– Не знаю, я, например… Мне в лабе будут всего-ничего платить… И я сознательно пошла на эту работу – чтоб стать ученым. Я могла бы заниматься как бы… абы чем. И получать за это кучу денег – но смысл?
– Да… Слушай, а ты сейчас там только стажируешься?
– Да, да…
– А что еще ты делаешь, кроме… ну вообще.
– Бывает, отдыхаю с друзьями, – отвечает Оля. Но больше ничего после этого не говорит…
– У тебя их много?
– Нет, не очень.
Костя чувствует… он как старается переступить через каменный порожек. Расспросить еще о личном… ы-ы-ы-ы…
Нет. Тупик. Не за что зацепиться.
– Что я еще хотел те сказа-а-а-ать… ты не подумай, я совершенно не хочу переделывать людей. На свой лад – нет. Ни в коей мере… Не смотря на то, что многих из них я… ну когда они начинают навязывать мне – конечно, у меня это вызывает презрение, ты ж понимаешь… Нет, не хочу никого переделывать, честно. Но мне просто хотелось бы, чтоб они научились как-то изредка… заходить за привычные координаты мышления.
– Да. Но этого так сложно добиться.
Пауза.
– Послушай… давай теперь еще об Уртицком поговорим. Как ты считаешь, он не сможет завернуть меня в премии? И публикацию тоже…
– Кость, ты же сам только что сказал, что…
– Да-да, да, конечно, я понимаю, но… ну да, да, теперь все будет хорошо. Раз мне уже даже позвонили. Но просто… ладно, короче. Думаю, надо просто дождаться и все.
– Да… я тоже так думаю. Не грусти.
– Ох! Какая ты заботливая! Ну получу я эту премию – и дальше-то что будет? – игриво спрашивает.
– Дождемся результата, ладно? – отвечает Оля; ставя доброе условие.
Костя вздрагивает… от ее ответа… он будто и не имел в виду «ничего такого», а она опять сделала намек на отно…
– Да, хорошо, – соглашается он.
Как только кладет трубку… эта радостная смешинка, которая тотчас начинает вертеться в сознании… будто Оля… не просто болтает с ним, но уже активно пытается добиться отношений… он представляет себе: «Я интересую ее, я завладел ее умом – хе-хе», – гордость так и всколыхивается. Ему словно польстили.
Эта власть над Олей, которую он ощущает. Шуточная, добрая. Но сходная и с гордыней и самолюбованием.
«Ай ладно, что за глупости… Но Оля ведь действительно идет на сближение!»
Да если б меня лю-би-ли… я б на две работы пошла.
И главное…
«Она сама позвонила! – сама позвонила! – сама позвонила!..»
От этой мысли резко озаряется – волны восторга, завлекающие, такого яркого и чуть насмешливого… «Я ведь нравился стольким, но они никогда…
А Оля сама позвонила, сама! Сама делает шаги! Так явно идет на сближение!»
Ill
Позже у Кости все скользят и скользят мысли – чисто по инерции – а мог бы он встречаться с Олей?..
Да если б меня любили, я б на две работы пошла!
Такого он еще ни от кого не слышал, ни от одной! «Да! Значит, она будет работать, а я мог бы всецело посвятить себя…
Выходит, мы могли бы жить вместе… Дружба, затем любовь… ну а потом мы могли бы и пожениться – почему нет? Я совершенно не против взять ее в жены… серьезная дружба… весь Олин вид…»
Ее кремовый плащ, строгий и стильный, но никак не официальный, будто как раз и настраивает на серьезные отношения. На всю жизнь.
И Оля – за литературное дело. Она готова пойти работать ради Кости.
Он вспоминает, как девушки исчезали каждый раз, когда узнавали, что у него нет денег. Кто-то сразу, кто-то через некоторое время. Одна напрямую заявила, что он тунеядец, когда поняла, что он «действительно намерен последовать своим словам и целиком посвятить себя творчеству».
«Это после полугода встреч!..» А он рассказывал ей от всего сердца, как это важно для него и думал, что она все понимает.
Но Костя не любил ее. Никогда.
«Я не любил девушек, с которыми встречался, – он сказал это Оле на мосту… и сейчас прибавляет себе мысленно: – Да и за что их было любить?.. Видимо, не за что».
