К тому же, это бы явно навредило создаваемому ореолу загадочности и силы вокруг чёрных гвардейцев. Если они будут сражаться как деревенщины, могут возникнуть вопросы.
Количество моей победоносной армии также не внушало мне большого доверия. Шеридан сообщил мне, что численность гвардии не дотягивает даже до пяти тысяч. Четыре с половиной, и то от силы…
Но это были лучшие из лучших. Обычных солдат насчитывало ещё почти двадцать пять тысяч: из них пять тысяч лучников и две тысячи вооружённых стреломётами стрелков.
Остальные восемнадцать тысяч были бойцами разной степени вооружённости и бронированности: лучше доспехи, вкупе со щитами и оружием, шли в гвардию. О каких-то единых стандартах обмундирования в королевствах пока не слышали.
Не слишком внушительная сила, если так подумать. Но это были все боеспособные люди, которых я мог выгрести с королевских земель, не оголяя защиту замков полностью. Часть гарнизонов должна остаться в любом случае: защищать крестьян от агрессивной фауны тоже надо.
Но все эти люди были профессиональными воинам и брались за оружие не в первый раз. Разумеется, ополчения я мог нагнать и больше, но много ли толку будет от него при осаде? Да и кормить всех придётся…
У меня были серьёзные подозрения, что, поднапрягшись, полунезависимые оставшиеся лорды Ганатры могут выставить армию не хуже. Королевские земли, с которых собирались эти люди, составляли чуть больше трети королевства.
Шеридансказал, что в случае нужды ещё пять тысяч солдат он добавит с земель своего герцогства. Однако, если дойдёт до того, что нам будут нужны все силы, наш противник тоже может кинуть клич среди своих лордов… И вполне возможно, таковых откликнется больше. Так что до этого доводить было нежелательно.
Мои связи с аристократией Ганатры всё же пока оставляли желать лучшего. Восстания устраивать никто не собирался, но и лобызать полы королевской мантии — тоже.
К несчастью, никто не мог точно сказать, сколько выставит король Арса. Предполагалось, что тысяч двадцать, но могло быть и больше…
Армейские дела были необходимы, но наводили на меня тоску. Хотя бы потому что всерьёз изменить что-то у меня пока не было возможности. Поэтому пока герцог организовывал подготовку к войне и укреплял наш тыл, я занялся куда более интересным и полезным делом.
Экспериментами с искусством смерти.
Теперь, когда у меня были материалы и уединённое место, можно было засесть за все свои идеи всерьёз.
Первым делом я создал себе подходящий транспорт. Это был челконь. Ну, по крайней мере, я про себя называл его челконем. На деле это был гибрид из нескольких крупных копытных животных, чьи туши притащили мне охотники из числа гигантов, дюжины пленников, принесённых в жертву, и плотных железных пластин, которым один из воинов-кузнецов северного ветра, хмыкая и с любопытством осматривая созданную зверушку, обил моё средство передвижения, вгоняя железные крючья прямо в мёртвую плоть.
Издалека это отдалённо напоминало закованную в броню огромную лошадь со светло-серыми глазами. Немного подумав, я приказал сделать своему транспорту ещё и рог из воронёного железа.
Ну, подумаешь, не удержался! Всё равно в королевства не то, что о единорогах, даже о лошадях никогда не слышали!
Зверушку получилась неразговорчивая, но достаточно умная. Не зря людей под нож пустил: любые команды выполняла чётко и без вопросов. Прямо гордость брала за свой талант…
На самом деле, искусство смерти предполагало возможность создания полуразумных или псевдоразумных проклятий и без материала-донора в виде человеческого разума. Но получалось у меня это скверно. Наверное, это можно было бы сравнить с программированием логической машины, которое ты осуществляешь на собственной силе воле и энергии смерти. Вот только я никогда не был программистом…
Поразмыслив, я пошёл другим путём. Сначала создавал более-менее разумную нежить с помощью жертвоприношений, а затем пытался повторить её, но уже лишь с помощью собственных сил. Сперва получалось скверно, но когда я набил руку, результат улучшился…
Как говорится, нет такой проблемы в искусстве смерти, которую нельзя решить с помощью парочки старых добрых жертвоприношений!
