Ник мечется между нами и Прошкой. Коней он, извольте видеть, побаивается. Они ж еще те зверюги. Так и ждут, что он подойдет, а они его ка-ак тяпнут. Ага. А то, что он на моем золотистом коньке без седла скакал — это не в счет. Само-как-то-вышло. А здоровенный черный жеребец Эльфа вообще хищник….

— Ник, ты иди, — ласково говорю я. — Иди, помоги там. Золотко мое почисти. Возьми в сумке яблочко. Только с ладони давай. А то откусит пальцы — будешь тогда знать.

Никош, изображая вселенскую скорбь, нога за ногу плетется к Прошке. Ага, знаю я эти заскоки. Лень называется. Пройдет со временем. На удивление, кони Никоша любят. Не ржут тревожно, не брыкаются и не тянутся укусить. Это он чем-то огорчен — вот и изображает из себя кисейную барышню.

— Ляля, иди Мику, — жалобно зовет малыш, заглядывая в клеточку. — Иди, я тебя любу…

Говорит мальчишка плохо. Картавит на все тридцать три буквы. Сдать бы мальчишек родителям, да где ж их взять….

Всем хорошо, все при деле, одна я, как сиротинка. Никому не нужна, никто меня не любит. Возрыдать бы, да слез нет. И лука под рукой тоже не видать. Впрочем, о чем это я?! Лук в этом мире абсолютно не злой. Его даже наша привереда трескает за милую душу и не возражает. И вообще: если сейчас здесь кто-то и зол, так это я. Потому что ничего не понимаю. И очень хочу — прямо до зуда в руках — хочу кого-нибудь отлупить. Отпинать до сломанных ребер и кровоподтеков по всему телу. Немотивированная агрессия, говорите? Если я ее сейчас мотивирую — ведь убью же! Как бог свят — убью. Вот только определюсь — кого именно. И это точно будет не Темный Властелин. Он и сам вот-вот накроется медным тазом.

Так, кого первым убивать буду? — Арониэдиэла. Точно. Его, родимого. За то что притащил нас в этот мир, не спросив. За то, что нам приходится вот уж который день болтаться здесь, совершенно не представляя, что делать.

Потом надо с богами разобраться по-свойски. То Орк откуда-то выпрыгнул со своим «Уверуйте в меня», и так же упрыгнул назад. Так и не подумав сообщить, зачем заглядывал. То Эгле эта. Нашла, к кому подкатывать! Зверушку почти безмозглую на «Слабо» взяла. То есть, на вкусняшки. «Слово сказано, слово услышано». Лучше б со Старой Пустошью разобралась. Неспроста же она по миру ползает.

Ползает, ползает, это Елисей сказал. Дескать, она единого места не имеет. Перемещается с места на место. Почему, отчего — никто не знает. Только там, где она появляется, мор и глад возникает. Гибнет все живое. Разумные и неразумные. Травы и деревья, животные и птицы. Рыбы тоже гибнут. Как с ней бороться — тоже никто не знает.

— Не разберется, — тихо-тихо прошелестел нежный женский голос. Я подпрыгнула и открыла глаза. Сидела-то я на козлах нашей кибитки. И что это было? Вокруг ни одной женской души, кроме Ляльки. Но она со мной не разговаривает. Сидит в домике, грызет с остервенелым видом луковку, и молчит. Микош разомлел на солнышке, свернулся клубочком и спит. Прошка где-то на задворках конюшню отыскал, и теперь популярно объясняет эльфам, что стойла должны быть вычищены, кормушки наполнены сеном, в бадейках должна быть свежая вода, а в специальных корытцах — овес. Все же хорошо, когда можешь слышать лучшего друга даже на расстоянии.

— Он твой лучший друг?

Снова тихий шелест в голове. Хм. И кто это у нас по чужим головам гулять изволит?

— Эгле? Это ты?

— Нет. Я не Эгле. Она всего лишь богиня. Пришелица. Они все пришельцы. Я пустила их сюда, думала, что мы подружимся. А они все испортили!

— Гм. Мы тоже пришельцы.

— Вы другие.

И тишина. Вновь оглядываюсь, силясь отыскать собеседницу. Никого. И все же ощущение того, что тебя разглядывают, не проходит.

— Э-эй! Хозяйка! Ты еще здесь?

