Хорошо, что Моркоу так вовремя пришёл. Он вообще каким-то неведомым образом всё делает вовремя. Конечно, это было недопустимо — так обнажать свои слабости перед посторонним человеком, но что-то подсказывало Ветинари: капитан Моркоу, а по совместительству истинный король Анк-Морпорка, и так прекрасно об этих слабостях знает. Кому и доверять, как не ему. Моркоу был надёжен, как скалы, в которых он вырос, честен и прямодушен, как гномы, которые его вырастили, и умён — как настоящий политик, которым стал отчасти благодаря Ветинари. И сентиментален, как полагается молодому человеку, и как совсем не полагается пожилому тирану. Но хорошо, что из этой своей сентиментальности он велел музыкантам играть.

Правда, на фразе о будущих, вернее — нерождённых детях, которых можно увидеть в глазах любимой женщины, Ветинари прошиб озноб. О детях он вообще не думал до сегодняшнего дня — такие вещи просто не имели к нему отношения. Осознание того, что Гленда могла бы… Что у них могло получиться… И что если получилось, то от него никоим образом не зависит, появится ли этот ребёнок на свет — эта мысль скребла по сердцу не хуже, чем отказ Гленды.

Но что-то подсказывало Ветинари: она этого не сделает. А если сделает, значит, всё это время он ошибался и любил какого-то другого человека. Но в людях, а также вампирах, гномах, троллях, вервольфах, гоблинах, орагутанах и шноббсах он ошибался редко. (Насчёт фиглей пока уверенности не было. Раскудрыть).

Музыканты закончили петь и, кажется, куда-то засобирались. Но далеко не ушли — у Хэвлока, лорда Ветинари появилась Идея.

Глава 14

Гленда думала, что проплачет всё утро, но на самом деле она всё утро проспала. И даже весь день. Проснулась под вечер уставшая и отупевшая от тяжёлого сна. Приняла душ и решила, что чем плакать, лучше приготовить пару пирогов.

Пара каким-то неведомым образом растянулась до полудюжины. Гленда старательно не смотрела на часы, но каким-то шестым чувством понимала, сколько ещё осталось до полуночи, когда Ветинари не придёт нарезать сыр. От этого было очень грустно. Наверное, надо было сесть и всё хорошенько обдумать, но Гленде не хватало на это решимости. Гораздо проще было выполнять простые привычные действия и наслаждаться звенящей пустотой в голове.

Без пяти двенадцать (Гленда угадала время ещё до того, как всё-таки посмотрела на часы) во внутреннем дворе, куда выходила часть окон кухни, послышался шум. Гленда выглянула и не поверила своим глазам — четверо музыкантов настраивали инструменты, а Стукпостук подсвечивал им огромным фонарём.

— Что за балаган? — донёсся со второго этажа голос мистера Паддинга.

— Личный приказ патриция. — Отчеканил Стукпостук и не без злорадства добавил: — Желаете возразить?

Окно мистера Паддинга с быстротой молнии закрылось.

— Мы готовы мистер, можно начинать? — спросил один из музыкантов.

Стукпостук с каменным выражением лица кивнул, а затем посмотрел на Гленду одновременно с неприязнью и уважением, так, что у неё не осталось сомнений, для кого этот концерт. А потом полилась музыка, и у Гленды замерло сердце.

__________

Песня "She", мне она нравится в исполнени Elvis Costello:

https://www.youtube.com/watch?v=O040xuq2FR0

Если ссылка не открывается, загляните ко мне на ВК — группа "55 Гудвин — книги и не только" https://vk.com/fiftyfifthclub.

__________

Конечно, это не сам патриций пел о том, что некая прекрасная Она — сокровище и песнь, которую поёт лето, и ещё тысяча других прекрасных вещей, но Гленде казалось, она слышит его голос, будто каждую строчку, что пропевали музыканты, шёпотом повторял ей на ухо Ветинари. Она даже обернулась, памятуя о его сверхспособностях к маскировке, но приходилось признать: в кухне она была одна.

Из окон продолжали выглядывать слуги, но явно не возмущённо, а просто заинтересованно. Многие что-то одобрительно кричали.

