— Хорошо, в таком случае…
Они ушли, забрав с собой список необходимого, а Леонард наконец посмотрел на получившийся рисунок. Это было прекрасно выполненное, со всеми анатомическими подробностями, сердце, судя по некоторым признакам в той стадии, когда оно сжималось. Получилось довольно красиво, но тревожно. Леонард постарался не думать об этом, потому что ему показалось — этот рисунок даже хуже какой-нибудь новой военной машины.
***
— Големы, — выдохнула Гленда, как только секретная дверь Продолговатого кабинета за ними закрылась. — Анк-морпоркский золотой запас. Однажды Натт сказал: Убервальду ещё повезло, что гномам не удалось доказать, что эти големы принадлежат им. Потому что тогда они принялись бы бесплатно работать, и это обвалило бы экономику. Но что если…
— Сделать жест доброй воли и передать их Убервальду теперь? — на губах Ветинари появилась тонкая улыбка.
— Думаю, вам достаточно показать готовность так поступить, — Гленда тоже улыбнулась. — Все знают, что вы ненавидите рабство, а в Убервальде из них непременно сделают рабов, так что раньше, возможно, леди Марголотта не поверила бы этой угрозе, но сейчас, когда она думает, что вы отчаянии…
Ветинари ничего не сказал. Вместо этого он наклонился к Гленде и поцеловал. Это ощущалось совсем иначе, чем прежде — до этого он целовал её в исступлении, или, как сказала бы Анжебета Бодссль-Ярбоуз, в порыве безумной страсти. Сейчас же это было одновременно рассудочно и очень нежно. Про такой поцелуй уж точно не скажешь “Даже не знаю, что на меня нашло”. Сердце Гленды затрепетало — получается, это не было какой-то вспышкой, которая появилась и сгинула, как падающая звезда. Он действительно…
— Подожди здесь, — прошептал Ветинари. — Мне придётся самому отправить сообщение. В коридорах наверняка уже идёт утренняя уборка, тебе лучше не выходить, чтобы не пошли разговоры.
Сердце Гленды сжалось, а потом, казалось, разорвалось на тысячу частей. Ветинари — к счастью, или к сожалению — вышел слишком быстро, чтобы понять, что с ней происходит, и Гленда осталась со своими чувствами одна.
А на что она, собственно, рассчитывала? Она — кухарка, он — патриций. Тайные отношения — единственный приемлемый для него вариант. Но такие тайны долго не держатся, шепотки всё равно пойдут. Как будто мало ей было этого в Убервальде! А если потом…
Вдруг появится кто-то, кто не захочет делать из неё тайну? Сейчас Гленда не могла представить, что захочет быть с кем-то кроме Ветинари, но она была достаточно взрослой и разумной, чтобы понимать: так будет не всегда. И вряд ли Ветинари это понравится.
С другой стороны, уладив конфликт с леди Марголоттой (вот уж кого подобные сплетни не опорочат, хоть в соседней с Ветинари спальне ночуй!), он вполне может с ней помириться. И что будет с Глендой? Выбросят, как ненужную игрушку? Нет уж. Придётся сделать всё самой — пока не поздно. Пока она не увязла в этом, как с Наттом.
Она не знала, сколько стояла у окна, наблюдая за занимающимся рассветом, но времени было достаточно, чтобы взять чувства под контроль. И когда Ветинари, который как никто умел подкрадываться, обнял её за плечи, она мягко, но решительно выскользнула из его объятий, и голос её ничуть не дрожал.
— Не нужно, сэр, — сказала она ровно. — Это была хорошая ночь, но она закончилась. Пора нам вспомнить о том, кто мы есть. И вы правы — нехорошо, чтобы меня видели, но я вполне способна сама дойти по тому тайному проходу, который вы мне показывали. Просто не хотела уходить, не попрощавшись. Провожать меня нет необходимости.
Ветинари нахмурился. В обычный день Гленду испугало бы выражение его лица, но сейчас все чувства притупились — было слишком больно, чтобы позволять себе чувствовать что-то ещё.
Какое-то время Ветинари смотрел на неё молча, затем невесело усмехнулся:
— О, я понимаю. Жалкий тиран спасён и больше не нуждается в вашем сочувствии. Что ж, простите, что вынудил вас жалеть меня подобным образом. Не волнуйтесь, мои старческие приставания вам больше не грозят.
