И снова в Косте соблазн и мужское превосходство… удвоенные!! – учитывая, как Меркалов держит себя с ним.
Но тотчас нервная струнка. «Отношение Меркалова ко мне не изменится – все равно… даже если Олю украду… да плевал я на него, – даже стыдно становится, слегка, за эту мысль… – она-то как раз и идентифицирует во мне ребенка? Меркалов никогда не признает во мне… А, плевать на него».
В то же время, Костя крайне удивлен… внезапной легкой ксенофобии в себе. И боится этого. Он никогда не испытывал неприязни к кавказцам. Никакой розни, упаси Боже. «Я не должен»……………………………………………………..
……………………………………………………………………………………….
Потом он еще думает о душевных барьерах. Удивительно: начать общаться с человеком, если с ним так во многом расходишься, не менее сложно чем вскарабкаться на какую-нибудь высоченную ограду без подступов… «Да, точно! У души гораздо больше свободы? Нет, всегда отыщется соизмеримо недоступный человек, но главное, чаще не понимаешь, что тебя точно останавливает… что? Только междометия произносишь, не можешь охарактеризовать… хм… вся жизнь из душевных барьеров…»
Свои разговоры с Игорем я никому не поверяю… также, как все, о чем мы говорим… останется между нами, Кость.
Это тоже барьер. Стена – Оля сказала очень спокойно и серьезно…
У Кости два быстрых укола в мозгу:
«Выходит она хочет близких отношений со мной но… с другой стороны она ничего не говорила и о Меркалове», – радостный, досадный. Жаркая аналитика.
Влажно-жаркие кончики извилин – роения, роения – все крутится в голове само собой – обмозговывания.
«Я слишком измучен… сидеть, просто сидеть за столом, отдыхать. Я так устал от всех тягот, что не могу даже подняться?.. – сознание тонет в теплой поволоке; яркий свет лампы над столом. – У Оли и Меркалова близкие отношения… все еще? Да с чего я вообще решил, что у них отношения? Может, это вообще не так.
Или… Они встречались и расстались… но у них близкие отношения – по-прежнему? Но раз она и о нашем разговоре так говорит… значит, и со мной тоже она думает…
Я хочу с ней только дружбы, она совсем не привлекает меня».
Оля говорит: свои разговоры с Игорем я никому не поверяю…
«Интересно, что же Уртицкий сказал Меркалову, когда тот попросил его издать стихи и устроить творческий вечер? Хи!.. – опять вдруг просыпаются смешливость, ехидство, воспаленная кислота. – Какой платы Уртицкий потребовал?..»
Левашов вспомнил, как маэстро несколько раз повторял после этого в студии (конечно, в отсутствии Меркалова), что тот «компостирует мозги – это всем им свойственно».
«Не подобрал ключика? Черт! А ко мне подобрал, подобрал, ко мне подобрал меня кинули меня кинули меня тянут меня кинули меня тянут…»
Глава 13
I
На следующий день, когда он просыпается… где-то около двух часов после полудня. Опять эта страшная усталость, изнурение после сна – «не могу не могу ничего» – измученность… в голове – тихо шуршащий рой… чего? Серые блестки в голове… «Я чувствую…» Инерционная солома… шуршит?.. Только сидеть на кровати, уставившись в одну точку – на обоях – между двумя настенными полками.
Козырек, водвинулся в мозг… нет, еще не так отчетливо, но… «я опять… не могу думать ни о чем, кроме как…»
Костя сидит на кровати. Искры, роения в голове, не то горячие, не то…
Сегодня, с самого утра. Выпить кофе? Снять усталость – да, это нужно, – но… он понимает: это только «утвердит» козырек в мозгу – не смогу, не смогу ничего делать… «Нет-нет, но я же не могу не выпить кофе!»
Страшная усталость по всему телу, апатия. «Я разобран… на части? Каждая конечность чуть отдельно от… тела. Так вяло…» Клубок мыслей, тихий, соломенный… Серый, навязчивый, легкий…
Серый свет за окном. И мысли… тоже там? «Этот свет проникает мне в мозг…
Сегодня работать… сил не будет.
«Впрочем, потом появятся».
Но сейчас ему кажется… он никогда больше не напишет ни строчки?
