Английские посланники начали свои выступления перед представителями французского короля с упоминания английских претензий на французский престол и английских прав по "Великому миру". Генриху потребовалась такая дипломатическая позиция, чтобы подчеркнуть, что в качестве нового короля он не намерен отбрасывать старые претензии. Тем не менее, на данном этапе его желание заключалось в продлении перемирия. 25 сентября перемирие в Пикардии и Западной Фландрии было продлено до 1 июня 1414 года.[183] 16 октября было заключено общее перемирие, но только до Пасхи.[184] Эти короткие перемирия должны были дать возможность провести более полные переговоры. В результате 8 октября французским посланникам, включая коннетабля Франции Шарля д'Альбре, был предоставлен безопасные пропуск в Англию. Их переговоры с епископом Даремским и графом Уорвиком привели к соглашению 24 января 1414 года о новом перемирии со 2 февраля на один год.[185] Это было заметным отличием от времен Генриха IV, поскольку это перемирие охватывало все области одновременно и это был дипломатический триумф Генриха.[186] К этому времени французский двор, в котором теперь доминировали "арманьяки", опасался, что герцог Бургундский планирует восстановить свое положение с помощью военной силы и что он будет искать английского союза себе в помощь. В результате они были готовы продолжить переговоры более широкого характера после заключения перемирия. Еще одна группа английских посланников во главе со Скрупом была уполномочена 28 января заключить мир с Францией. Главной целью этого договора должен был стать брак между Генрихом и дочерью Карла VI, Екатериной[187]. В тот же день Генрих пообещал, что до 1 мая он не будет заключать брак ни с кем другим, и дал своим послам, прибывшим в Париж в начале марта, полномочия продлить этот срок.[188]

Контакты между французским и английским дворами были облегчены визитами Эдуарда, герцога Йоркского, чтобы урегулировать свои финансовые претензии, вытекающие из соглашения в Бюзансе с "арманьяками". Согласно "Religieux": "поскольку было известно, что он приехал искать супругу для своего господина среди принцесс Франции, ему позволили увидеть мадемуазель Екатерину, дочь короля, которой тогда было 13 лет, одетую в мантию из ткани из золота и шелка, усыпанную драгоценными камнями и украшениями, и сопровождаемую блестящим эскортом дам, чтобы он мог дать положительный отзыв о ее красоте, грации и хорошем поведении".[189]

Это произошло в августе 1413 года. К моменту визита Йорка герцог Бургундский бежал из Парижа. Многие считали, что Генрих послал своего дядю, чтобы выяснить последствия разногласий в французском правительстве,[190] и, возможно, в этом есть доля правды. Хотя Йорк не имел официального поручения вести переговоры о браке, его впечатления о Екатерине, а еще больше о французском энтузиазме по поводу брака, несомненно, повлияли на Генриха. Несмотря на дипломатические заигрывания с другими европейскими державами по поводу невесты для короля, брак с принцессой Екатериной оставался главным направлением дипломатии Генриха на протяжении всех этих и последующих лет. Он, несомненно, был самым привлекательным холостяком в Европе. Как король, он был твердо уверен в необходимости жениться. Вероятно, на него повлияло воспоминание о женитьбе Ричарда II на Изабелле в 1396 году, которая была частью большого дипломатического плана по урегулированию англо-французских отношений и способом получения денежных средств за счет приданого. С точки зрения французского двора, переговоры об браке стоило поддерживать в надежде, что они упредят любые попытки герцога Бургундского договориться с Генрихом о браке с его собственной дочерью, которую также звали Екатериной.[191]

