«Учреждённому в Елисаветграде для прекращения заразы комитету.
После успешнаго прекращения в Елисаветграде заразы и прошествия более 50 дней благополучия производится теперь общее освидетельствование всех жителей в городе, дабы точнее удостовериться о состоянии здоровья, и очищаются все дома, вещи и товары окуриванием. Когда всё это будет приведено к концу и по подробным под присягою розысканиям не окажется нигде скрытых сомнительных вещей, тогда предлагаю исполнись] следующее:
Во первых открыв церкви, принести Господу Богу, спасшему город от бедствия, благодарственное молебствие и потом продолжать богослужение по прежнему.
По долгу христианскому отслужить панихиду на кладбище, где погребены умершие от заразы христиане, лишившиеся от сего нещастнаго случая обряда погребения, по уставам церкви.
Открыть лавки и позволить свободный торг внутри города.
Греческую церковь содержать запертою и не позволять в ней служить, до коле все без изъятия вещи церковный не будут совершенно очищены под распоряжением Инспектора херсонской врачебной управы надворнаго советника Данилова.
Заняться комитету обще с градской думой немедленным удовлетворением тех людей, коих дома сожжены по случаю заразы; построить им новые от общества дома и донести мне по исполнении.
Из произшедшаго в Елисаветграде случая гг. члены комитета и комиссары по частям города должны были научиться, какое внимание надобно обращать на благосостояние народное в настоящих обстоятельствах здешняго края, и потому я настоятельнейше подтверждаю не ослабевать] ни малейше в принятых мерах, дабы предохранить город от новых нещастий, могущих постигнут[ь] оный единственно от нерадения или безпечности тех, на кого возложено попечение о благе народном; но я столько знаю усердие и деятельность гг. членов и комиссаров, что не сомневаюсь в исполнении каждым своего долга и потому остаюсь спокоен. Ни один больной в городе не должен пребывать в неизвестности и ни один умерший предан земле без надлежащего освидетельствования. Сею единственною осторожностью можно избегнуть тех неприятностей, которыя встретиться могут.
Комитет не оставит продолжать доносить мне обо всех произшествиях каждую почту».
Г. Л. Дюк-де-Ришелье».
Этот документ, проникнутый человеколюбием, сохранился в городском архиве. Какой разительный контраст с сарказмом тайного советника Куракина! Неудивительно, что граждане Елисаветграда впоследствии с большой готовностью примут участие в сборе средств на сооружение памятника Дюку...
На фронт Ришельё так и не вызвали, и он продолжал нести свой крест. Для жителей Новороссии, лишившихся всего, что имели, в трёх губернских городах были устроены работные дома (Дюк сообщал об этом в письме графу Гурьеву). Один путешественник, побывавший в Одессе в 1813 году, описывает круг общения генерал-губернатора: «Во всё время до обеда, во время стола и после приходили разные люди высшего и простого класса, по делу и без дела — и всех он принимал ласково и терпеливо, хотя, видимо, усталость одолевала его».
В это время Наполеон довольно успешно отбивался от Шестой коалиции. 26-27 августа состоялось сражение при Дрездене; союзники были отброшены в Богемию. В сентябре Леона де Рошешуара отправили к шведскому королю, чтобы убедить его примкнуть к союзникам. 4 (16) октября вблизи Лейпцига началась Битва народов, в которой войска императора французов сошлись с армиями России, Австрии, Пруссии и Швеции. 5 октября Ланжерон, награждённый за десяток предыдущих сражений[52] орденом Святого Георгия 2-й степени и шифром (императорской монограммой) на эполеты, атаковал левое крыло неприятеля, а 7-го его корпус ворвался в город и гнал врага до самых Лютценских ворот. Понеся большие потери, Наполеон начал отступление во Францию, которая теперь одна оставалась под его властью. Узнав о разгроме, маршал де Гувион Сен-Сир, осаждённый в Дрездене, попытался прорваться, но после неудачи был вынужден капитулировать и сдаться в плен. Шедшие к нему на выручку войска были остановлены ополченцами отряда действительного статского советника А. Д. Гурьева; их командир был награждён орденом Святого Георгия 4-й степени, австрийским орденом Марии Терезии и прусским орденом Красного орла 2-й степени и назначен комендантом Дрездена.
Ришельё же 2 ноября 1813 года встречал в Одессе заклятого врага Наполеона — королеву Неаполя Марию Каролину Австрийскую, родную сестру казнённой Марии Антуанетты.
