На этом месте сэр Олианс запнулся и замолчал. Его глаза расширились в осознании.

— Вы все правильно поняли. — кивнул я. — Церкви больше нет, по крайней мере, в Ганатре и Арсе точно. Теперь понимаете, почему никто не должен об этом знать?

Казначей Ганатры молчал несколько минут, что-то напряжённо обдумывая. А потом неожиданно заявил мне:

— Вы неправы. Наши связи с церковью никак не помешают вам здесь. Магистр разорвал все контакты с ними вскоре после знакомства с новым верховным иерархом. На текущий момент орден странников — независимая организация.

Вот здесь настала моя очередь удивляться. Такого поворота я совершенно не ожидал.

— Это точно? Откуда ты знаешь? — немедленно потребовал подробностей я.

— Об это уведомляли всех членов ордена несколько месяцев назад, а я всё же живу не в глухом углу. Впрочем, скорее всего, орден будет против войны, если на то нет веских причин. В таком деле часто бывают случайные жертвы среди людей, и мы должны всеми силами избегать такого исхода. — добавил странник.

Несколько минут мы молчали, каждый обдумывая своё.

— Сделай ещё две вещи. — наконец, прервал молчание я. — Напиши письмо магистру, где намекни на то, что я продолжаю дело, начатое ещё давно. Но никаких точных сведений или упоминаний о грядущей войне. И, помимо этого, найди кого-нибудь кто может починить мои латы. Им изрядно досталось.

— Наши латы делают из белой стали. Только мастера ордена смогут починить их. В Ганатре у нас нет замков, придётся везти их в Ренегон. — задумчиво ответил рыцарь.

— Вот и займись этим. Пока я валяюсь в постели, время на это есть.

Сэр Олианс коротко кивнул мне, надел обратно на голову шлем, и, твёрдо чеканя шаг, покинул мои покои.

Почему-то у меня не возникло ни малейших сомнений, что он сделает именно так, как я сказал. Я же никак не мог отделаться от одной мысли: интересно, сколько монет из белой стали нужно, чтобы сделать такие латы? Или, наоборот, сколько монет можно отчеканить из одного комплекта лат?

У меня возникло подозрение, что я серьёзно недооценивал богатство и влияние собственного ордена. Если уж целый король, не раздумывая, взял одного из рыцарей казначеем…Надо бы выяснить, откуда вообще берётся эта пресловутая белая сталь. Но это не к спеху. Грядущая война — вот главное, что имеет значения.

Ведь война способна списать очень, очень многое.

Почти три месяца жизни без рук и ног вполне заслужили бы звание изощрённой пытки. Слуги кормили меня с ложечки, а гадить приходилось под себя. И это не говоря про вещи вроде носа, которому приспичило внезапно зачесаться.

Но я бы пошёл на это ещё десяток раз, ради того могущества, что обрёл. Всё когда-нибудь заканчивается. Закончилась и эта пытка. Медленнорастущие культяпки стараниями целителей превратились в полноценные руки и ноги. По крайней мере, я теперь на личном опыте убедился в эффективности подобного: пожалуй, это было бы отличным наказанием для врага, которого я не захочу убивать.

Новые руки и ноги ощущались непривычно. Ходить пришлось практически учиться заново. Но опыт потерянных рук меня многому научил: через неделю я уже тренировался во дворе замка, пытаясь восстановить навыки боя.

Это получалось скверно. Настолько скверно, что хотелось сплюнуть. Я не был гениальным мечником и до потери конечностей, но считал себя неплохим.

Как оказалось, я сильно себя переоценивал.

Нет, я мог понять, почему Мелайя побеждает меня в десяти поединках из десяти. Она была охотницей-одиночкой, и владение оружием в лесах Таллистрии обеспечивало её выживание. И она была мои собственным творением: нежитью, что многократно сильнее и быстрее любого человека.

Вот только когда через три недели напряжённых тренировок мне стало казаться, что у меня начало получаться владеть оружием не хуже, чем раньше, я выяснил, что двое из трёх гвардейцев побеждают меня в спарринге десять раз из десяти, не хуже охотницы.

