– А если бы они были просто счастливы – и всё?

– Мои пациенты? Да, конечно. Вот только счастливы – по-настоящему.

– Занимались бы только спокойным созерцанием… – продолжала она, размышляя. – Окружающих… вещей.

– Для этого им нужно нечто большее, чем наша жизнь. Чем весь этот ежедневный бег. Затирающий свет, который есть в каждом человеке. Просто созерцать, да… и тогда все конфликты исчезнут.

Левашов отрывается от компьютера… отсаживается на кровать.

Он все поглядывает на компьютерный текст, только что напечатанный… На горящем экране…

Страшная вспаренная измученность – в голове, в шее, во всем теле – «как же я смог выжать из себя… эти буквы, слова. И ведь еще тысячи раз смогу.

Нет, все так и должно… я ничего не выжимал».

Потом он почему-то представляет себе Гамсонова. Тот стоит у окна, в своей новой квартире и смотрит вниз на двор, через стекло. И солнечные коридоры тоже как из стекла; с матовыми, оранжевыми гранями… Кубы, пирамиды света, закатные, янтарные, тонут друг в друге, исходят друг из друга…

Но Костя… он почти совсем не может «нарисовать» себе улицу за стеклом… кроме этого света. Но словно чувствует… там идет какой-то прохожий во дворе? Некий человек… через все эти лучистые конструкции. О чем он думает? Он любит кого-то… или держит обиду? И теперь в этот момент… вспомнил о ней?

Нет… не должно быть конфликтов…………………………………………………………..

……………………………………………………………………………………….

…Звонок с премии, который поначалу вызвал у Кости очередное недоверие и страх… позже к вечеру, чем больше он думает, уже приходит в затаенную радость, даже эйфорию. Ему очень весело, озаренно, внутри просыпаются новые надежды. Раз позвонили с премии – это уже очень хорошо! «Это значит, я фаворит! Надо готовиться к победе! Уртицкий все же что-то упустил, что мне позвонили… он уже выдал там рекомендацию и на попятную пойти не сможет – я выиграю!.. Господи, да имеет ли Уртицкий вообще ко всему этому отношение!» – вдруг поворачивается в голове…

«Нет, наверное, все-таки имеет. Лобов же не мог так случайно сказать об этой премии, когда позвонил мне. От Уртицкого там что-то зависит – это безусловно. Но…» В Косте все больше крепнет уверенность, что теперь он выиграет и «зря-то так нервничал».

В любом случае, это хороший знак. И с чего бы им звонить и спрашивать какую-то биографию… «…Тем более, что я отправлял ее… Значит, хотят как

бы подготовить меня… конечно, чтобы это не было внезапно – ведь там столько славы сразу свалится на меня. Да, да, они хотят, чтоб я был готов……

…………………………………………………………………………»

И вдруг опять телефонный звонок.

Костя отвечает…

– Привет, – произносит Оля.

– Э-э… да, привет. Что-то… случилось?

На самом деле, он поражен, что она позвонила. Испуган и обрадован…

Сама позвонила! Ведь девушки обычно не звонят. Но может…

– Да нет, ничего не случилось. Просто хотела узнать, как ты себя чувствуешь.

У Оли детский, заботливый голос. До жути приятный, и говорит она так, будто ее рот чуть-чуть принаполнен водой.

– Хе… мне, на самом-то деле, лучше, потому что есть хорошие новости.

Хорошо, что позвонила.

– Интригуешь! Что за новости?

Он рассказывает, как ему позвонили с премии. И что он прошел в полуфинал.

– Видно, мне все же удалось обставить Уртицкого. А я сам и не предполагал этого.

– Что ты хочешь сказать?

– Зря я нервничал… да потому что Уртицкий просчитался. Он, конечно, не знает, что мне звонили. Не смог он все учесть. Ты понимаешь, о чем я, да? Он, конечно, хотел бы, чтобы все оставалось втайне от меня, пока я не выполню…

Костя сморщивается не то кисло-ехидно, не то смущенно.

– …условия. Ну ты поняла, о чем я, да?

– М-м-м… да, – в Олином тоне ехидная смешинка.

– Но он уже дал ход этому делу. Он же не может притормаживать и разгонять премиальный процесс в зависимости от…

Он опять смущается, не договаривает.

Оля начинает хихикать на том конце провода. Поддерживая Костю… да, это будто какая-то их тайна. Как в школе – он поведал ей о гадких происках, и теперь они союзники за справедливость.