В 1768 году она вышла замуж за Фердинанда IV, короля Неаполя. (Вообще-то он собирался жениться на её сестре Марии Иоанне, но та умерла, а вслед за ней скончалась и другая сестра-невеста, Мария Йозефа. Пришлось брать оставшуюся. Любви между супругами не было, но в браке родилось 18 детей. Старшая дочь Мария Тереза (1772—1807), выданная в 1790 году за императора Священной Римской империи Франца И, произвела на свет Марию Луизу, ставшую впоследствии женой Наполеона, которого её бабка считала узурпатором).
Неаполем на деле правила королева, а не её бесцветный супруг. В политике образцом для неё была мать, императрица Мария Терезия. Чтобы упрочить связи между Габсбургами и Бурбонами, Мария Каролина умело заключала династические браки и рассадила своих детей по главным тронам Европы. Её сыновья и дочери шли под венец со своими кузинами и кузенами, и она стала «бабушкой Европы» задолго до английской королевы Виктории.
В 1798 году, опираясь на поддержку британского посланника Уильяма Гамильтона, королева вступила в вооружённую борьбу с революционной Францией, однако потерпела поражение и была вынуждена укрыться на Сицилии. Местный климат ей не подходил, говорили даже, что для борьбы с болезнями она принимает опиум. Действуя жестокими методами, расправляясь не только с врагами, но и с бывшими друзьями, она сумела вернуться в Неаполь победительницей. Но тут английский адмирал Нельсон, бывший её опорой, погиб в сражении при Трафальгаре (1805). В 1806 году Наполеон прогнал Фердинанда с неаполитанского трона и посадил на него своего старшего брата Жозефа. 1 августа 1808-го новым королём Неаполя стал зять императора Иоахим Мюрат. Он истребил феодальные пережитки, реорганизовал армию и флот и усмирил калабрийских разбойников. Захват Капри в октябре показал, что «Бурбоны окончательно перестали царствовать»; по случаю этой победы Мюрат амнистировал политических изгнанников. Сицилию ему взять не удалось.
Мария Каролина, вынужденная жить в Палермо, к 1812 году склочным характером восстановила против себя всех, начиная с мужа, который указал ей на дверь. С ней уехал 22-летний принц Леопольд, которого ей не удалось сделать королём Испании. Несмотря на расшатанное здоровье, она поднялась на борт корабля в Палермо, 13 сентября 1813 года была в Константинополе, а 2 ноября — в Одессе, намереваясь оттуда через Польшу добраться до Вены: она рассчитывала с помощью своего зятя, австрийского императора Франца I, вернуть себе королевство.
Королеве, как и всем прибывающим, тоже нужно было пройти карантин, но её поместили в доме инспектора Осипа Россета (на месте нынешней Думы, в начале Приморского бульвара), который учтиво явился выслушать её распоряжения. Мария Каролина узнала, что супруга инспектора только что разрешилась от бремени сыном, и сама предложила стать его крёстной (впрочем, на церемонии её заменила госпожа де Рибас). Таким образом, младший сын Осипа Россета получил имя Александр Карл (в честь императора Александра, на заступничество которого надеялась королева, и её самой). «А крёстным отцом, конечно, был герцог, — вспоминала старшая дочь Осипа Ивановича Александра, которой тогда было шесть лет. — Королева прислала собственноручное письмо и склаваж, так называли цепочки, перевязанные бриллиантами, и фермуар, тоже бриллиантовый, с её шифром. Все приезжали смотреть это украшение; а брату — бриллиантовый крест с весьма крупными камнями. Она изъявила желание видеть меня и Клему (Климентия Россета, которому было два года. — Е. Г.). Герцог нас учил кланяться ей, меня одели в красное онгуринское платье, завили барашком и надели серьги с крошечным супфирчиком, подарок Дюка, а Клему одели в белые панталоны и красную курточку, обшитую золотым позументиком. Мы так низко и хорошо кланялись, что герцог сказал: “ Vous voyez, Madame, que mes petits eleves me font honneur”[53]. Королева была очень старая (ей был 61 год. — Е. Г.), нарумяненная, в зелёном бархатном платье и покрыта бриллиантами, а на шее очень крупный жемчуг, с которым я играла, когда она нас обоих посадила на колени. При ней были две очень нарядные дамы, тоже старые и нарумяненные».