Я был здоровым молодым мужчиной. Телу не было и двадцати пяти, и стараниями целителей оно было на пике формы.

И гвардия Ганатры — не самого богатого, прославленного, или могущественного королевства, валяла меня по земле на чистом мастерстве фехтования. Раз за разом. А ведь они были простыми людьми. Мастера ордена странников не работали над их телом.

Быть может, причина неудач в фехтовании была в слишком активной практике искусства смерти: если раньше я мог выигрывать дуэли за счёт превосходящей силы и скорости, то сейчас это превосходство сошло на нет.

Сенсорика жизни не вернулась даже после полного исцеления. Похоже, я каким-то образом умудрился сломать те механизмы в своём теле, что мастера ордена странников вложили в меня для увеличения силы, выносливости и скорости. И ехать в Ренегон обращаться к ним с такой проблемой мне совсем не хотелось: от вопросов будет не отвертеться.

Дзанг! Королевский меч, что был символом и проводником данных гвардейцами клятв, со звоном вылетел у меня из руки, выбитый ударом. Я поджал губы и помассировал руку, которую неприятно отсушило.

Отойдя чуть в сторону, я хмуро поднял меч и тяжело уставился на гвардейца. Он даже не был стариком или ветераном — средних лет мужчина с роскошными пшеничными усами, что был одним из десятников.

— Попробуем ещё раз, Ваше Величество? — вежливо спросил он.

Наверное, в этом время стоило бы стиснуть зубы и тренироваться до седьмого пота. Искусству фехтования можно учиться всю жизнь. Но знаете что? В бездну это! Я мастер смерти. Пусть я останусь посредственным мечником до конца своих дней, но внушить ужас и получить уважением можно и другими путями.

— На сегодня хватит, Таллик. — отрицательно качнул головой я.

Гвардейский десятник лишь почтительно склонил голову.

Я не мог сказать, что королевская гвардия презирала меня. Нет, они признавали меня королём. Можно даже сказать, из кожи вон лезли, чтобы оправдаться за то поражение, которое они понесли во время осады замка, ведь это бросало на всех них тень. Куда более важным было не то что я видел в их глазах, а то, чего я не видел. Я не видел уважения. То и дело тут и там, мне казалось что после всех спаррингов на меня смотрели с немым вопросом: как?

Как ты победил нашего короля? Как тебе удалось?

Никто никогда не задал бы такой вопрос напрямую, конечно. Но он витал в воздухе.

Оставшись наедине с собой и этими мыслями, я стиснул зубы и потянул на себя жизнь гвардейцев. А затем с размаху ударил кулаком в латной перчатке в каменную стену.

Удар выбил каменную крошку и образовал большую трещину в каменном кирпиче.

За время вынужденного безделья я смог частично освоить тот трюк, что проворачивал бывший король Ганатры. До его силы и скорости мне было далеко, конечно, но и того, что было хватило бы с лихвой, чтобы одолеть полдюжины гвардейцев при желании. Это было сродни короткому, но мощному допингу, что делает тебя быстрее, сильнее, заставляет отступить усталось и раны. Проблема была в другом. Подобный избыток жизни был совершенно несовместим с искусством смерти!

В раздражении я сдёрнул с руки перчатку и внимательно осмотрел конечность. Чёрные нити под кожей, выжженные в собственном теле вновь после исцеления, заживали, медленно исчезая.

Нет, если полностью исцелить мастера смерти, он не потеряет все свои способности. Я всё ещё мог применить любой удар из своего арсенала. Вот только едва ли я останусь жив и здоров после подобного. Каналы смерти и средоточие, что выжигали силой смерти адепты великого искусства в своём теле, были не только концентраторами, проводниками и конструкторами проклятий: помимо этого это были ещё своеобразные безопасные зоны, что выводили опасную энергию наружу, минимизируя вред для остальной части организма.

Если я запущу серию пожирателей жизни, подобно тому, что провернул на пляже диких земель, без какой-либо подготовки, от моего тела останется мёртвый кусок мяса с редкими прожилками живой плоти.