Бездарь, бездарь, старая бездарь, которая просто занимает место…..
…………………………………………………………………………»
Костя идет на кухню – готовить себе чай.
«Работать работать опять буду работать всю ночь… нет, не могу, не могу!»
Боже, какая апатия и жаркое изнурение! «Кофе! Пить кофе? – нет, не поможет, он знает: – только будет затык, затык в мозге и заснуть, заснуть не смогу и работать тоже – опять не смогу ничего делать – чай, чай, нужно чай пить!»
Обычная кухня, довольно тесная, бельевые веревки над пасмурным, темным окном… «когда мать успела снять белье? Опять заругает меня – не помог ей…»
Только сейчас приходит это в голову, а ведь белье снято уже… день назад?
«Не знаю не знаю…»
Он ставит электрический чайник, включает…
«Чай поможет – надо прийти в кондицию, в кондицию, взбодриться но чтобы и голову прояснить, прояснить…»
Он знает, прекрасно знает, что сядет работать рано или поздно – просто нужно, чтоб изнурение переключилось в оживление, в бодрость! Это случится обязательно.
Тесная кухня – два стола и все заставлено солонками и кофейными банками.
Потом Костя смотрит на греющийся чайник – «Нет, наверное, было как-то еще! Уртицкий просто пришел в редакцию журнала и сказал что надо печатать это его студиец талантливый – такой роман написал! – «если вы не хотите брать, беру я, я буду продвигать его!»
Поэтому Молдунов говорил из такого потесненного положения! Договорились с теми, кто выше него в журнале.
Да, и получается, он не знает об игре, которую втихаря затеял Уртицкий».
Опять у Кости мысль – позвонить Молдунову и все рассказать. Тот не в курсе всей игры – это очевидно.
И Левашов тотчас представляет, как Молдунов (после, на какой-то литературной сходке) отводит в сторонку Уртицкого… и своим басистым уверенным голосом говорит: «Так, у нас с вами будет разговор Владимир Михайлович».
«И тогда мой роман просочится! Напечатают как бы в наказание Уртицкому – за его козни».
Нет, не получится. Опять у Левашова этот страх – и что Уртицкий так уверенно и нагло все контролирует. Мы там готовили один текст к публикации, который так и не вышел, – он слишком уверенно и нагло это сказал. Все нервы у Кости натянулись в душе-е-е-е!..
Значит… «Уртицкого проучат, но мой роман не напечатают… Я должен рассказать Молдунову просто так? Какой тогда мне с этого толк?..» – опять блокировка.
«Не могу, не могу ничего сделать!»
Да Костя и слишком плохо знает его.
«И если я только позвоню… я сразу опять только узнаю…»
Он понимает, что не может переступить через эту черту. Лучше сидеть в неизвестности. Барьеры намеков сковали намертво.
Уртицкий все так ловко сделал, все высчитал…
Ты должен. Встречаться с Ирой. Вот так просто – раз и все. Ты должен ее полюбить. Должен.
«Да ведь и еще все может сложиться – чего я так нервничаю!!..…………….»
Он уже вернулся в свою комнату, сидит за столом, отхлебывает душный, горячий чай.
«…А с другой стороны если они все в сговоре Молдунов если я ему расскажу только скажет Уртицкому что я ему звонил а для меня – изобразит удивление» – мысли, мысли – ты поменьше там анализируй! «Ира так сказала! Она обо всем предупреждена!..
И Молдунов тоже! Что если Молдунов изобразит удивление – а все передаст Уртицкому? Все тогда накроется – что если так – тогда они заметут все?..»
«Уртицкий все контролирует он все контролирует и Молдунов обо всем предупрежден. Уртицкий все ему рассказал и что хочет ко мне прицепиться – тоже. Но почему тогда Молдунов говорил как из потесненного положения? Этого-то он точно не мог изобразить…
(Да, да, во всей этой лживости, есть правда – как интересно. Что-то все равно нельзя изобразить!)
Все равно здесь нет ничего искреннего, ничего искреннего!»
Это горе и страх. Огромная боль!.. «Со мной так поступаю-ю-ю-ю-ют!»
Вот какова современная литература!..…………………………………………………….