Большая часть экспериментов, правда, сразу шла в утиль. Практического применения для какой-нибудь умного некроволка я пока не видел.
Слишком много вопросов вызовет открытое применение подобной твари. Разве что лабораторию поставить охранять…
Самым важным, наверное, было то, что я наловчился создавать умных крыс в полевых условиях. Теперь можно было обеспечить Люсьена промышленным уровнем маленьких шпионов без жертвоприношений.
Я даже послал целую клетку с ними Улосу в Палеотру. Пригодиться для культа.
Ради интереса я подсчитал количество людей, что пошло под нож в замке. Выходило не так уж и много: всего сотни четыре.
Десятая часть тех, кто работал на рудниках в северо-западной части страны за год. Если так подумать, четыре тысячи человек — наверно, даже слишком много для работы на шахтах. Но учитывая, что находились там они в основном за мелкие провинности и работали вахтовым методом… было в самый раз.
Пусть под нож больше было бы неосмотрительно. Всему своё время. Привлекать к пропажам людей лишнее внимание, даже будучи королём с хорошей репутацией, было бы просто преступно глупо.
Когда пленники кончались, я переходил на животных. Создать полезную нежить из мясного скота, конечно, сложно, но это мне и не требовалось. Куда важнее были проведённые исследования.
Демон неоднократно говорил мне о том, что искусство смерти способно при должном приложении искажать законы мироздания.
Мне было неизвестно, понимало ли что-то могущественное энергетическое существо в биологической природе живых существ, но сам я кое-что помнил из школьного курса биологии о мутациях. И именно это пытался реализовать в своих немертвых созданиях.
Обычное поднятие мёртвого тела в любом виде, разумеется, придавало ему сил за счёт питающего его существования проклятья и энергетики смерти.
Но очень многое зависело от исходного материала, и потому я ставил опыты на живых существах, внимательно изучая как тщательно сформированное и продуманное проклятье может влиять на живое существо, изменяя его природу.
Смерть стремится к тому, чтобы уничтожить жизнь. Но мастера смерти научились извращать это стремление, делая из неё своеобразный консервант, застывший на границе между жизнью и смертью, своеобразную не-жизнь, что поддаётся изменению в нужную сторону.
Наверное, первый мастер смерти, что придумал, как обратить всеразрушающую энергию в инструмент, способный заставить застыть для псевдоживого существа само время, да и ещё дать возможность ему восстанавливать свою структуру, в буквальном смысле извращая саму смерть, был настоящим гением. Все прочие, включая меня, лишь пользовались его трудами.
Теория, которой учил меня демон, гласила о том, что смерть есть своего рода извращённая энергия жизни. Извращённая настолько, что становится чем-то иным. Он облекал это в более красочные слова и термины, но суть я уловил именно так. А нежизнь, в свою очередь, уже есть извращённая смерть, эдакая попытка вывернуть обратно то, что уже вывернуто наизнанку.
Так почему бы не пойти дальше? Создать проклятье, что будет заходить дальше?
По идее, если вывернуть нежизнь обратно наизнанку ещё раз, должно получатся что-то вроде более смертельной смерти. Именно на этом, кстати, были основаны некоторые известные мне высокоуровневые приёмы искусства смерти. Получить более концентрированную энергию разрушения, создавая силу более высокого порядка…
Но чтобы создать что-то новое, мне нужна была именно нежизнь более высокого порядка. Своего рода более концентрированная смерть, но не та, что будет стремиться к разрушению, а та будет стремиться к изменению.
Даже к совершенствованию. Как настоящая жизнь.
Наверно, я мечтал слишком о многом. Конструкты проклятий и созданные немертвые быстро распадались под воздействием высокоуровневой деструктивной энергии. Но одна мысль, один догмат всё никак не шёл у меня из головы:
