Было бы легко отбросить это свидетельство, если бы не две причины. Во-первых, Фузорис дал эти показания только в конце марта 1416 года, а к тому времени мнения, высказанные врачом, были уже неактуальны. Во-вторых, ни подготовка Генриха к кампании, ни его положение в Англии не были полностью прочными. Задержка, вызванная переговорами с французами, не помогла. Дата сбора была назначена на 1 июля, но сборы начались только через неделю. Приказ о сборе большого отряда Кларенса был отдан только 20 июля, что говорит о том, что его войска только что собрались. Экспедиция отплыла только в середине августа. Таким образом, в промежуточный период войска находились на королевском довольствии, но теснились в Саутгемптоне и его окрестностях.[261] Возникли трудности с обеспечением армии достаточным количества судов для перевозки. 27 июля были отданы приказы о том, чтобы доставить больше судов для переправы из порта Лондона в Саутгемптон и собрать больше луков, стрел и тетив в арсенала Тауэра.[262] Еще одной проблемой были деньги. В период с 11 по 24 июля король сделал еще один залог из своих драгоценностей, чтобы погасить займы и оплатить найм войск.[263] Солдатам также нужно было запастись продовольствием. 24 июля Генрих приказал шерифу Гемпшира объявить, что те, кто собирается отправиться в поход, должны обеспечить себя продовольствием на три месяца. Этого было нелегко добиться, учитывая большое количество собравшихся воевать.[264]
Датировка этих различных распоряжений, а также тот факт, что король и несколько его лордов составили свои завещания примерно в одно и то же время, указывает на то, что Генрих намеревался вскоре отправиться в путь. 28 июля он отправил письмо Карлу VI с морского берега ("sur le bord de la mer") в Саутгемптоне.[265] Это был последний ультиматум, в котором упоминалось несколько священных текстов, включая Второзаконие. Человек, планирующий нападение, сначала предлагал мир, но если враг отказывал ему в справедливости, то ему разрешалось прибегнуть к оружию. Письмо Генриха предлагало Карлу последний шанс вернуть его наследство, чтобы избежать пролития христианской крови. Он даже предлагал уменьшить требование приданого Екатерины на 50.000 экю. Это были не настоящие предложения, а просто формальное оправдание вторжения. Французский ответ был написан только через две недели после высадки Генриха. Карл также подчеркнул, как он постоянно добивался мира разумными средствами, и заявил, что не боится угроз Генриха. Если его королевство подвергнется нападению, то он будет готов дать ему отпор силой оружия.
Во вторник 29 июля король, находившийся теперь в Портчестере, приказал своей армии быть готовой к отправке через два дня, 1 августа. Возможно, Генрих всегда выбирал именно эту дату для отплытия, по причинам, которые мы рассмотрим в конце этой главы.[266] На самом деле отплытие было отложено еще на неделю из-за раскрытия Саутгемптонского заговора. Реконструировать его нелегко, поскольку он основан на вынужденных признаниях.[267] В них говорится о различных встречах в Саутгемптоне и его окрестностях после прибытия в город 21 июля сэра Томаса Грея. 26 июля Генри, лорд Скруп и граф Кембриджский якобы встретились на пароме Итчен и говорили о поджоге кораблей, чтобы помешать экспедиции. План состоял в том, чтобы убить короля 1 августа и передать корону его кузену, графу Марчу. Это было преднамеренное и очень значимое совпадение дат. Заговорщики намеревались покончить не только с жизнью и правлением Генриха, но и с его кампанией. Это хорошо согласуется с тем, что сообщил информатор Фузориса. Мы должны задаться вопросом, почему приближенные к королю люди решили попытаться свергнуть его с престола в 1415 году, когда он готовился к отъезду во Францию. Конечно, в этот момент вероятность успеха была наименьшей, поскольку Генрих был окружен огромной армией? Неужели заговорщики намеренно выбрали этот момент, потому что ожидали, что многие перейдут к ним со своими войсками, и поэтому будет легче убить короля и двух его братьев вместе с ним, а затем двинуться на Лондон против его оставшегося брата? В первые годы своего правления Генрих мало что сделал для того, чтобы стать популярным среди тех, кто не входил в его ближайшее окружение. Его одержимость французской войной не разделялась всеми. Но Генриха нужно было слушаться. Он не был человеком, власть которого можно подвергать сомнению.