Потом, спустя три минуты Костя вскакивает, опять ходит, ходит по комнате – опять смех, истерический смех – новая волна – в душе, сквозь боль – «Уртицкий – как же он ловок! Вы посмотрите – как он изворотлив – ха-ха. Даже Молдунов – начальник в журнале, что-то решает – а Уртицкий все равно влиятельнее, вывернется… Молдунов скажет ему: «Что это вы затеяли? Что это за игры» – а Уртицкий все равно улизнет – как он хитер! – Левашов гримасничает, прохиндейски кривит пальцы – моментные отражения пальцев в зеркале. – Ха-ха, ха-ха-ха! Вот что затеяли, вот!..………………………………»
* * *
…Он возвращается на кухню, налить еще чаю… Но отставляет пустую чашку и встает у окна, в темноте, и смотрит на сияющие окна домов напротив. Темный, вечерний двор. И далекие вспышки-огни на черном горизонте.
Он чувствует в душе эту струнку – уступить? В эту секунду кажется, это так просто сделать – Ира его любит.
В какой-то момент он представляет, будто она стоит у него за спиной, ждет, чтобы он обернулся, смотрит на него. Обернуться – и обнять жарко, страстно, соединиться с ней – не взирая ни на какие преграды. «Как мы любим друг друга!.. Целовать, целовать, она любит, она ждет, никакой борьбы!..»
Жаркие уколы возбуждения – на несколько секунд. Обернуться – усладить страсть, влечение.
Позывной трепет…
«И все публикации пойдут от этого, от этого. Я буду печататься везде, во всех больших изданиях, где Уртицкий…»
Поддаться, соединиться с Ирой!..
И навсегда.
А потом, лет в пятьдесят Левашов будет говорить начинающим писателям: «Конечно, я всем известен сейчас. Знаменит. И Лобов тоже. Это все Уртицкий для нас сделал. Это он нам все оставил после себя. Все издания. Он наш благодетель. Он оставил нам это после себя, талантливым людям. Он наш благодетель…»
Глава 12
I
Левашов совершенно случайно позвонил Оле Назаровой. В этот же вечер…
У него вдруг вспыхнуло (среди всех кручений в мозге): Оля!
Но он же едва знает ее… «Ну а почему бы не позвонить ей? Она же…»
Ее тихая приветливая улыбка. Она тоже из студии, но появляется там через раз. Она пишет короткие рассказы… еще, кажется, повести иногда.
Костя знает: Оля ему тихо, молчаливо симпатизирует; очень.
«Позвонить ей? Зачем?»
Но он уже чувствует – опять словно катится в испарине по жарко-ледяному катку вниз! Не устоять! Можно и Оле рассказать!
Он подскакивает как ужаленный, бросается к телефону.
Оля, конечно, удивлена его звонку. Костя перевозбужден.
– Ты не представляешь, во что я влип… Это касается Уртицкого!
– А что такое? Ты же вроде с ним в таких хороших отношениях, Кость.
– О-о, да! Конечно!! Я тебе такое расскажу!
Он произносит тоном, будто она друг, с которым он общается уже много лет.
«Забавно! Откуда этот тон? Но это прикольно – так произнести».
Может, это от всей игры, которая вертится вокруг него.
Он хочет начать рассказывать, как вдруг Оля предлагает встретиться.
– Э-э… встречи слишком долго ждать, – говорит Костя.
Оля отвечает, что она действительно сейчас целыми днями занята, и завтра у нее лекции в институте с утра – в своем биологическом…
– …Но вечером, если хочешь, я могу отпроситься из лаборатории.
– Ну хорошо, ладно… слушай, это очень серьезно! Ты не представляешь, что случилось!
– Я понимаю.
– Слушай… а чё ты там такое делаешь в лаборатории?
– Ну, у нас там разная работа.
– Лаборатория не в институте? Отдельная?
– Да, отдельная. В основном, научные эксперименты… опыты. Как в любой лаборатории в общем-то. Вожусь с мышами…
– A-а… ну ладно, потом расскажешь.
«Чего это она вдруг так резко захотела со мной встретиться? – усмехается он про себя; после разговора. – A-а… чё-то ж такое было, по-моему…» – он посмеивается, вспоминая…
