— По виду — бабка… Что скажешь, зачем сбежать пыталась?
Будь я на месте этих солдат, то мой побег и впраду выглядел очень подозрительно, я бы сама себя заподозрила. На эту фразу я только промолчала, понимая, что стоит мне открыть рот, как вся моя маскировка будет просто напросто уничтожена: мой супруг, который сейчас сидел верхом на огром коне, тут же узнает, кто прячется под ликом старой бабки! Я, подслеповато прищурясь, посмотрела на него. Выражение лица мужчины я не разобрала, но вся его фигура выражала нетерпение.
— Отвечай, старая тварь! — муженёк вдруг замахнулся чем-то, невидимым в темноте, и моё плечо обожгла острая боль.
— А-ай! — тонко, не по-старушечьи, вскрикнула я. От боли у меня защипало глаза, да и все внутренности куда-то оборвались. Я начала терять сознание. Через муть в голове я услышала:
— О, боги! Вен Вездесущий! Ван Терг! Скорее сюда!
Чьи-то сильные руки прижали меня к себе и куда-то понесли, пока я проваливалась в забытьё.
Очнулась я от сильного жжения в плече. Какой-то человек в знакомом мне тёмном одеянии и смешной шапочке смазывал мою рассечённую кожу жгучей и неприятно пахнущей мазью.
— Пришли в себя, миледи?
— Да-а-а… — я не знала, что ответить на такое ко мне обращение. Я лежала на чём-то мягком, а надо мною в лучах светильника колыхался тканевый полог шатра.
— Сейчас позову Вашего супруга, — мужчина привстал, и я разглядела седую бороду и сеточку морщин вокруг глаз. Если гарнизонный лекарь был молод, то этот — походный — стар. Но взгляд у него был добрее, чем у Аррата Кенгора. Хотя… Если уже все узнали о моём статусе "жены" герцога, то отношение будет очень вежливым. И это было плохо: теперь за мною будут наблюдать все!
Медикус вышел, отодвинув завесу над входом, и тут же в шатёр вошёл герцог. Он быстро осмотрел меня, не приближаясь, и сказал:
— Как ты, Тибо? — и мне показалось, что он потянулся ко мне, чтобы подойти и обнять, что ли…
И я не поняла, чего больше было в его голосе: сожаления или усталости? Всё это переплелось в одну большую эмоцию, нарисованную сейчас у него на лице. Мне стало вдруг неприятно.
Когда знаешь, что человек, которого ты терпеть не можешь, чувствует в отношении тебя то же самое — это одно… Но когда ты вдруг понимаешь, что всё это была иллюзия… Или иллюзия — это то, что я увидела сейчас? Я зажмурилась, ужаснувшись своим фантазиям.
— Вижу, что с тобой всё в порядке…
Я открыла глаза и увидела в глазах мужчины то же самое, что и раньше: неприязнь и брезгливость. А грубые слова снова вернули меня с небес на землю.
— Сейчас придёт маркитанка, я нанял её, чтобы она прислуживала тебе, тётка. Пусть смоет с твоего лица ту гадость, чем ты намазалась…
Маркитанткой оказалась сухощавая пожилая женщина с хитроватым лицом и бегающими глазами. Он скоро обтёрла моё тело влажной тряпкой, переодела меня в какую-то короткую рубаху с огромным вырезом на груди. Стерев мой грим с лица, она хихикнула и сказала:
— Вот так вот… Была бабушка, стала внучка…
Я дёрнулась, пытаясь прощупать лицо, но женщина уже продолжила:
— Никто не увидит, госпожа, не боись, но старую Тильду не обманешь: молодуха ты! А герцог, дурачок, дальше собственного носа ничего не видит…
Мерзко рассмеявшись, старуха схватила кувшинчик и быстро влила в мой открытый рот несколько глотков отвара, ловко подхватив меня под затылок.
— Не боись! Никому не скажу! Будет забавно будет посмотреть на лицо господина Томарика, когда вместо взрослой бабы получит юную красавицу! Только меня на такое зрелище вы оба не пригласите…
Проглотив отвар, я почувствовала ещё большую слабость в руках и ногах. Голова потяжелела, а глаза стали закрываться сами собой. "Сонник", — подумала я, засыпая.
Во сне мне приснился дом. Мой отец, размахивая какой-то палкой, зачем-то бегал за Бертином по нашему двору. А рядом стояла раскрасневшаяся Авидея и звонко смеялась. Я проснулась, словно от толчка: моё сердце колотилось, как безумное! И тут же накатила такая сильная тоска по дому, детям и отцу, нашей прежней, пусть и не идеальной, но такой настоящей, жизни!