Французские группировки были якобы примирены Осерским миром от 22 августа 1412 года, но в течение следующего года возникли новые проблемы. Орлеанский герцог по-прежнему жаждал отомстить Бургундскому за убийство своего отца, а дофин все больше стремился вырваться из-под контроля герцога Иоанна. В результате кампании против "арманьяков" корона столкнулась с серьезными финансовыми трудностями и была вынуждена созвать Генеральные штаты в конце января 1413 года. Это привело к требованиям реформ, которые герцог Бургундский поощрял при поддержке своих парижских союзников, особенно гильдии мясников, известной как "Кабошьены", по имени их лидера Симона Кабоша. Когда в конце апреля 1413 года дофин попытался сократить влияние герцога, назначив Пьера де Эссара прево Парижа, "кабошьены" подняли бунт и захватили придворных Людовика. Возможно, это было срежиссировано герцогом Иоанном, чтобы затем выступить в роли спасителя и удалить всех тех, кому он не доверял в окружении дофина. Однако, как и во многих "народных" восстаниях, "кабошьены" зашли слишком далеко, заставив короля, когда он 18 мая посетил Нотр-Дам, чтобы поблагодарить за свое выздоровление, надеть белый капюшон, который был символом их дела. Восемь дней спустя Карл объявил о намерении провести широкомасштабные мероприятия по реформе правительства и королевских доходов, широко известные как " Кабошьенский ордонанс".[192] Многие из них были разумными, но делу реформ не способствовало растущее насилие "кабошьенов". Это включало публичное обезглавливание трупа камергера дофина, который якобы покончил жизнь самоубийством в тюрьме, несколько раз ударив себя по голове кувшином для вина.[193] "Кабошьены" также были заинтересованы в продолжении войны против англичан в Гиени — что является важным свидетельством общественных взглядов на этот вопрос за пределами королевского двора — и поэтому приказали обложить тяжелыми налогами самых богатых граждан Парижа и университет.

Бургундский герцог начала терять контроль над "кабошьенами". Король и дофин обратились за помощью к "арманьякским" принцам. Семьсот человек были отправлены в Париж под командованием Клинье де Брабанта и Луи де Босредона[194]. В Понтуазе принцы крови поклялись во взаимной верности и обещали воздерживаться от военных действий друг против друга.[195] Восстание в "кабошьенов" было подавлено 4 августа, но герцог Бургундский опасался, что дофин планирует его арест, поэтому 23 августа он бежал из Парижа. Восемь дней спустя герцог Орлеанский и его брат, граф де Вертю, вместе с герцогом Бурбонским и графом Алансонским триумфально вошли в Париж. Их месть была лишь вопросом времени. Несмотря на призывы к единству, которые Жан Жерсон[196] из Парижского университета произнес в своей проповеди 4 сентября, началась чистка королевского двора от бургундских чиновников. Важно отметить, что Жерсон умолял заключить хороший договор с Англией и не заключать союз с врагами своей страны без разрешения короля.[197] Опасность возможного использования Англией французских разногласий была слишком очевидна.

В течение зимы подозрения относительно намерений герцога Бургундского усилились, но и среди других королевских герцогов начали появляться разногласия. Монстреле рассказывает о споре между герцогами Орлеанским и Бретонским по поводу старшинства. Граф Алансонский обвинил последнего в трусости, заявив, что "если в его сердце живет лев, то он должен быть размером с ребенка".[198] Это привело к тому, что герцог Бретани покинул двор и больше никогда туда не вернулся, хотя его брат, Артур, граф Ришмон, остался при дофине в качестве одного из его главных приближенных. Не менее важным было ухудшение отношений между дофином и герцогом Орлеанским. Орлеанский был полон решимости отомстить за убийство своего отца, но дофин больше стремился к примирению как пути к миру, и ему все больше казалось, что он просто заменил бургундскую опеку на опеку "арманьякских" принцев. Возможно, что в конце года он написал в Бургундию письмо с просьбой прийти ему на помощь.[199] В январе 1414 года герцог Иоанн начал поход на Париж, что вызвало тревогу "арманьяков" и королевы, которая опасалась, что он снова попытается поставить под контроль дофина и правительство, поскольку в это время состояние здоровья Карла VI было неустойчивым. 8 февраля королева Изабелла[200] председательствовала на совете, который издал приказ о созыве арьербана[201], призвав людей к обороне Парижа. Два дня спустя герцог Бургундский был объявлен мятежником, которому нельзя оказывать поддержку.[202] Поскольку ворота города оставались закрытыми для него, у него не было иного выбора, кроме как отступить. 17 февраля он был официально изгнан из королевства как лжесвидетель и убийца, как и его последователи. Все их имущество было объявлено конфискованным. В тот же день оправдание герцога Иоанна за убийство Людовика Орлеанского было осуждено епископом Парижа. Текст оправдания был публично сожжен у Нотр-Дама 25 февраля.[203]