фельдмаршал Веллингтон, взявший, в частности, Бордо 12 марта. Но 21 марта австрийцы вошли в Лион, а через четыре дня союзники победили в сражении при Фер-Шампенуазе; всей кавалерией там командовал генерал Ланжерон.
Тридцатого марта капитулировал Париж, и уже на следующий день Александр I вступил во французскую столицу во главе союзных войск. При встрече с Ланжероном он сказал: «Господин граф, вы потеряли это на высотах Монмартра, а я нашёл» — и вручил ему орден Андрея Первозванного. Леон де Рошешуар, назначенный комендантом, въехал в ратушу и занялся обороной столицы, поскольку ходили слухи, что Наполеон будет контратаковать. Оккупационные войска устраивали в городе беспорядки, но Рошешуар подавил их, соединив русскую армию и французскую Национальную гвардию.
В Париже он получил письмо от дяди, не скупившегося на восторги в адрес Александра I: «Что сказать об императоре? Нужно целовать следы его ног. Какая у него душа, и каков государь, который всегда примет и выслушает любого, кто заговорит с ним на языке чести и искренности! Он станет спасителем Европы и, в частности, этой несчастной Франции, которая имеет так мало права претендовать на его благосклонность». Однако великий и благородный человек что-то не слишком благоволил к самому автору письма. «Мне нужно нечеловеческое смирение, чтобы выносить моё нынешнее положение... Чего бы я не отдал, чтобы император призвал меня к себе. Увы, когда-то он желал мне добра. Я даже думал, что внушал ему дружеские чувства, и могу поклясться перед Богом, что его ранг совершенно ни при чём в огромной ценности, которую я придавал этой дружбе. Надо полагать, он совершенно забыл меня, поскольку, на мой взгляд, я не совершил ничего такого, чтобы сделаться недостойным прежних его милостей». (Надо отметить, что недоброжелатели Дюка П. Д. Киселёв, А. М. Римский-Корсаков, Ф. В. Ростопчин не раз обвиняли его в заискивании перед императором и высмеивали «подобострастные» жесты типа присылки зимой фруктов из Крыма).
Главой временного правительства, состоявшего из роялистов, стал непотопляемый Талейран. Наполеон был низложен обеими палатами парламента. 5 апреля он отрёкся от престола в пользу сына, но на следующий же день под давлением своих маршалов (в том числе «храбрейшего из храбрых» Мишеля Нея, одним из первых перешедшего на сторону Бурбонов) согласился с тем, что никто из его родственников не сможет претендовать на престол. Тогда же сенат принял проект конституции и предложил трон графу Прованскому (Людовику XVIII).
За Наполеоном сохранили императорский титул, назначили ему ренту и отдали во владение остров Эльба; императрицу Марию Луизу с сыном вверили заботам австрийского императора. В конце апреля Франция подписала мирные договоры с участниками Шестой коалиции.
Александр I был противником Реставрации. «Я не знаю, не раскаюсь ли я в том, что возвёл Бурбонов на престол, — признался он как-то Евгению Богарне, пасынку Наполеона и вице-королю Италии. — Поверьте мне, мой дорогой Евгений, это нехорошие люди, они у нас побывали в России, и я знаю, какого мнения о них держаться». А в разговоре с Лафайетом император заявил: «Они не исправились и неисправимы». Он рассматривал несколько вариантов, в том числе воцарение самого Богарне, бывшего наполеоновского маршала Жана Батиста Бернадота (который тогда был наследным принцем Швеции и участвовал в Битве народов на стороне Шестой коалиции) или трёхлетнего римского короля при регентстве его матери; но, вероятно, именно отсутствие у него чёткой линии поведения и привело к тому, что трон вернули себе Бурбоны.
Один из своих первых парижских визитов Александр нанёс герцогине де Ришельё: «Ваш муж немного сердит на меня, что я не привёл его с собой. Если бы я мог предвидеть, что сия кампания завершится столь счастливо, он был бы здесь, но я вскоре пришлю его к вам». Любезный император пробыл у герцогини три четверти часа, а после написал одному из своих адъютантов: «Теперь я понимаю поведение герцога де Ришельё по отношению к своей жене. Ах, мон шер, как она дурна и ужасна собой. Я полагаю, что она очень умна и обладает большими достоинствами, но в двадцать лет надо было обладать сверхчеловеческим мужеством, чтобы переступить через такое уродство».
Эта записка датирована 3 мая; в тот самый день в Париж прибыл Людовик XVIII, и Рошешуар покинул российскую службу, чтобы отныне служить французскому монарху. Его дядя не одобрил этот поступок. «Рошешуар и Растиньяк, мне кажется, слишком поспешили оставить службу России, в особенности первый, возвышенный, осыпанный милостями императора, привязанный к его особе, мог бы, по меньшей мере, проводить его до Санкт-Петербурга. Это некрасиво, и я этим очень удручён», — признавался он в письме сестре Армандине. (Правда, Рошешуар, принятый на военную службу, сразу же написал прошение о своём назначении послом в Петербург или, на худой конец, в Константинополь). Сам Ришельё по-прежнему числился первым камергером французского двора, однако письмо с поздравлениями королю отправил только 6(18) мая из Херсона. Поздравляя его величество со счастливым «восстановлением на троне своих предков», он сетовал, что «в силу властных обстоятельств и чётких приказаний императора был лишь отдалённым зрителем великих событий, тогда как желал бы принять в них активное участие». Тем не менее он как «верный слуга Вашего Величества» выражал радость по поводу того, что справедливость восторжествовала.
