Гленда вернулась на кухню. Осмотрела плиты и печи и сперва хотела начать перемывать их за поварятами, но потом одёрнула себя — в чём-то Ветинари был прав, во дворце своя иерархия, и, как ни крути, а придётся ей в к этому привыкать. Беда заключалась в том, что отдавать распоряжения таким же вежливым светским тоном, как это делал патриций, Гленда совершенно не умела. Когда она командовала, это выходило либо сурово, если речь шла о чужих, либо порой слишком мягко, если речь шла о близких, как было с Джульеттой. В конце концов, как ей показалось, она нашла нужный тон.

— Послушайте, — сказала она поварятам. — Я не придираюсь, и понимаю, что вы привыкли мыть эти плиты… Ну, словом, так, как привыкли. Но у меня немного другие стандарты. Сейчас я покажу вам, как выглядит чистая плита с моей точки зрения, и как я этого добиваюсь, а вы продолжите. Ясно?

Лица поварят выражали почтительный испуг. Гленда убрала руки с пояса и взялась за тряпку.

— Я не кусаюсь, так что можете подойти поближе, — добавила она, но, судя по выражению лиц, в “не кусаюсь” поварята не очень верили. Однако подошли и стали внимательно следить за её действиями.

Тонкий и, казалось, неуничтожаемый слой жира постепенно сдавался под решительным натиском Гленды. На лицах поварят проступило что-то похожее на восхищение.

— Ну вот, — Гленда передала тряпку тому из мальчишек, что стоял к ней поближе, кажется, его звали Денни. — Побольше уксуса, терпения и усилий. Вперёд, я в вас верю.

Последние слова заставили её внутренне поморщиться. Так нередко говорил Натт своим подопечным оркам, и почему-то — Гленда сама не заметила, как это случилось, — с какого-то момента это начало её раздражать.

Наверное, надо бы ещё подумать о Натте, нередко говорила она себе в дни поездки. Проанализировать всё это, войти, как советовали убервальдские учёные, в контакт со своими чувствами. Но мозг Гленды упорно отказывался это делать. Пресловутый “контакт с чувствами” она находить научилась, хоть и не без труда, но не могла сказать, что это пошло ей на пользу. Сдерживать слёзы стало намного сложнее. Теоретически это означало, что и радость она должна бы ощущать ярче, на практике же… Чистой радости она не испытывала очень и очень давно.

Впрочем, если вспомнить тот день в Охулане, и ещё поездку в кабине машиниста, и всякие небольшие моменты, связанные с Шелли, Моркоу, Ангвой и — да, да, чёрт его возьми, Ветинари, они действительно ощущались как всполохи счастья. Может быть, именно поэтому мозг упрямо замораживал мысли о Натте и жизни в Убервальде — чтобы не портить ей настроение. Философы Трахбергской школы советовали в таких случаях не трусить и разбираться с тем, что стоит за нежеланием, преодолевать сопротивление, но Гленда была сыта преодолением по горло. Поэтому, отдав распоряжения относительно подготовки к ужину — то порезать, это взбить, и соорудив для Ветинари и его секретаря тарелку сэндвичей к ланчу, она устроилась в небольшом кабинетике-кладовой, примыкавшем к кухне, взялась за бумагу и перо и вместо самоанализа занялась своим планом.

Через час черновик был готов, плиты вычищены, а на кухонном столе её ждали ингредиенты для ужина. Гленда принялась за готовку.

Оставалось надеяться, что Ветинари и сегодня придёт охота вспомнить молодость и попрактиковать навык нарезки сыра. Продираться через оборону секретаря, чтобы обсудить свою идею, Гленде совершенно не хотелось, но что-то внутри подсказывало — и не придётся. Ветинари явится сам. О мотивах Ветинари она, как и о Натте, старалась не думать, но не столько потому, что не хотела, сколько потому, что боялась навоображать себе лишнего и обмануться. Нет уж, больше она на это не купится. Он просто заскучавший тиран, которому боги знают почему, с ней весело. Развлекается он так. А ей рядом с ним… ну, тоже неплохо. И ничего больше. Точка.

— Вы добавляете перец в ягодный мусс? — со священным страхом спросила Милдред Ветерок, заглянувшая на кухню перекусить между сменами.

Гленда посмотрела на банку у себя в руке.

