Зеркало осталось зеркалом.

Асанти нагрела еще две иглы, передала их Сэл и Менчу.

— Нужно познакомить магию со всеми нами.

Менчу бросил на Асанти и на иглу злобный взгляд, потом проколол палец. Сэл свою ранку ощутила не как боль — для этого в крови было слишком много адреналина, — а как тепло, сконцентрировавшееся в красной капле, которую она добавила в рюмку Асанти.

Наверху открылась входная дверь, ноги в ботинках затопали по зоне общего доступа.

Асанти все прихорашивала свои узоры. Кровавый след полыхнул черным пламенем. Он льнул к зеркалу, точно к листу каучука, но внутрь пробиться не мог.

Наверху — крики на греческом, резкие, отчетливые. Языка Сэл не понимала, но знала, что к чему: приказ обыскать.

Асанти нахмурилась, размышляя.

— Чего не хватает? — спросил Менчу.

— Исповеди. — Слово это скатилось у Сэл с языка прежде, чем она сообразила, что сейчас скажет.

Асанти рассмеялась, как будто никакие ноги в ботинках и не топали по лестнице.

— Ну конечно!

— Нет у нас времени для исповеди, — отрезал Менчу.

— В укороченном варианте, понятное дело. Просто магию нужно подпитать. Сознайтесь в своем грехе, святой отец. — Она подалась к зеркалу и произнесла: — Мой — гордыня.

Пламя возвысилось, зеркало прогнулось внутрь.

Менчу вздохнул и тоже подался вперед.

— Гнев. — Стекло пошло трещинами.

Коп потряс дверь, она не открылась. Сэл не понимала, кто ее запер. Коп всем весом навалился на дерево, панели, задвижка, петли — все выдержало. Сэл тоже подошла к зеркалу. Она собиралась произнести «вожделение», это же наверняка засчитается, но сама не расслышала слова, которое сорвалось с ее губ прежде, чем зеркало раскололось и утянуло их внутрь.

***

В шатре Лиам яростно смотрел на гомункула с пистолетом.

Он высвободил руки из наручников. Это оказалось просто — нужны лишь булавка и время. Но как выскочить из-под прицела, он пока не придумал.

Сквозь зеркало просачивался свет, струился, мерцал, напоминая пролитое машинное масло на закате. Норс был внутри — сколько у него уйдет времени на поиски книги? Если переломать оборудование и, возможно, закрыть зеркало, так, чтобы ему было не выбраться, утопить его в этом чертоге чудовищ, в котором рыцари спрятали свой архив, — может, тогда все это уже станет неважно, может, он не сможет процарапать дорогу назад даже с помощью «Кодекса». Человеку свойственно надеяться.

Пока им ничего другого и не оставалось.

Это он виноват, безусловно. Не расслышал, как к нему сзади подкрался гомункул. А ведь наверняка были какие-то признаки.

Он повернулся влево, к Грейс.

— Прости меня.

Грейс уставилась на него, а потом взгляд ее скользнул в сторону, к оставленной без присмотра приборной панели. Он понял: «Доберись туда». Несмотря на гомункула с пистолетом. Несмотря на неизбежность смерти.

— С кем не бывает, — сказала она.

Видимо, у нее есть план. Какой, он не имел ни малейшего представления: да, она сильная, да, быстрая, но не настолько сильная и быстрая. Таких вообще не бывает. Когда их глаза снова встретились, он выждал один вдох, потом однократно моргнул. «Хорошо». Взглядом не скажешь: «Я не врубился, что ты задумала, надеюсь, что-то толковое».

— Я тебе доверяю, — сказал он.

Грейс вся обмякла. Он знал эту расслабленность, провисание мускулов, готовых выполнять свою работу. Она тихо работала плечами.

Руки ее оставались скованными. Он старался об этом не думать.

Отмерил десять медленных вдохов и сделал рывок.

***

Сэл стояла на шахматном полу сводчатой каменной комнаты. Каменные полки, тесно уставленные книгами, тянулись вдоль стен, но книги были лишь намеками, воспоминаниями: стоило отвести взгляд, они начинали колебаться. Неподвижной оставалась лишь одна книга.

Сэл не подозревала, что Codex Umbra такой маленький. Он лежал на каменной кафедре за спиной у величественной фигуры, сотканной из золотого сияния, лицо которой клеймил теневой крест.

