А еще эти боги. Покровители, так сказать. Не понимаю я их! Совсем не понимаю. Такое чувство, что сунули на планету недоучек, да к тому же еще и двоечников — раздолбаев. И оставили. Вот они и размахнулись от всей широты души. А иначе не объяснить, почему развитие цивилизации в тупик зашло. Где шлялся их куратор — один Арон и знает. Теперь вот прилетел — и радуется. А еще не дают мне покоя Леркины рисунки. Нет, художник она тот еще, все больше от слова «худо», но все же…. Как вспомню, сколько раз ее рисунки мне жизнь на экзаменах спасали! Смотришь на кружочки-стрелочки-спиральки и видишь ответ. И почему-то на других это совершенно не действует. То есть, ответы вижу я, и только я.

Вот и сейчас: сидит мой Лерыч на скамейке во дворе замка, одним глазом на мальчишку поглядывает, а рука привычно круги и спиральки на обрывке бумажном выводит. А у меня перед глазами всплывает книжка. Обычная книжка. Как раз та, которую мы с Лерычем пытались в удобоваримый вид привести. Лерычу почему-то приспичило инсценировку сделать про девочку с Земли.* Так, а Пенелопа тут к чему? И каникулы…. Хм…. Живая планета, значит…. Что ж, вполне себе жизнеспособная версия. И объясняет, почему тут такой раздрай.

— В нашем случае планету Злотинкой зовут, — слышу я мысли Лерыча. — Мир, который она для себя создала — Золотин. Алексич и его подопечные порождение Злотинки, а вовсе не сестры нашего знакомого. А отсюда следует вывод….

И на обрывке вырисовывается рогатый шлем с крупными стразами по окружности.

Некоторое время мы пялимся на шлем. Потом смотрим друг на друга.

— Ладно, Прош, — говорит она устало и вслух. — Пойду я…. Ляльку подрессирую, что ли. Да и Микоша чем-то занять надо, пока он из нашей подружки отбивную свинку не сделал.

Я только хмыкаю в ответ. Почему-то Ляльку мне вовсе не жаль. Да и что с ней может случиться?! Эта свинка уже столько раз втравливала нас в проблемы, при этом сама выходя из них, даже платьишка не замарав, что еще одна не играет никакой роли.

— Ага. Оторвись, родной, — говорю, слегка толкая ее в плечо. — Дай понять, насколько ты недоволен ее поведением. А я пошел. Раз уж у нас образовался запас риса….

— Да, плов в твоем исполнении — это нечто. Может, хотя бы в этом мире мы его попробуем.

Мы хлопаемся ладонями и разбегаемся. Лерыч — добывать из кибитки Ляльку, а я, прихватив с собой мелкого и свистнув Никошу, отправляюсь на поиски кухни.

Черный Эльф

— Мы по всей земле кочуем,

На погоду не глядим.

Где угодно заночуем,

Что угодно поедим….

Черный Эльф стоял у открытого окна, и внимательно прислушивался к мелодичному и довольно низкому голосу Лерыча. Мальчишка, выстроив на столе из гладких дощечек импровизированную сцену, старательно муштровал беленькое пушистое животное. Как он его назвал? Морская свинка? Забавная зверушка, ничего не скажешь. Разумная. Вернее, говорящая. Про разум — тут он был полностью согласен с Лерычем — надо было помолчать. Кто в своем уме будет что-то обещать богам?! К тому же заключать с ними договор. Откуда свалились в их мир эти трое?

— Ляля! Ты издеваешься?! Я прошу тебя просто пройти по этой ленточке! Ленточка лежит на столе. Лежит! На столе! Не висит в воздухе! Не канат! Широкая ленточка лежит на ровной поверхности. Что тебе непонятно?

— Я боюсь!

— О, великий и неохватный дуб! — воздел руки к небу Лерыч. — За что мне такое счастье?! Лялька, мы же уже делали это, помнишь? И у тебя неплохо получалось.

— Тогда я была девушкой, — пищала свинка, стараясь забиться поглубже в свой домик. — Лерыч, отстань, я не желаю танцевать на потеху публике. Я стесняюсь.

— Стесняйся — я разве против? Только не надо было соглашения с богиней заключать и продаваться за мешок риса. А теперь хочешь — не хочешь, а выступать будешь. Или я тебя в жертву принесу.

— Лер, я не виновата! Я же для нас просила! Ну, хорошо, хорошо, пройду я по твоей ленточке!

— Театральные подмостки

Для таких, как мы, бродяг

Свежеструганные доски,

Занавески на гвоздях….

