Айо, Айо… Ты слишком категорична.

Колдун подошёл ко мне на расстоянии вытянутой руки и заглянул мне в глазаю

Ты и вправду так считаешь, Аой?

Да… — я пожала плечами.

Но, почему-то, он вызвал одного из моих людей и помчался за тобой сюда, один, без охраны, с твоей лекарской сумой… Разве это не говорит о герцоге то, что он не так уж и плох, как может казаться? Твоя судьба продолжается тут. Богатый и знатный муж, ребёнок, который спасёт наш мир от гибели, долгая жизнь, — вкрадчивый голос Гэйелда убаюкивал меня и манил недостижимым. Но я не убаюкивалась.

Нет, Гэйелд, нет. Дома меня ждут другие дети и больной отец. А также свобода выбора и работа на благо людей нашего поселенения. Никакая роскошь мира не сравнится со счастливыми глазами своего ребёнка! Кстати, ты не забыл, что обещал не мешать мне вернуться? — я пытливо взглянула на Гэйелда. Он стоял молча, задумавшись.

Схватив его за руку, я спросила:

Ты же не откажешься от своего слова?

Нет. Ты можешь не сомневаться во мне, Рокайо Ганн. — Он назвал моё прежнее родовое имя. И я вздохнула с облегчением.

Пойдём поедим, Айо. Твой муж настаивает на том, что тебе пора возвращаться вместе с ним в форт. Я вытребовал времени только на трапезу.

И мы вышли из комнаты моей сетры. За дверью оказалось много народа, в основном, люди Гэйелда. И среди этой толпы в чёрном зелёным с золотом выделялся мой супруг, герцог Кольфеной Томарик. Его взгляд был тёмен и страшен, он пристально смотрел на меня, замершую у дверей.

Айо, нам пора возвращаться! Меня ждут дела в форте. Идём?

Герцог протянул мне руку. Я виновато посмотрела на Гэйелда, пожала плечом и сделала шаг навстречу своему мужу. Он крепко схватил меня под локоть. Сам схватился за кого-то из стоящих мужчин, и нас перенесло обратно на то место, откуда меня забрал Агрейв. Я пошатнулась. Но рука Ольфена крепко держала меня.

Хочу извиниться за свою дерзость, милорд. Когда я работаю, то не люблю, если мне мешают… — не успела я договорить, как герцог развернул меня к себе лицом и зашипел:

Ты думаешь, что можешь постоянно сбегать от меня, Тибо, или как там тебя? Почему этот… колдунишка называет тебя другим именем? Что ещё ты скрываешь? И что вы там делали вдвоём, взаперти?

От количества хлынувшей на мою голову злобы, я отшатнулась. Сколько можно такое терпеть! В голове моей возникла ясная картина того, как я возвращаюсь домой. Я сжала губы и придавила зубами язык, чтобы не разрыдаться. А в это время герцог притащил меня к себе наверх, в ту спальню, что постоянно звал меня, и приказал:

Вымойся, а то от тебя непонятно, чем пахнет. И я жду тебя внизу, в большой столовой. Там и поговорим.

Хлопнула дверь, и так надёжно, казалось, удерживаемые слёзы, полились из моих глаз. Нужно было помыться и переодеться — но сил и желания не было. Из меня ушёл как-будто весь воздух. Тоска защемила в сердце. Одна мысль, только одна мысль о том, что скоро это всё закончится — нелюбовь супруга, его неуважение, грубость и высокомерие — придала мне немного сил. “Некогда страдать и жалеть себя. Эльга и Тролат ждут тебя в условленном месте. Для побега нужна энергия, поэтому я сейчас вымою себя, переоденусь и пойду ужинать с… герцогом.”

Я быстро обмыла тело и почувствовала облегчение. Жаль, что водой нельзя обмыть душу, смыть накопившуюся на ней грязь.

В столовой было тихо. Стол был накрыт, но моего супруга за ним не было. Я не знала, могу ли я по местным традициям садиться за стол раньше него или нет, но всё равно присела. Ноги уже не держали меня. Скопившаяся усталость и голод сделали своё дело.

Взяв прибор, я попробовало предложенное блюдо. Мне оно показалось вкусным, и я стала быстро его есть.

Ольфен, милый, я думала, что мы будем ужинать вдвоём! — от звуков этого голоса еда чуть было не попросилась у меня обратно. Я закашляла.