Рядом с ней материализовались Менчу и Асанти — или она только в этот момент их заметила. А напротив, тоже лицом к «Кодексу» и его стражу, стоял Александр Норс.

Сэл попыталась броситься к книге, но не смогла сделать ни шага.

По ее телу будто прошел ток — нет, не совсем так. С мышцами что-то случилось, они отвердели и не повиновались. Она могла бы расслабиться, если бы постаралась — растечься под кожей, стать чем-то иным. Совершенно иным.

Она вспомнила ковер из пальцев и волосатую дверь, вспомнила гоблина в тесной квартирке в Мадриде — и отмахнулась от искушения. Сосредоточилась на своих костях и коже. Она существует. Она человек. Пока.

— Вы пришли за книгой, — произнес свет. — Ибо нет здесь иных целей. Зачем взыскуете вы ее силу?

Свет не двигался, но Сэл чувствовала, как его внимание прочесывает ее кожу. Где-то в глубине, в груди свернулся калачиком какой-то тайный стыд или страх, устроился в тени ее существа, спрятался. Она попыталась заговорить, но не могла отыскать собственный язык.

У Норса, похоже, таких проблем не было.

— Я пришел продолжить труд старого магистра. Я призываю магию на службу себе и человечеству.

— Он лжет. — Голос Асанти звучал глубже и тверже голоса Норса. Она сделала шаг вперед, сохраняя полное самообладание, и пол библиотеки прогнулся под ее ногами. — Он запятнал себя в поисках власти. У него нет ордена. Нет товарищей. И разум его надломлен.

Свет сиял безмолвно.

Норс рассмеялся — холодно, безрадостно.

— Ты о чем?

— А ты до сих пор не заметил, Алекс? Внутри тебя демон.

***

Лиам метнулся к панели, скорее летел, чем бежал, — горизонтальная линия над землей. Засвистели пули.

Он не знал, каково это, когда в тебя входит пуля. Шрамы на его теле говорили о том, что должен бы знать, ибо стреляли в него не раз и не два, но это было в период одержимости, и он сомневался, что демоны (или люди, в которых они вселились) ощущают боль так же, как обычные смертные. Но во всех прочитанных им историях говорилось, что ты при этом что-то чувствуешь.

Он же не почувствовал ничего. Гомункул выстрелил еще трижды, но Лиам уже добрался до пульта — дыхание перехватило, глаза опущены, крови нет, сердце несется вскачь, пот выступил всюду.

Господи. Грейс.

Он рискнул глянуть через край пульта: она неподвижно лежала на земле перед своим стулом.

Нет. Не могли ее, не могла она. Он бы этого не позволил.

Но…

Руки ее были вытянуты вперед. Непонятным образом. И с ее плечами под курткой что-то было не так.

Прямо у него на глазах суставы со щелчками вставали на место. Одна из кистей Грейс лежала перед ней на голой земле. Из нее текла кровь.

Внимание гомункула переключилось на Грейс. Лиам крикнул:

— Эй! Уродина!

Еще два выстрела — пульт разнесло вдребезги.

Грейс пошевелилась.

***

— Демон? Этого не может быть.

— Я бы не стала отрицать это так поспешно, — заметила Асанти. — «Кодекс» был спрятан много столетий, но тем не менее ты вычислил это место, причем сам, один.

— Я умен. У меня есть деньги — и магия.

— Они были и у других, кто искал эту книгу. Ты думаешь, что ты умнее, могущественнее и богаче Хозяйки?

Норс заколебался. Очертания его размылись, и, хотя он и не утратил равновесия, силуэт его покачивался из стороны в сторону — он напоминал рисунок на флаге, который развевается на ветру. Асанти сделала шаг вперед.

— Я их беспощаднее, — сказал Норс, — напористее. Других сковывает и ослепляет традиция.

— Тогда как твои глаза открыты. Потому что тебе их кто-то открыл. На протяжении всей охоты ты опережал нас ровно на шаг.

— Я начал первым.

— Ты знал, куда двигаться. Нашел в архиве ту единственную книгу, которая могла тебе помочь; убил пифию в точности перед тем, как мы смогли задать ей вопрос, как тебя обойти. В мире полно странных совпадений, но в данном случае их многовато.

— Ты цепляешься за соломинку. Хочешь, чтобы я усомнился в себе.