Я смотрела на женщину, спящую на табурете недалеко от меня, и поняла, что меня разбудила тишина. Аоенный лагерь, где я оказалась, уже спал. Не слышалось разговоров, фырчания лошадей, скрипа повозок и лязганья металла.
Только щебетали неведомые мне существа, заставляя глаза вновь закрываться. Я начала успокаиваться, и моя тоска начала проходить, смываемая моей слабостью.
Но тут раздались шаги.
— Тильда, свободна! — раздался шёпот, и я приоткрыв глаза, увидела своего суруга, разбудившего маркитантку. Та, сонно потягиваясь, убралась прочь, оставив меня и мой кошмар наедине.
— Тибо, — прошептал мужчина и погладил меня по щеке, — спи, я просто полежу здесь… И он слегка подвинув меня, улёгся рядом. — Хотя, тебя следовало наказать за побег. Но ты уже наказана. Извини, если сможешь…
Он повернул свою голову ко мне и я, сквозь закрытые глаза, почувствовала взгляд, прожигающий моё лицо.
— Ты же не спишь…
И я открыла глаза. И тут он набросился на меня с поцелуями. Не обращая внимания на мои охи от боли в плече, герцог улёгся на меня сверху, задрал мою рубашку и резко, одним рывком, овладел мною. И тут же громкий стон раздался из его горла. Я только поморщилась.
— Милая, не могу… Сейчас не сдержусь…
И мужчина излился в меня. А потом взял откуда-то тряпку, обтёр мои бёдра и промежность от своего семени, заглядывая мне в глаза.
Я не понимала его. Это было как-будто два разных человека: один грубый и мерзкий аристократ, презирающий всех, кто ниже его по положению, ненавидящий меня, тот выбор без выбора, что сделало местное божество без него!
И второй: страстный, голодный по моему телу, пусть заботящийся только о своём удовольствии, но горячий и безумно притягательный!
Я, не шевелясь, приняла заботу, тоже глядя ему в лицо. Но следующие его слова вновь перечеркнули всё хорошее, что, казалось, сейчас происходило.
— Больше не убежишь от меня. Запру на замок, пока не забеременеешь. Когда родишь мне сына, отпущу, не раньше, тётка! Чем быстрее это сделаешь, тем лучше!
И он схватил меня за больное плечо и со всей сила сдавил его. Я застонала от боли.
— Вот так советую стонать подо мной! А не лежать бревном!
И муженёк вскочил с ложа, утёрся сам и ушёл. А у меня от обиды и боли потекли слёзы. Гад! Мерзавец!
Утром я ехала в открытой телеге под охраной из двух солдат. Те старательно делали вид, что меня не существует, только обменивались короткими фразами с возницей, бородатым мужичком неопределённого возраста. Мы ехали в самом хвосте большого отряда. За нами в нескольках сотнях шагов скакали разведчики. Герцог, как я поняла, был в голове длинной вереницы всадников и телег, на которую растянулся военный отряд. Ко мне он так больше и не подошёл.
— Не бояться, глянь! Стоят, как стояли, даже не движутся! — вдруг закричал мужичок, показывая куда-то сбоку от нас. Я пригляделась и увидела небольшой холм, на котором стояли трое всадников в чёрной одежде. Их волосы были длинны, у одного — почти до пят.
"Гэйелд", — подумала я и решила соскочить с телеги.
— А ну, госпожа, не дури! Командир нам разрешил тебя связать, если что! — обратился ко мне один из вояк.
Я не знаю, как он понял, что я собралась сделать, но после такого окрика в свой адрес, притихла. Я поняла, что была лишь в нескольких шагах от своей цели, которая теперь удалялась от меня со скоростью запряжённой лошади.
Часть вторая. Глава восьмая. Возвращение в форт.
Узнав, что Ольдат Тронг бегает к мельничихе, я спросила у своего отца, почему наша соседка Калдия продолжает терпеть своего гулящего супруга и не уходит от него, то мой отец, Ваухан Ньево ответил, что если мужчина хочет всех женщин, значит, наверняка, он хочет и свою жену тоже.
И сейчас, сидя на телеге, я наблюдала, как Осталия обнимала герцога, а тот млел в её объятиях. Сплетницы форта оказались правы: отдав невинность своему мужу, Осталия открыла себе дорогу в постель к моему. И делала всё, чтобы там оказаться как можно скорее, не стесняясь никого и ничего не боясь!