— Щепотку для контраста, — невозмутимо ответила она, бросив в мусс несколько горошин. Милдред уважительно покивала и убралась восвояси, а Гленда, оглянувшись и поняв, что остальные слишком загружены работой, чтобы что-то замечать, подцепила ещё не утонувшие горошины большой ложкой. И где, спрашивается, была её голова?

***

“Я всех отправила спать. Можете заходить, но извольте сперва постучать как приличный человек”. Понадобилась некоторая изобретательность, чтобы отыскать на кухне кнопку, которой можно было прикрепить это сообщение к обратной стороне панно, но в конце концов Гленде это удалось. Она собой гордилась. Она не очень представляла, как патриций сумеет прочитать её послание в тёмном коридоре, но считала, что это уже его проблемы, её дело — предупредить.

Вежливый, но настойчивый стук раздался незадолго до полуночи.

— Да вы прям как Санта-Хрякус, — хмыкнула Гленда, открывая потайную дверь.

— Не уверен, что могу принять эти слова как комплимент, учитывая, что когда-то это было жестокое божество, которому приносили кровавые жертвы. Вероятно, человеческие, — Ветинари сказал это со вздохом, но глаза его улыбались.

— А предполагается, что я должна говорить вам комплименты? — хмыкнула Гленда, складывая руки на груди. — К тому же, мало ли у кого какое прошлое. Вы вот — выпускник Гильдии Наёмных Убийц. Погодите немного, вполне возможно, что и вы, как это? А — эволюционируете однажды: перестанете раздавать смертные приговоры, отрастите живот до колен, бороду и приметесь раздавать подарки с криком “Хо-хо-хо!”.

— О, так эта прекрасная шарлотка, которую мне принесли на ужин, — часть плана? Потому что ещё немного, и живот до колен мне действительно обеспечен. И что касается смертных приговоров — сегодня я заменил один из них пожизненной каторгой. Всё под влиянием ваших кулинарных талантов, мадам, после такой шарлотки благодушное настроение ничем не изгонишь, как ни пытайся.

— В самом деле? — Гленда по-настоящему удивилась. — И кто же этот счастливчик, помилованный благодаря моей шарлотке?

— Студент из Гильдии Законников, — Ветинари, успевший за это время закатать рукава (не вздумай на него пялиться, дорогуша!) и помыть руки, по-хозяйски взялся за доску и нож для сыра.

Гленда хотела было возмутиться, но потом вспомнила, что на самом деле это его дворец и, стало быть, его кухня, и молча дала ему кусок сыра. Потом присмотрелась и быстро заменила кусок масла на настоящий сыр.

— И Гильдия Законников за него не вступилась? — спросила Гленда, выложив на стол доску для хлеба, батон и хлебный нож.

— Как ни странно, нет, — ответил Ветинари, когда она начала резать батон. — Меня это тоже несколько удивило, но мистер Кривс заявил, что, во-первых, это стипендиат, так что Гильдии это позволит сэкономить, во-вторых, юноша имеет нездоровые идеи и склонность к пылким речам. А всё, что хоть как-то соотносится со словом “пылкий”, не вызывает у мистера Кривса восторга. Ну и в-третьих, юноша, как вы можете догадаться, не может заплатить за свою защиту.

— Хм, странный законник. Кажется, я начинаю ему сочувствовать. Что он сделал?

— Ударил мамашу Аткинсон топором по голове. На языке законников это называется “убийство с целью ограбления”.

— Боги! Да его нужно наградить, а не вешать! — Гленда даже села от такого заявления, хотя предпочитала нарезать хлеб стоя. Ветинари последовал её примеру (на качестве нарезки сыра это, как ни странно, не сказалось).

— Я бы с вами согласился, если бы не одно обстоятельство: он также убил случайную свидетельницу, какую-то слабоумную служанку Аткинсонов. А это уже никуда не годится.

Гленда отложила нож. Она думала, что годы жизни в Убервальде сделали её циничной и стойкой, но, как оказалось, недостаточно стойкой, чтобы запросто воспринимать такие истории. Случайный свидетель — человек оказавшийся не в том месте не в то время. Такое может случиться с кем угодно, вот в чём ужас.

— Не слишком хороший из меня получается Санта-Хрякус, — Ветинари тоже отложил нож. — Вы расстроились.