Однако в то время не было точно известно, кто именно погиб в битве. Об этом свидетельствует путаница в распределении должностей и земельные споры, которые возникали в случае с теми, кого "считали пропавшими без вести". В этом контексте показательно, что Ален Шартье включает эту категорию в свою поэму, посвященную битве, "Livre des Quatre Dames". Первая женщина овдовела; муж второй находится в плену в Англии; третья не знает о судьбе своего мужа. У четвертой позор — ее муж жив, поскольку он трусливо бежал из битвы. Таким образом, прошло несколько лет, прежде чем стало точно известно о погибших при Азенкуре, и существует вероятность того, что битва была использована как удобное средство в имущественных спорах.

Учитывая все эти трудности, неудивительно, что в семьях и на местах возникли предания о том, что такой-то и такой-то был убит в битве. Когда Бельваль составлял свой список имен погибших при Азенкуре, он включил в него не только тех, кто назван в хрониках, но и тех, кто приводится в стандартных французских генеалогических и антикварных трудах. Их достоверности нельзя полностью доверять, поскольку, как и в Англии, в последующие века можно было получить преференции, имея предка, погибшего при Азенкуре. Таким образом, Беллеваль составил список из 388 имен погибших. Еще десять имен можно добавить из хроники Динтера, текст которого он не использовал, и несколько имен из других источников, таких как городские хроники Амьена, в которых говорится о смерти капитана города Луи де Бриме.[724] Поразительно то, что многие погибшие были из Пикардии, Нормандии и других районов северной Франции. Среди них было много местных должностных лиц, но относительно мало таковых от королевского двора.[725] Среди них было несколько представителей бургундской партии, особенно среди сеньоров и свиты герцога Брабантского. Это имело политическое значение. В то время как главные "арманьяки", Орлеан и Бурбон, были захвачены в плен, мучениками за дело Франции стали в основном сеньоры с восточных и северных границ, включая двух братьев герцога Бургундского и герцога Барского. К этому вопросу мы вернемся в заключительном разделе, поскольку он оказал влияние на французскую политику в дальнейшем. Кроме того, нет сомнений в том, что гибель большого количества дворян Пикардии и Нормандии способствовало трудностям в организации эффективного сопротивления во время второго вторжения Генриха в 1417–19 годах.

Есть также примеры, когда в одной семье погибало более одного человека. Например, Давид де Рамбюр был убит вместе с тремя своими сыновьями. На основании этого можно предположить, что эти люди сражались в одной и той же части французского строя, что приводит к более общему выводу о том, что "оруженосцы" из различных французских отрядов держались вместе в главных баталиях французской армии. То, что погибли люди высокого ранга, также подтверждает рассказы хронистов о том, что в французский авангард входили главные аристократы. Мы никогда не узнаем наверняка, сколько рядовых было убито. Многие из высоких цифр следует рассматривать в контексте преувеличения летописцами численности французской армии. Например, в хронике "Brut" приводится высокая цифра в 12.000 убитых, но при этом французская армия неправдоподобно велика — 120.000 человек. Мы также не должны считать, что эта цифра составляет 10 процентов, поскольку средневековые хронисты не мыслили подобными статистическими методами. В целом, в пропорциональности нет последовательности.

Существует еще одно интересное явление. В то время как французские авторы склонны приводить округленные цифры, английские авторы часто приводят случайное число, например, 8.523 у Уска. Вполне вероятно, что это был прием, намеренно использованный для создания впечатления точности. Даже в текстах, написанных близко друг к другу, наблюдается большой разброс. Это позволяет предположить, что они выдумывали цифры или полагались на слухи, а не на официальные заявления правительства. Запись в бухгалтерской книге Солсбери может свидетельствовать о таком явлении. В ней названы семьдесят пять имен и добавлено "4.000 рыцарей и эсквайров, не считая остальных". Возможно, именно эта цифра была распространена в Англии, поскольку она достаточно близка к "4–5.000 других джентльменов", отмеченных в "Gesta". Однако мы должны заключить, что ни французы, ни англичане не знали, сколько их погибло при Азенкуре, и что сегодня мы не можем быть более уверены в этом. Дальнейшие исследования, особенно во французских местных архивах, могли бы выявить еще несколько имен, но, учитывая отсутствие официальных демографических записей за этот период, мы никогда не сможем установить точное число погибших. Раскопки погребальных ям, если такие удастся найти и исследовать, могли бы проинформировать нас о характере ранений, но не могли бы помочь в подсчете. К сожалению, мы также не можем провести различие между теми, кто погиб во время битвы, убийства пленных или после битвы.