Ну конечно! — подумала Гленда. Всё, о чём он думает — это хорош ли он был в постели, пусть даже никакой постели и не было. Все мужчины одинаковы. Может, стоило оставить ему это заблуждение? Гленда поколебалась секунду, а потом всё-таки (впервые за эту ночь) действительно пожалела патриция.
— Не говорите глупости, — выдохнула она устало. — Ваш возраст тут ни при чём. Мне… — у неё сдавило горло, когда она произносила это. — Мне очень понравилось… Всё это. Просто… — она подняла на него глаза, изо всех сил стараясь не заплакать. — Вы — тиран Анк-Морпорка. И это не изменится. Я надеюсь. Я правда на это надеюсь, потому что вы по-настоящему на своём месте. Но если у нас с вами что-то пойдёт не так — из Анк-Морпорка мне некуда бежать, понимаете? Уж лучше я сбегу отсюда сейчас, пока не стало слишком поздно.
Ветинари тяжело вздохнул и смерил Гленду пронизывающим взглядом. Его ладони несколько раз с силой сжались, а скулы выступили чётче. Наконец, едва размыкая губы, он произнёс:
— Если это ваше решение, я не могу настаивать. Как говорят последователи женинизма, нет — значит нет. Будь по-вашему. Но остаётся ещё один вопрос… У “всего этого”, как вы выразились, могут быть… последствия.
Гленда мысленно ахнула. Она так привыкла к тому, что детей у неё быть не может, что совсем об этом не думала.
— Какими бы ни были эти последствия, — быстро сказала она. — В любом случае — это моё и только моё дело. Вы ничем мне не обязаны.
— Но если я хочу быть обязанным?
— Я ещё ничего не решила! — возмутилась Гленда. — Может, решать и вовсе нечего, но в любом случае — это касается только меня. Раз уж вы вспомнили про женинизм: моё тело — моё дело.
Лицо Ветинари на мгновение сделалось страшным. Гленда не могла бы сказать точно, что именно её напугало, но ощущение было такое, будто из темноты на неё с рыком бросился волк (в Убервальде с ней такое случалось, так что было с чем сравнить). Длилось это не больше секунды, а затем патриций опустил глаза и ледяным тоном ответил:
— Хорошо. Я не стану спорить. Однако, какое бы решение вы ни приняли, настоятельно прошу вас обратиться к доктору Газону. Все счета можете присылать мне.
А вот это уже было чертовски обидно! Мало её контролировала Госпожа Марголотта, теперь и этот туда же.
— Зачем, — прищурилась Гленда, — чтобы он отчитался перед вами, какие услуги мне оказывал?
Глаза Ветинари снова вспыхнули, но он явно уже лучше владел собой, потому что ответил без особого выражения:
— Затем, мисс Медоед, что это единственный специалист в подобных вопросах, который может хоть как-то гарантировать, что вы не умрёте на врачебной койке и даже после того, как покинете больницу. Клянусь, — в этот момент в его голосе послышалось что-то прежнее, знакомое и тёплое, и Гленда едва не разрыдалась, услышав это, — я не стану требовать, чтобы доктор Газон предоставлял мне какие-либо сведения и не позволю ему их разглашать, даже если он этого захочет.
— Хорошо, — сдалась Гленда. — Я обращусь к нему, если в этом вообще будет необходимость, — она уже повернулась к двери, но поняла, что не может уйти вот так. Нет, между ними было слишком много хорошего, чтобы закончить это так плохо. — Не обижайтесь на меня, пожалуйста, сэр, — заставила она себя сказать, хотя повернуться к нему лицом не решилась, слёзы, несмотря на все её старания, уже наполняли глаза. — Я бы хотела, чтобы вышло по-другому, но моя жизнь впервые за многие годы начала мне нравиться. Я не хочу… Всё испортить. И если вам будет легче, я могу найти другую работу.
— Нет, — быстро ответил Ветинари тем своим прежним голосом, который был предназначен только для Гленды. — Нет. В этом нет необходимости. Но, думаю, это мне стоит уйти с поста вашего… нарезателя сыра. Вам будет непросто, но вы справитесь.
Гленда улыбнулась против воли, а потом стремительно выбежала, не поняв даже, как ей удалось так быстро открыть секретную дверь. Выбежала, потому что невольная улыбка потянула за собой поток слёз, которые она уже не смогла сдерживать.
