Вдохнув всей грудью прохладный воздух северных гор, я вонзил костяной стилет в сердце первой жертвы, и тут же, почти мгновенно выдернул, расширяя рану. Затем быстро зашагал к следующей.

Пять секунд, чтобы быстрым шагом дойти до следующей звезды. Ещё пять, чтобы вскрыть грудь следующей жертвы… Я работал как заправский мясник, не делая остановок. Сознание сузилось до одной задачи, а лица людей слились в сплошной поток плоти, искажённой гримасами боли.

Я двигался по сужающейся спирали ритуала, а медленные потоки крови лились по желобам, превращаясь в полноценные красные реки, наполняя центральный каменный бассейн, на дне которого было вырезано семнадцать сложнейших ритуальных кругов, в каждом из которых меня ожидал верный соратник. Не знаю, сколько времени это заняло. Несколько часов, по меньшей мере. Я не считал время… Но однажды, сделав шаг в сторону очередной жертвы, я понял, что они закончились.

Кольцо замкнулось. Запах крови и смерти витал в воздухе, но я настолько привык к нему, что почти не замечал. Правая рука почти онемела, отзываясь болью в мышцах.

Не теряя больше ни мгновения, я прошёл к центральному кругу-бассейну, где крови набралось почти по колено, и внимательно осмотрел собравшихся адептов. Те стояли бледные и хмурые, но на лицах читалась только решимость.

Первые восемь мест заняли мои королевские рыцари. Шимуль настоял на этом, сказав, что они точно примут на себя удар, как подобает рыцарям королевств, ведь именно они шли за мной с самого начала. Я согласился.

— Начинайте. — приказал я.

Седовласый рыцарь, когда-то бывший наёмников, чётко кивнул и заговорил:

— Кто связаны кровью…

Шестнадцать голосов вторили ему, когда Шимуль вонзил кинжал себе в сердце. Рыцарь был одновременно мёртв и нет: глаза словно закатились, меняя цвет на антрацитово-чёрный. Но он остался стоять, застывший на грани: уже не живой, но ещё не рассыпавшийся в прах, высшая нежить, созданная ради одной-единственной цели: быть проводником, быть инструментом, точкой фокуса, что создаст бессмертного.

— И прокляты честью…

Энмар, рыжий лучник, чьи стрелы почти всегда попадали в цель, подал голос, вонзая в себя кинжал, и ещё шестнадцать поддержали его.

В этот момент, я почувствовал, как что-то пронзило меня изнутри. Это было похоже на то, как будто ржавая, шипастая, отравленная и одновременно раскалённая добела железная цепь прознаёт всё твоё нутро. Но в этот раз она не прознала моё тело: о нет, она пронзала саму душу…

Чудовищная, раздирающая изнутри боль бросила меня вниз, заставляя упасть на колено в бассейн, полный крови… Бирюза и синева на чёрной мантии окрасились багрянцем.

Краем глаза я заметил, как Сай, что стоял третьим, замер, словно в нерешительности. Он не боялся отдать жизнь: нет, боялся за меня.

— Продолжать… Что бы ни случилось… Любой ценой. Я выдержу. — прохрипел я, найдя в себе силы подняться.

— Разорвут оковы смерти… — прогудел громила Сай, вонзая в себя кинжал, больше не колеблясь.

Новая цепь пронзила мою душу, заставляя вскрикнуть. А затем ещё одна… Я упал в бассейн, захлёбываясь кровью. Это была поистине хтоническая пытка, и все мои силы уходили на то, чтобы не забыться в этой безумной боли. Я уже не слышал, как адепты говорят слова моей мантры, не видел, как вонзают в себя кинжалы, лишь отчаянно пытался не захлебнуться кровью собственных жертв, когда очередная вонзившаяся в душу цепь сбивала меня с ног.

Но я должен был… Потому что знал — другого шанса не будет. Расчёты, подготовка, теории: всё это меркло перед океаном безумного страдания. Я знал, что это вероятно, будет неприятно, но ничто не могло передать насколько.

Человек может приспособиться ко всему, и я повторял это про себя, цепляясь за это как за последний спасательный круг, пытаясь не захлебнуться.

Не знаю, как я выдержал это, и выдержал ли вообще. Это была пытка из того рода, что сводят человека с ума… Но в какой-то момент сквозь боль и призму воспалённого, отчаянно борющегося сознания, я услышал последние слова мантры.

— Отрёкшиеся от жизни… — Демойл вонзил кинжал в грудь, и мёртвый, зловещий хор голосов вторил ему.

— Замкнут кольцо.

Эскилион, бывший адепт круга красных башен, стоявший последним, проткнул собственное сердце, и последняя цепь пронизала моё нутро: всё ещё раздирающая, отвратительная… Но привычная.