Особенностью хроник, которая, возможно, побуждала их преувеличивать число погибших французов, был очевидный контраст с погибшими англичанами. Если первые исчисляются тысячами, то вторые — максимум десятками или сотнями, и лишь немногие названы поименно как Йорк и Саффолк. Английские хронисты приводят особенно низкие цифры, от тринадцати в "Gesta" до 102 у Псевдо-Эльмхема и хронике "Brut". Эти два последних источника, а также Тит Ливий, который называет сотню погибших, стоят особняком от остальных английских хроник, сообщающих о более низких потерях. Французские источники вообще редко упоминают погибших англичан, но там, где они это делают, цифры превышают те, которые приводят английские авторы.

Мы видели, как тщательно велся учет умерших и больных при осаде Арфлера, чтобы корона могла избежать оплаты тем, кто уже не был в состоянии служить. Поэтому мы могли бы ожидать такой же точности в отношении павших при Азенкуре, однако в таких источниках отмечены лишь немногие из погибших. На сегодняшний день найдено четырнадцать лучников, погибших в битве, и еще трое умерли в Кале от ран. Среди погибших также числятся три латника: сэр Ричард Кигли, который имел собственный отряд, а также командовал одним из отрядов ланкаширских лучников; Генри Стрейт из отряда Хантингдона; и Джон Аунгерс из отряда Эрпингема, который умер в Кале.[726] В отряде Йорка погибло 90 человек, но мы не знаем, соотношение лучников и латников.[727] В хрониках также упоминается Дэви Гэм. Тот факт, что в финансовых отчетах не было систематического учета погибших англичан, может быть воспринят как подтверждение того, что число погибших было невелико. Однако есть еще одно осложнение — решение, принятое Генрихом в марте 1417 года, когда обсуждался вопрос о сведении счетов за кампанию. Когда встал вопрос о том, должны ли "те, кто отчитывается за людей, убитых в битве при Азенкуре, получить плату за всю вторую четверть или только по день их смерти", король решил, что "они должны получить плату, как и остальные, кто еще жив".[728] Другими словами, служба погибших будет оплачена с 25 октября и  до окончания кампании, которое было принято за 16 ноября, хотя для всех отрядов, кроме королевских, оно было впоследствии продлено до 23 ноября, чтобы учесть время, потраченное на доставку людей домой.

Решение оплатить погибших при Азенкуре жалование полностью могло быть принято из административных соображений, особенно в свете чрезвычайно сложных расчетов, возникших при осаде Арфлера, хотя формулировка вопроса подразумевает, что некоторые записи о погибших при Азенкуре велись. Это также могло послужить еще одним подтверждением того, что английские потери были невелики, и поэтому не стоило беспокоиться, с точки зрения финансовых потерь короны, если капитаны получали деньги за несколько убитых в течение пары недель. Или Генрих намеренно замалчивал уровень английских потерь, чтобы победа казалась еще более значительной? В то время, когда он принимал решение, он планировал еще одну крупную экспедицию во Францию. Это был щедрый жест, разрешить выплату за погибших при Азенкуре, как если бы они дожили до победы, и полезный способ напомнить воинам о прошлых триумфах, надеясь привлечь их к новой службе. Более того, правительство постоянно подчеркивало, как мало англичан погибло по сравнению с французами. Во вступительной речи парламента в ноябре 1415 года говорилось, что "все французы были побеждены, взяты в плен или убиты без больших потерь для англичан".[729] Такая ситуация, безусловно, подтверждала Божью поддержку короля и его народа. Поэтому неудивительно, что "Gesta" приводит исключительно низкое число погибших, чтобы продемонстрировать это. Однако, как и в случае с французами, остается неизвестным, сколько погибло англичан, но мы можем быть уверены, что их было гораздо меньше. К значению этого факта мы вернемся в заключительном разделе.