– Да уж, чё ты смеешься! Мне совершенно не смешно было, когда он… но это ведь, конечно, еще так и не кончилось.

– Кость, да что ты, я прекрасно понимаю, насколько все это мерзко.

– Да не, не, Оль, извини, это я просто так… я знаю, что ты понимаешь.

Он вспоминает ее нервное, ошарашенное лицо. На мосту, когда она только узнала обо всем.

– В любом случае, что бы ни было с этой премией и как бы ни закончилось… Ире я больше не звоню, – подчеркивает Костя. – Что скажешь на это?

– Это хорошо.

– Ну вот… да нет, я имел в виду… э-э, по поводу Уртицкого? Ну ты понимаешь… – одергивается и повторяет: – Уртицкий просчитался. Я об этом говорю. Какие-то вещи все же нельзя контролировать. Естественный ход дела в премии. Я же отправил им, и он должен был рекомендовать меня, изначально.

Оля спрашивает:

– По той причине, что он тебя хорошо знает, а остальных – нет?

– Ну естественно. Конкурсанты-то все с улицы.

– Да, понятно. Конечно.

– А завернуть меня… не знаю, мне кажется, он мог бы завернуть, но если только раньше. И уж тем более не сейчас. Раз теперь я прошел в полуфинал, все зависит только от решения жюри. А среди претендентов я явный фаворит.

– Откуда ты знаешь?

Нервная струнка внутри – Костя будто ступил на шаткое.

– Ну потому что я посмотрел уже этот список, они выложили на сайте. И названия произведений – я читал их, в принципе, так что… там и вообще есть авторы… откровенно слабые.

И тут он поправляется: с другой стороны, конечно, нельзя быть уверенным до конца. Особенно учитывая все, что было.

– А кто в жюри? – спрашивает Оля.

Костя называет фамилии.

– Ты слышала об этих людях?

– Нет, вообще даже нет. Да я же не так продвинута во всем этом как ты.

– Ну да, я понимаю.

Костя не акцентирует Оле – о том, что двое из членов жюри – хорошие друзья Уртицкого – лучше этого не говорить теперь. «Зачем подчеркивать «неоднозначность»? И что я, возможно, еще ничего не выиграю… Лучше вести к тому, что получу премию. Да ведь так наверняка и будет».

– Ну хорошо, если ты уверен. Посмотрим.

– Уртицкий просчитался – я тебе говорю, – ставит Костя точку.

Секунда… Внезапно он чувствует некий остро-переходный, надрывный моме-е-ент… Потому что не за что зацепиться – Оля как-то ничего не рассказывает; ни о себе, ни вообще. О чем можно поговорить?

– Знаешь, я думаю, что скоро начну писать новый роман. Не знаю, правда, что у меня получится – я ведь только закончил предыдущий…

Да, Костя начинает рассказывать сам – с каким-то даже небольшим облегчением. И потом прибавляет:

– Роман про Город заката.

– Город заката? – спрашивает Оля.

– Да. Я, может, еще не готов, но рано или поздно я… созрею, я уверен, да. Хм, – рассмеивается. – В этом «я еще не готов», знаешь, есть такая занятная подоплека… Я ведь этот город еще в десять лет придумал! Город, где все люди и все предметы освещены закатом. Всегда и везде, куда бы они ни приходили и что бы ни делали. И мне тогда казалось… что все они от закатных лучей должны быть абсолютно счастливы и спокойны. Всегда. И ты знаешь, Оль… это меня просто будоражило! Но я так и не смог начать писать. Мне все время чего-то не хватало. Какой-то решающей искры, да. От которой возникает позыв немедленно сесть и приняться за дело… В результате я испытывал… счастье от этого замысла, но тут же и неудовлетворенность – что не могу схватить до конца. И в результате… тогда, в детстве. Я ведь писал детективы в то время – так вот, я всего-навсего написал очередной детектив, он назывался «Город заката», но там не было ничего от этой идеи; там даже и не было заката, по-моему… да, там в романе была просто кофейня, которая так называлась. И в ней произошло разоблачение преступника. Можно сказать, от прежнего замысла осталось одно название. Но! Я все равно так и возвращался к своей первоначальной идее – через пять лет, потом еще через пять. Но конечно, уже немного менял… Мне уже казалось, что люди не должны быть абсолютно счастливы… в этом городе. А просто им немножко легче, чем всем остальным – от солнечных лучей. И спокойнее. И они ощущают чуть меньше боли.