“Но, — подумала Гленда, — разве от этого не пойдут разговоры? Если он хотел всё скрыть…” И тут кровь прилила к её щекам, а дыхание перехватило — он не говорил, что хочет скрывать отношения, он просто просил её не шататься по коридорам так, чтобы об этом пошли сплетни. А что если… Глупо надеяться на такое, но ведь она ему и слова не дала сказать, что если она всё неправильно поняла? И теперь, вместо того, чтобы прийти нарезать сыр, он… Что он пытается сказать, что ничего не кончено? Ну а что если нет? Что если это просто красивое прощание?

Гленде показалось, у неё голова взорвётся от такого количества противоречивых мыслей разом, поэтому она просто отмахнулась от них, наслаждаясь прекрасной мелодией — в дело как раз вступила скрипка.

“Та, ради которой я выживаю”, “смысл моей жизни” — всё это не очень походило на прощание. Гленда приободрилась.

Потом была ещё одна красивая песня — о любви к женщине. О, Гленде определённо хотелось бы, чтобы её так любили. И ещё одна, и ещё… Музыканты играли час, и провожали их овацией из всех обитаемых окон.

А когда Гленда уже собиралась идти в спальню, одновременно растревоженная и убаюканная этим концертом, она услышала шум спускаемого подъёмника. Внутри обнаружилась игрушка, старый потрёпанный и явно пролежавший долгие годы в каком-то пыльном чулане щенок. Под лапой у щенка была записка:

“Это Мистер Умник и он интересуется, не помешал ли вам концерт. Если да, то отправьте, пожалуйста, Мистера Умника наверх, чтобы он выследил нарушителя спокойствия и воздал ему по заслугам”.

Гленда рассмеялась, чувствуя, что по щекам предательски текут слёзы. Она взяла карандаш из буфета с кухонными счетами и написала на другой стороне записки:

“Мистер Умник может остаться со мной на случай, если музыканты придут ещё раз — ему определённо стоит их послушать. Слушать — это вообще полезно, жаль, я не всегда сама придерживаюсь этого правила”.

Записку она отправила наверх, а щенка оставила себе — не мешало бы его подлатать и почистить.

Она немного подождала, на случай, если Ветинари всё-таки пришлёт требование вернуть щенка, но вместо этого в шкафу приехала роза, темно-красная, источающая сильный сладкий аромат. К розе крепилась новая записка:

“Оставляю Мистера Умника в ваших надёжных руках. А что касается умения слушать — полагаю, дела говорят лучше, чем слова. Надеюсь, мне ещё представится шанс вам это доказать. Хороших снов, мисс Гленда!”

Печи ещё не остыли. Гленда быстро вскипятила молоко, сварила какао и поставила на поднос вместе с кружкой вазочку с имбирным печеньем. И добавила записку:

“Доброй ночи, ваша светлость! Мы с мистером Умником будем внимательно прислушиваться к тем делам, которые вы собираетесь заставить говорить.”

После этого Гленда забрала розу и подождала ещё немного, на случай, если Ветинари придёт охота продолжить беседу, но он больше ничего не написал. Гленда решила, что утром первым делом пойдёт к патрицию и даст ему шанс объясниться. Они же взрослые люди в конце концов! А не парочка идиотов из романа, которые только потому и страдают, что не умеют договариваться.

Однако утром выяснилось, что Ветинари пришлось срочно, первым же поездом выехать в сторону Убервальда. Судя по тому, с каким довольным видом говорил об этом собирающийся отправиться вслед за начальством Стукпостук, Ветинари готовился принимать поражение противника.

Гленда и радовалась этой новости — опасность войны миновала, и тревожилась. Потому что там, в Убервальде, леди Марголотта наверняка захочет отметить победу Ветинари примирением. И кто знает, не значит ли это, что Гленда свой шанс упустила навсегда.

Целую неделю после отъезда патриция Гленда утешала себя мыслью, что Ветинари мог быть прав, и у той ночи могли быть последствия. И уж конечно она не собиралась избавляться от ребёнка, если бы он появился. Не сейчас, когда она наконец зарабатывала такие деньжищи, что хватило бы на десятерых, и когда она могла родить от того, от кого не боялась это сделать. Даже если представить самый худший вариант — из Ветинари явно получится лучший опекун для сиротки, чем из леди Марголотты.