Он смотрит перед собой, тусклый осенний свет проникает в глаза, в голову. Осунувшееся лицо… «я знаю, мое лицо не меняется целую минуту».
Руки, ноги будто чуть-чуть отдельно от тела… и так неприятно ноют.
Слава Богу, он смог поработать вчера как приехал – после встречи с Олей. Рассказ, который лежал уже два года. Теперь после романа надо доделывать, видимо…
«Нет, может не получиться, не знаю…»
Просто сидеть на кровати… щурить глаза… гнетущая усталость. «Я словно поглощаю этот серый свет… своим мозгом?» Все заворачивается в бесцветный, вялый… клубок. Рой мошкары………….
И вдруг опять несчастная боль – упадок – безысходность – «как же они издеваются надо мной?» – Костя вымямливает мысленно, слабо. Беззвучно.
Осунувшееся лицо.
Вот что у тебя опять такое лицо? – материн голосок… очень далеко.
«Мои измученные глаза… я чувствую, они такие, да… мрак, мрак… больше нет света?»
Его подкосили. Он душевно подкошен.
Оля говорила вчера… Да Бог с ними с премиями. Дефолт какой-нибудь будет, и все эти премии посыплются, Господи…
Оля… ее маленький ротик произносит слово «дефолт»… «дефолт». Костя тотчас чувствует прилив возбужде…
«Нет, не Бог с ними… я ответил… нет, не Бог с ними?»
Ну извини, я не живу с тобой и не вижу всего этого.
Маленький детский ротик Оли.
Нет, не происходит никакого оживления. Такой болезненный упадок во всем теле…
Серая инертность – легкое, страшное… роение мыслей как пресная инерция, пресная…
Теперь все… раньше было плохо, но сейчас гораздо хуже. Ему обломали крылья. Уртицкий, Молдунов… прокатили – почему, почему?.. Болевой укол в груди… едва. «Я написал… за что же… за что же это? Я не… это…»
«Это не лучший роман. Вот и все… поэтому эта бездарь так издевается! – давит вдруг Костя мысленно. Это единственное усилие… получилось сделать мозгом за минуту. – Нет, они просто издеваются… просто… просто…»
Расслабленное вымотанное измождение – мерзкие, слабые уколы… в недвижных руках. Ослабленная, вымотанная…
Серый клубок шелестит в мозгу, такой легкий, бессмысленный.
«Есть великие… есть наполнитель… – его собственные слова вчера – Оле. Да? Он говорил такое? – надо дальше, дальше…»
Вдруг это чувство мелькает – прокрутов мозгов вхолостую. Как мотор. «У меня больше нет сил».
Дикая измученность. Шуршит инерционная солома. Мыслей.
Далекая.
………………………………………И в то же время – где-то очень глубоко, под сознанием – это великое всеобъемлющее чувство – он одолевает все препятствия, выстаивает – и все равно в результате сядет писать, работать, работать – это великое мазохистское удовольствие…
Но пока, в эти минуты не может совершить усилия над собой………………….
……………………………………………………………………………………….
Потом ему начинает казаться… В мозг, за лоб словно задвинули козырек. «Ничего не соображаю… работать не смогу сегодня, да… я должен, должен делать рассказ!»
Дыхание-мотор вхолостую… О чем я говорил вчера с Олей?.. Не могу понять… бездари, бездари, давят меня, давят!! Я все продавлю, я должен… о чем я говорил вчера?» Давят, давят… «Не могу сообразить… пойти выпить кофе?» Он знает – козырек за лбом только еще сильнее, еще отупляюще станет давить на мозг.
Давление в измученных глазах… «Я чувствую… мрак, серый мрак… только серый свет в этой комнате, нет справедливости…»
Осунувшееся лицо…
Вот что у тебя опять такое лицо? – снова он вспоминает… мать сказала…
Он отправляется на кухню – все-таки сделать себе кофе. Козырек, козырек в голове – он утвердится, будет только хуже… но может, все-таки нет? «Не могу заснуть – значит, взбодриться, взбодриться…» – лихорадка вдруг лихорадка не будет никакой бодрости – только ошалелый жаркий лед в голове? Как всегда! И провисание, кручение в голове и гортани… Он не сможет писать несколько часов… только сидеть, тупо смотреть перед собой… ждать, пока пройдет, пока станет лучше…
