Тем временем эпопея в Турции ещё не закончилась: мирный договор был ратифицирован, однако Константинополь не утвердил тайную статью, касающуюся Азии, и не пожелал заключить с Петербургом наступательный и оборонительный союз. В связи с этим Чичагов считал мир с Турцией совершенно бесполезным и не имеющим силы; а значит, 12 батальонов, предоставленных в его распоряжение, следовало оставить в Крыму на случай возобновления войны. Ришельё хотелось рвать и метать. Он немедленно написал Александру, чтобы в очередной раз обратить его внимание на то, «какие пагубные последствия имело бы возобновление войны для дел вообще»: «Вашему Величеству известно положение нашей армии на Дунае; малейший австрийский корпус, который выступил бы либо из Галиции в Яссы или из Германштадта в Валахию, вынудил бы её отступить сначала к Пруту, а затем к Днестру; турки, настолько же презренные, когда их атакуют, насколько опасные, когда отступают, ввели бы тогда в Валахию уйму солдат, и наше положение сделалось бы критическим. Я не знаю, с какими пунктами турки не хотят согласиться по поводу Азии, однако сомневаюсь, чтобы они стоили разрыва договора; что же до наступательного и оборонительного союза с Портой, каким бы желанным он ни был, мне кажется, что мир, пусть даже сводящийся к нейтралитету турок, по-прежнему являет собой огромные выгоды».
Первым корпусом Дунайской армии Чичагова командовал генерал от инфантерии А. Ф. Ланжерон. Адмирал планировал использовать армию для организации диверсий в глубоком тылу врага. Ланжерон, считавший это нонсенсом, изложил свои взгляды в письме другу, а тот взял на себя смелость переслать его императору, сопроводив своими замечаниями: «Если Ваше Величество будет одерживать успехи против Наполеона, все народы, стонущие под его игом, сами сбросят его. Если же, не дай бог, случится противное, все выгоды, полученные на большом расстоянии, не будут иметь иных последствий, кроме утраты приложенных к тому сил, как уже произошло в 1807 году с флотом Сенявина».
Когда Ришельё был в чём-то твёрдо убеждён, он упорно доказывал свою правоту. 17 июля он писал Чичагову, которому должен был отправить 12 батальонов (четыре полка!), что в условиях, когда война с Портой может возобновиться, нельзя оставлять Крым и Кубань совершенно без защиты, поскольку находящихся там войск едва ли хватит для охраны каторжников, распределённых по семнадцати слабым крепостям. Азиатские народы возьмутся за оружие и доставят массу неприятностей. Отсутствие трёх-четырёх батальонов не составит решающей потери для армии, а на юге они крайне нужны. Кроме того, он ждал распоряжений по поводу Суджук-кале. (Эта турецкая крепость близ современного Новороссийска в 1810 году была занята без боя, русские укрепили её и модернизировали, однако в силу своего расположения она была совершенно непригодна для обороны. В итоге в 1812 году ее пришлось взорвать). В случае мира, считал Дюк, следует также вывести войска из Анапы — она дорого обходится, но вовсе не нужна.
Александр находился в лагере близ Полоцка. 6 июля он издал манифест о вторжении Наполеона:
«Неприятель вступил в пределы НАШИ и продолжает нести оружие своё внутрь России, надеясь силою и соблазнами потрясть спокойствие Великой сей Державы. Он положил в уме своём злобное намерение разрушить славу её и благоденствие. С лукавством в сердце и лестью в устах несёт он вечные для неё цепи и оковы. МЫ, призвав на помощь Бога, поставляем в преграду ему войска НАШИ, кипящие мужеством попрать, опрокинуть его, и то, что останется неистреблённого, согнать с лица земли НАШЕЙ. МЫ полагаем на силу и крепость их твёрдую надежду, но не можем и не должны скрывать от верных НАШИХ подданных, что собранные им разнодержавные силы велики и что отважность его требует неусыпного против него бодрствования. Сего ради, при всей твёрдой надежде на храброе НАШЕ воинство, полагаем МЫ за необходимо нужное собрать внутри Государства новые силы, которые, нанося новый ужас врагу, составляли бы вторую ограду в подкрепление первой и в защиту домов, жён и детей каждого и всех.