— Ляля, алле оп! Давай-давай, кувыркайся! Что значит — «не буду»? Ах, тебе пузико мешает?

— Нет у меня пузика! — обиженно верещит свинка, и неуклюже кувыркается через голову. — А все ты с Прошкой! От морковки не толстеют!

— Люди не толстеют. А морские свинки — еще как. Умничка. Еще разок….

Черный и сам не понимал — почему не может оторвать глаз от худенькой гибкой фигурки мальчишки, весело напевающего незнакомую песенку. Не понимал — почему следит за плавными движениями тонких рук. Вслушивается в слова. И ладно бы — нечем было заняться! Он же хозяин этого замка! Надо бы привлечь кого — нибудь. Порядок навести. Хотя бы на первом этаже. Следом за лекарем в замок переместилась и часть их подчиненных, решивших пойти за своими командирами. Десяток орков и десяток эльфов. Эльфы тут же отловили троих сородичей, и теперь о чем-то с жаром их расспрашивают. А мальчишки стоят, скрестив на груди руки, и с гордым видом смотрят куда угодно, только не на сородичей. Типа: видали мы таких родственников. В Старой Пустоши. В виде того самого ядовитого сероводорода.

Черный старательно потряс головой. Нет, пора с этим что-то делать! Темного Властелина они спасти успели, и даже устроили в лучших покоях на втором этаже. Правда, пришлось вспомнить парочку бытовых заклинаний. Чтобы хоть чуть-чуть убрать пыль и паутину. Лекарь Фаншин даже похвалил их сквозь зубы. После того, как закончил материть. Потому что вместе с пылью и паутиной чуть было не отправились в Бездну его лекарские причиндалы вместе с лекарским саквояжем. Впрочем, это ерунда. А вот с притяжением к мальчишке пора что-то делать.

— Хоть бы напал кто, — с тоской пробормотал он, с трудом отрывая взгляд от композиции во дворе: старый деревянный стол, на столе еще один низенький столик с высокими бортиками по краям. Лерыч с крошечным обручем, который ему согнул из ивовой веточки Елисиэль. Морская свинка, стоящая на задних лапках и что-то гневно пищащая. И толпа орков, с восторгом рассматривающих зверушку.

— Черный, ты что по мальчикам пошел? — изумленно выдохнул Трендель, когда понял — на что так пристально уставился друг. И было в этом взгляде что-то настолько дикое и непривычное, что Трендель даже поежился.

— У нас в Степи в этом нет чести, — осторожно сказал он. — Мы, конечно, орки, дикие и злые, в пылу боя мало на что смотрим, но мальчишек никогда не трогаем.

Тут он задумался на мгновение, припоминая кое — что из своей долгой жизни.

— Нет, идиотов хватает, конечно, но мы их быстро на корм нечисти отправляем. Так что ты уж держись, Черный. Держись, чтобы мне не пришлось единственного друга в падаль превращать. А я могу. Ты меня знаешь.

Черный не придумал ничего лучшего, чем с разворота засветить лучшему другу в глаз. Помянул Великого Покровителя, плюнул и ушел.

Он и сам не знал — что так сильно привлекает в его в этом человеческом детеныше. Да, как ни крути, а для Черного Эльфа, разменявшего далеко не первое столетие, Лерыч оставался мальчишкой. Было что-то непонятное, и от этого еще более притягательное в худощавой фигурке, в повороте головы, в изящном изгибе шеи. Даже в лукавой улыбке, что притаилась в сине-серо-зеленых глазах пряталась некая хитрость. Да и аура, так непохожая на ауры всех остальных….

И снова старая таверна у дороги. Знакомая комната, которая выгляди уже не в пример лучше. Во всяком случае, пыль и паутина куда-то испарились, бревенчатые стены существенно посветлели, мебель обновилась, превратившись из колченогих стульев и лежанок в удобные кресла и диванчики с мягкими подушками и покрывалами. Да и сами постояльцы выглядят иначе. Эгле изрядно помолодела. Исчезли «гусиные лапки», разгладились морщинки, даже седина словно бы растворилась в пышном облаке волос. Сейчас она уже почти похожа на богиню. Стройная, гибкая, проворная женщина сейчас склонилась над большим обеденным столом и внимательно рассматривает большой лист сероватой бумаги, на котором изображены разнообразные кружки со стрелочками. Кружки были выстроены в два ряда, друг против друга. И даже были подписаны. Эгле старательно пыталась заставить стрелочки тянуться в нужном ей направлении, но — увы. Стрелочки извивались, крутились, и никак не хотели соединяться с другими кружками и стрелочками.