Высказывались предположения, что никакого заговора с целью убийства короля вообще не было. Своим жестоким поступком против приближенных и высокопоставленных людей Генрих гарантировал, что во время его отсутствия не будет ни восстаний против него, ни критики со стороны участников похода. В этом контексте важно, что "Gesta" утверждает, что заговорщики были развращены "зловонием французских обещаний или взяток".[268] Это не было включено в официальные обвинения против них, но было слухом, возможно, раздутым самим королем. Независимо от того, существовал ли он или был подстроен Генрихом, заговор в Саутгемптоне свидетельствует о мнительной и жестокой натуре, усугублявшейся тем, что его постоянно терзала неопределенность, и эта черта должна была проявиться еще раз во время кампании. 31 июля граф Марч раскрыл заговор королю. Граф Кембриджский, Генри, лорд Скруп и сэр Томас Грей были арестованы, быстро признали свою вину и были казнены 5 августа после совместного суда. 7 августа граф Марч был помилован. В тот же день король покинул замок Портчестер и поднялся на борт своего корабля "Тринити Ройал", который, вероятно, был пришвартован между рекой Хэмбл и входом в гавань Портсмута. Парус был поднят до полумачты как сигнал к отплытию для других кораблей. Экспедиция началась.
Цели войны Генриха V
Чего хотел добиться Генрих? В его последнем ультиматуме Карлу говорилось о его "правах и наследстве", но также упоминалось о возвращении "по крайней мере того, о чем мы неоднократно просили вас через наших послов". Последним требованием, выдвинутым во втором посольстве, было выполнение условий "Великого мира". В речи епископа Бофора по окончании неудачных переговоров в Винчестере также подчеркивалось, что послы Генриха настаивали не на "великих вопросах, таких как корона Франции, Нормандия, Турень, Анжу, Мэн и сюзеренитет над Фландрией и Бретанью", а на урегулировании, достигнутом Эдуардом III.[269] Это урегулирование было по сути тем, что "арманьякские" принцы согласились получить от англичан в Буржском договоре. Около 10 июля Генрих приказал сделать копии этого соглашения и отправить их в Констанцский собор[270], императору Сигизмунду[271] и другим князьям, "чтобы все христианство знало, какую великую несправедливость причинили ему французы своим двуличием" и что заставило его "как бы нехотя и против воли" поднять свои знамена "против мятежников".[272]
Однако Генрих вторгся в Нормандию и назвал ее "своим герцогством". Он осадил Арфлер, который назвал "своим городом". Затем он двинулся в поход через северную часть герцогства, а также через Понтье в Кале. Обе эти области входили в состав земель Эдуарда согласно Бретиньскому договору, но Нормандия не входила. Действительно, Эдуард прямо отказался от своих прав на нее в этом договоре, подтвердив тем самым Парижский договор 1259 года, в котором Генрих III отказался от претензий на герцогство и другие анжуйские земли на севере. Таким образом, с точки зрения справедливой войны Генрих мог напасть на Нормандию только из-за своих притязаний на французскую корону. Это не означает, что он надеялся стать королем Франции или даже герцогом Нормандии. Однако "Gesta" трактует его поход так: "чтобы сначала вернуть свое герцогство Нормандию, которое принадлежало ему по праву со времен Вильгельма Первого, Завоевателя".[273] Несомненно, вторая кампания Генриха 1417 года была направлена на систематическое завоевание Нормандии и велась с намеренным акцентом на нормандское герцогское наследство короля. Король даже стал называть себя герцогом Нормандии, как только высадился в герцогстве 1 августа 1417 года, и начал возрождать древние герцогские институты. Однако в 1415 году о "нормандском наследстве" не упоминается нигде, кроме "Gesta". В речи на открытии парламента в ноябре 1415 года было специально указано, что Арфлер находится "во Франции", а поход Генриха оттуда в Кале был описан как "через сердце Франции".[274] Поэтому комментарий "Gesta" может отражать скорее поворот амбиций Генриха в 1417 году, чем реальную ситуацию в 1415 году.