И так вдруг становится приятен этот оборот… как лихо это звучит! «Видимо не за что!» – он опять начинает смеяться как в легкой истерике, и ходит минут десять туда-сюда и кривит пальцами. Не за что, не за что их было любить! – как прикольно сказать именно так – резко, независимо!
«Постой-ка… выходит, их интересовали только деньги? – и тотчас смех иссякает. – Нет, я не хочу так думать это неправильно – так думать это страшно ну просто не получилось… что тут такого?? Я просто всегда стискивал свою душу, всегда неправильно откликался на их чувства… и они не любили меня – дело совершенно не в деньгах…»
А Оля… это тем более другое! (Сама позвонила, сама!) Мысль скользит… неминуемая мысль, которая тут же уйдет… Оля ведь действительно то, что ему нужно. Если он станет с ней встречаться… возможно, она могла бы содержать его. Это ведь решит многие проблемы.
Скользит и скользит в голове.
Он мог бы почувствовать цинизм своих рассуждений, застыдиться, но Оля… ее белый плащ, то, как она говорит… да если б меня любили я б на две работы пошла. Как-то она располагает к таким надежным рассуждениям, и от них только хорошо, оберегающе.
Свои разговоры с Игорем я никому не поверяю… и все, о чем мы говорим… останется между нами, Кость.
Тихая внутренняя сила, прозвучавшая тогда в Олином голосе. И надежность – полная надежность. «Выцветшая красота» лица, белый плащ, надежно облегающий плечи. Левашов даже представляет себе, как кто-нибудь спрашивает Олю о нем. И она отвечает ровно то, что ответила Косте о… Меркалове.
Она никому не поверяет тайны.
«Боже, да с чего я вообще решил, что они встречаются? Она же мне позвонила сейчас! И всегда хотела общаться со мной!»
На секунду в мозгу скользит представление… словно он влюбил в себя Олю, а она бегает за ним. И ему азартно и смешливо от этой мысли. Опять он «властвует» над Олей, она бегает за ним…
Она сама позвонила!
…но это очень добрая «власть».
«Оля мне очень нравится…» – мысленно произносит Левашов. Так, будто выносит какую-то критическую оценку. Как… о литературном произведении? И дальше мысль лишь на секунду, но… «Оля была бы отличной женой, которая всегда бы поддерживала. И сейчас она тоже поддержит меня! В трудную минуту…»
Нет, они только друзья.
«Интересно… почему у меня совершенно нет влечения к ней?..» Да, это так. Опять все всколыхи внутри сходят на нет.
…Снова приходит на ум, что Оля рассталась с Меркаловым. Свобода, свобода… «Она встречалась с Игорем… а я не проявлял никакого интереса… так может, в этом причина? Я не проявлял интереса, поэтому…»
Конечно! Костя ведь всегда чувствовал, что нравится Оле. Но она же не будет делать первый шаг.
Он снова вспоминает о глубокой восточной силе Меркалова, которая вытесняет его душу – «я ребенок. Я просто маленький ребенок для него».
Но тотчас озаряется гордостью – его подмывает, подмывает внутри – озаренная, влекущая радость… лихое превосходство. Меркалов считает его ребенком, а вот те раз: «Оля с Меркаловым потому, что я не проявлял к ней никакого интереса…»
Ему невероятно гордо, самолюбиво…
«Нашла себе другого – глупая деточка – я же действительно, можно сказать, игнорировал ее».
IV
На следующий вечер Костя уже сам звонит Оле…
– Слушай, Кость… – просит она после часа разговора. – У меня тут рассказ один давно лежит… посмотришь?
– Дописанный?
– Да, но… хотелось бы твою оценку послушать.
Костя спрашивает: она хочет, чтобы он посоветовал ей, где это можно было бы напечатать?
– Да. Из тех журналов, где ты печатался.
– Хорошо, – соглашается он. – Но они региональные в основном… один из них в Ростове находится… Но я не могу тебя рекомендовать – просто понимаешь, я этого не делал никогда и… мое слово там не имеет никакого значения, Оль.
Он вдруг осознает… что невольно говорит это с интонацией… Уртицкого.