Осталия, дорогая, ты, видимо, ослышалась. Тебе никто такого не говорил. — Голос моего мужа прозвучал холодно, даже зло. — Если тебя что-то не устраивает, то ты можешь вернуться к своему отцу. Там ты будешь вправе распорядится тем, кто сидит за твоим столом.

— Что Вы сердитесь, герцог, я просто не подумала…

Думайте почаще, леди Осталия, иногда это полезно, — шум отодвигаемых стульев сообщил мне, что герцог и его пассия расселись по местам.

Я подняла глаза от тарелки и увидела, что герцог хмуро поглядывает на меня и Осталию. Я бы предположила, что её визитом он не доволен. Но мне было всё равно. Ужин был испорчен. Аппетит пропал, как и не было. Стоило понадеяться, что я смогу поужинать в столовой при госпитале, куда я намеревалась пойти.

Госпожа Томарик, — Осталия специально не назвала меня по титулу, но её слова не достигли цели. Мне было всё равно. — Как Вы считаете, — из уст молодой гадины сочился яд, — каков шанс стать отцом у Вашего супруга с одной женщиной? Мне кажется, что отступники поступают правильно, заводя себе несколько жён. Ни одна родит, так другая… Ваша сестрица же родила? Вот и наш герцог мог бы…

Не мог! — громкий голос и стук по столу остановили наглые рассуждения любовницы. — Осталия, я…

Я не дала своему дорогому муженьку совершить непоправимое: выгнать из-за стола эту мерзавку. Кто его потом утешит, когда я исчезну из этого мира?

Разрешите откланяться. Я сильно устала. Мне нужно отдохнуть, — всё это я выпалила, встав уже из-за стола.

Хорошо, иди. — Немного подумав, ответил мне герцог. — Поговорим завтра! — выкрикнул он мне вдогонку. — А ты…

Я же, сделав вид, что пошла к лестнице, чуть постояла рядом с дверьми в столовую. Жаль, что не услышала то, что говорил мой муженёк своей любовнице. Тяжёлая дверь сразу же закрылась.

Меня ждали мои больные.” Это будет мой последний рабочий вечер”, - решила я.

Часть третья. Глава вторая.

“Всемилостивейшая Ада! Молю тебя, чтобы всё получилось!” — подумала я, выходя на улицу Хэнея поздней ночью. Уже дело близилось к зиме, и под моими ботинками иногда крошился замёрзший на лужах лёд. Он усиливал мою тоску по дому, детям и отцу.

Где-то невдалеке в соседнем переулке раздался чей-то громкий разговор, смех и топот. Я побежала, стараясь смотреть под ноги. В неярком свете ночного светила и освещённых окон дорога была более или менее видна. Мне вспомнилось, как я обманула свою стражу, сделав так, чтобы на этот раз никого не наказали, по крайней мере, сильно. Есть одна травка, зовётся рандея, если поджечь оную, дымит очень сильно и издаёт запах конского навоза. Она нужна, как мочегонное средство, поэтому всегда есть при лазаретах в достаточном количестве. А об этом “особом” свойстве я узнала давно, ещё учась на лекарку. Меня порадовала схожесть растительности наших с Вензосом миров.

Так вот, я насыпала травки в таз, прикрыла его промасленной тканью и отнесла его в конюшню.

Пойду отнесу грязные бинты на свалку, — сообщила я своим сторожам. Благо, во дворе форта они не ходили за мною по пятам.

Так это… Давайте помогём! — один из солдат попытался забрать мой таз.

Не стоит… Сама! Прогуляюсь как раз…

Поставила таз подальше, за стойла, и подожгла. Вреда от неё не будет, разве только будут слезиться глаза у конюхов и лошадей. И то, если не найдут причину вони и дыма сразу. Да даже если и найдут, подумают, что загорелась тряпка в масле.

Дождавшись, когда из окон и дверей повалил дым, я закричала:

Пожар! Чего стоите, олухи? Спасайте лошадей!

И моя стража кинулась на выручку сонному конюху и его помощникам, выскочившим во двор в одном исподнем. Я, тем временем, прихватила свою сумку, переоделась в военную форму, спрятав волосы под форменную шапку, быстро пошла на выход, широко печатая шаг.

У ворот стража тоже нервно суетилась, выглядывая издалека на происходящее возле конюшен. Здесь было самое тонкое место в моём плане. Я быстро сделал глоток из фляжки, прополоскав горло. Настой жердёвки на вине очень полезен при горловой простуде, но некоторое время твои связки не могут издать ни одного нормального звука, только хрипы.