Я чувствовал себя телом, что распяли на цепях изнутри. Но ко мне хотя бы вернулась способность мыслить.

Семнадцать фигур с кинжалами в сердце молча смотрели на меня чёрными глазами. Я вздохнул, отгоняя боль, и потянулся к силе смерти, разлитой вокруг. Жертвенный бассейн из крови зазмеился чёрными нитями и одновременно вспыхнул багрянцем, рождая кроваво-красный отблеск силы смерти, как было когда-то в Ганатре. Жизнь и смерть, кровь и страдание сплелись здесь.

Я ощутил, как цепи ритуала внутри меня зашевелились, словно змеи, устремляясь куда-то, и меня тянуло вместе с ними. Я знал, что это: привязка. Теперь, когда нити созданы, требовалось сковать меня с моим бессмертием. Непростая задача, но у нас было много силы… Мы продавим саму реальность ради этого.

Чёрные нити в кровавых желобах превращались в канаты. Я чувствовал, как потоки смерти усиливаются, накапливаясь и собираясь в центре ритуала. Лица верных адептов принялись высыхать, словно готовясь вот-вот рассыпаться. Багровый светящийся бассейн начал тускнеть, пока не стал окончательно чёрным, а вокруг него широким смерчем закружились потоки чёрного дыма, создавая настоящее торнадо из силы, что втягивалась в обречённых.

Первым не выдержал Лонис. Сын рыбака распался невесомым прахом, что присоединился к бушующему вокруг урагану. За ним последовали Олан и Бино: одни из самых молчаливых моих рыцарей. Голас и Деймол, сын торговца и позор семьи, обратились в прах за ними. Гнис, Тонир, и Лысый Дон не выдержали потока смерти, распадаясь на клочья праха… Петро и Кола последовали за ними. Осталось лишь семеро из семнадцати, и я уже было подумал, то вскоре и они обратятся в пыль. Но в этот момент что-то изменилось. Ритуал словно перешёл какой-то важный порог, и я почувствовал, что ураган смерти начал утихать. Пронзившие мою душу цепи словно распались на мириады нитей или звеньев, что принялись прорастать изнутри.

Мне казалось, что я выдержал начало, то дальше — выдержу все что угодно. Но ростки, будто прорастающие изнутри, заставил меня закричать. Закричать страшно, отчаянно, даже не замечая боли от сорванного горла…

Прежде, чем я успел подумать о чём-то ещё, боль резко, словно отрезанная, мгновенно исчезла. Я всё ещё чувствовал нити, что, казалось, пронзили каждую частицу моего я… Но теперь они и были мною. Теперь они — и есть я…

В следующее мгновение я почувствовал, как что-то на другом конце мириадов нитей потянуло меня за собой, и последнее, что я увидел, это то, как моя собственная рука распадается на части, не оставляя даже праха.

Мир мистических искусств всегда была загадкой для простого человека. Иногда в нём бывают вещи, что нельзя описать простыми словами, или подобрать аналоги привычных нам вещей. И, пожалуй, это был один из таких моментов. Но когда последняя часть моего тела распалась, знаменуя начала небытия, понял всё.

Понял, как работает этот ритуал, понял, что он призван сделать, и как это работает. И самое главное, понял то, что у меня получилось. Искажённым, неправильным, кровавым и кривым способом… Наверное, даже демон, что дал мне этот ритуал, не думал о возможности подобного, полагая, что у меня не получиться. Но у меня получилось. А потому моей следующей мыслью было то, что никто и никогда не должен узнать о том, как и почему это получилось. А значит, об этом никогда не расскажет ни один из моих дневников или рассказов. И сам я постараюсь похоронить это так глубоко в своей памяти, что никто и никогда не сможет это достать.

Что остаётся от человека, когда его тело стёрто от существования? Разум? Дух? Энергия? Душа?

Я и сам не был уверен в том, что осталось здесь и сейчас, после того как ритуал словно… А впрочем, об этом тоже стоит умолчать. Но я всё ещё БЫЛ, и в этот миг я увидел вселенную собственной персоной. Каждую каплю крови вокруг, каждое завихрение воздуха, каждый атом и каждую песчинку… Каплю росы на травинке окружающей нас столовой горы, волнение шаманов, что видели вихрь смерти, ускользающая, отчаянная надежда Улоса. Не знаю, на какие чувства опиралось это восприятие, но это было просто невыносимо. Человеческий разум просто не может выдержать подобного… Не потому, что это пытка, но потому что он слишком мал и слаб для такого масштаба. Я почувствовал как защита, дарованная мне недавно драконом затрещала, разрушаясь, в отчаянной попытке удержать распадающееся на части сознание. Но свою работу она сделал: и это выиграло мне ровно одну мысль. Последней, ускользающей и угасающей мыслью, я хотел лишь одного: вернуть всё как было.