МЫ уже воззвали к первопрестольному Граду НАШЕМУ, Москве, а ныне взываем ко всем НАШИМ верноподданным, ко всем сословиям и состояниям духовным и мирским, приглашая их вместе с НАМИ единодушным и общим восстанием содействовать противу всех вражеских замыслов и покушений. Да найдёт он на каждом шагу верных сыновей России, поражающих его всеми средствами и силами, не внимая никаким его лукавствам и обманам. Да встретит он в каждом дворянине Пожарского, в каждом духовном Палицына, в каждом гражданине Минина. Благородное дворянское сословие! ты во все времена было спасителем Отечества; Святейший Синод и духовенство! вы всегда тёплыми молитвами призывали благодать на главу России; народ русский! храброе потомство храбрых славян! ты неоднократно сокрушал зубы устремлявшихся на тебя львов и тигров; соединитесь все: со крестом в сердце и с оружием в руках никакие силы человеческие вас не одолеют...»
Словно в подтверждение этих слов 3-я армия генерала от кавалерии А. П. Тормасова 15 июля нанесла поражение саксонцам, занявшим Кобрин, а 25-го выбила французов из Брест-Литовска, за что Тормасов получил орден Святого Георгия 2-й степени и 50 тысяч рублей.
Высочайший манифест был получен в Одессе 16 (28) июля. Ришельё зачитал его собранию из почётнейших жителей города всех национальностей и призвал их откликнуться на зов государя. «Для блага нового Отечества, для спасения его я жертвовал и жертвую всем, — сказал он в заключение своей речи. — Покажите и вы единодушно в нынешний день, что вы истинные россияне, и я не буду ожидать лестнейшей награды за попечения, которые имел об вас». Подавая пример, герцог пожертвовал 40 тысяч рублей, присланные императором, — всё своё состояние на тот момент.
Чересчур самостоятельный Дюк начал раздражать Чичагова. 6 (13) августа адмирал писал императору из Фокшан, что довольно долго ничего не слышал о Ришельё и не знает, выступили ли войска, которые он должен был ему прислать. Говорят, будто он сам их ведёт. Чичагов предпочёл бы, чтобы у него забрали уже имеющегося француза, то есть Ланжерона, а не дали ещё и другого. Между тем оба племянника герцога, Луи и Леон де Рошешуары, уехали на войну; Леон был приписан к армии генерала Тормасова.
Первые успехи сменились поражениями. Австро-саксонские части снова заняли Кобрин и Брест, вынудив армию Тормасова отойти на Украину для соединения с Дунайской армией, шедшей в Россию. 15 августа в «освобождённом» Минске широко отпраздновали день рождения Наполеона — «всемилостивейшего императора и великого короля», «освободителя поляков от рабства», — которому воздвигли памятник на площади Высокий Рынок, переименованной в площадь Наполеона. 16-го началось Смоленское сражение; через два дня город был оставлен.
Нападения со стороны Порты теперь можно было не опасаться, к тому же в конце весны в Константинополе было зарегистрировано несколько случаев смерти от чумы, которая, впрочем, не получила распространения — как говорили, из-за сильной жары. Но 2 августа эта напасть объявилась в Одессе... За три дня умерло восемь человек. Признаки болезни были везде одинаковы: внезапный озноб, горячка, головокружение, тошнота, пятна на коже, воспаление лимфатических узлов... Она протекала стремительно и легко передавалась окружающим.
В последний день августа Ришельё написал подольскому губернатору графу К. Ф. де Сен-При, что в Одессе свирепствует какая-то страшная болезнь, слово «чума» пока ещё не произносят, но последствия такие же, и действовать нужно с наивозможной строгостью. Он со стороны Новороссии будет охранять пределы Подольской губернии, но и графу надлежит приказать выставить кордоны, потому что, как знать, не появилась ли уже зараза в тамошних степях. Дюк советовал учредить в уездном городе Балте небольшой карантин для почты, а пока не получит сообщения, что это исполнено, собирался задерживать почту на своей территории.
В тот же день Дюк в письме императору Александру сообщил о тридцати заболевших и о своём распоряжении установить кордоны по Бугу, Днестру и их междуречью. Непонятно, откуда была занесена эта болезнь: все без исключения моряки, прибывшие из Константинополя, были и остаются здоровы. Если из Кафы поступит тревожный сигнал, перекроем и Крым, это просто.