— Я не хозяйка. Я — все! А почему ты меня слышишь?

Вот тебе и здрассте! Я ж почем знаю?! Сижу себе тихо-мирно в кои-то веки. О вечном думаю. А тут голоса в голове. Не иначе — тетушка Шиза забрела.

— Я ЗлОтинка! Злотинка, а не какая-то тетушка!

— А я Лерыч, будем знакомы. Покажешься?

— Нет. Может, потом, когда поближе познакомимся. Ты Темного любишь?

Еще того не легче!

— С чего бы? — спрашиваю. — Я его даже не разглядел. Мужик как мужик.

— А ты не мужик, — рассмеялась Злотинка. И смех у нее — как весенняя капель. Звонкий и радостный. — Ты девушка. Мне Алексич сказал. Да ты не бойся! От меня твоей тайны никто не узнает, пока сама не захочешь. Или пока мне навредить не попытаешься. Алексич от меня тайн иметь не может. Не сердись на него.

— Да я и не сержусь…. Так вышло, что здешние жители во мне девушку не видят почему-то. Даже Арон, который нас сюда выдернул. Кстати, ты не знаешь, куда все женщины этого мира подевались?

— Знаю. Я их усыпила. Проснутся, когда время придет. И только те, кто мне навредить не смогут.

— А Черный сказал, что сорок с чем-то женщин они нашли. И даже вылечили.

— Эти безвредные. У них задача — служить Темному Властелину. Я же не могу сама все делать.

Абсурд, ей-ей!

— Так ты Тьма? Та самая, что поглотила душу Темного? Заставила его себе служить? И уничтожать всех Разумных?

— Дура!

— Сама такая. Злотинка, давай говорить серьезно. Снизойди к нам, ущербным. Если помнишь — мы из другого мира. Вашей истории не знаем. Боги у вас странные. Требуют, чтобы мы в них уверовали, а сами по куширям хоронятся. Давеча Прародитель Орк вынырнул из кустов, посмотрел, как наши герои мгырей каких-то ловят, и унырнул обратно. Потом мы на твоего любимчика нарвались. Или это он с сотоварищи на Старую Пустошь нарвался. Нечисть в сероводороде искали. Сюда вот примчались. Дальше-то что?

— Не знаю, — буркнула Злотинка. — Старую Пустошь я уберу. Я думала, в том месте уже никого живого не осталось, надо почистить, чтобы потом восстанавливать.

Я призадумалась, анализируя все, что успела узнать про это чудо. Судя по рассказам Елисея, Старая Пустошь вызывает мор. А если верить Злотинке — она убирает последствия мора, голода, побоищ…. Да и Черный говорил, что поле боя быстро затягивает в себя трупы…. Хм…. Так вот откуда сероводород в такой концентрации! Если она все в себя тянет, а тела — это белок…. Тогда ясно. Выгребная яма — вот что такое Старая Пустошь. Получается…. Получается….

— Получается, что Нариен — это не просто Мир, — вклинился в мои размышлялки голос Прошки. — Слушай, Лер, мы в сказку попали. Жутенькую, конечно.

— Не Нариен! — сердито буркнула Злотинка. Этот мир был, есть, и будет Золотином. Золотин! Понятно вам?! Это пришельцы его Нариеном обозвали! А так он — Золотин!

Александр Пронин, он же Прошка.

Эх, не уберечь мне Лерчонка! Нипочем не уберечь с такими-то героями. Это она не замечает, какими глазами на нее смотрят все эти половозрелые самцы разных рас, а я вижу. Я все вижу. Один Трендель на Ляльку запал, хоть она сейчас и свинка. Свиньища — если быть точным. За пакет риса, можно сказать, продалась. Плову ей захотелось. И ведь не в первый раз подставляет. Уж сколько раз мы из-за нее огребали — кто бы знал! И на кой черт боги оставили ей речь?! Молчала бы в тряпочку сейчас, а мы потихоньку из подвигов выкручивались. Ведь выкрутились почти. Хорошая вещь — гномья мухоморовка, под нее много чего узнать можно. Я и узнал. Не успел только Лерычу рассказать. Им нужна Женщина с большой буквы. Такая, что смогла бы взять в плен сердце Темного Властелина. Такая, что смогла бы стать той шеей, что поворачивает голову в нужную сторону. И это вранье, что в мире не осталось больше женщин. Есть они, как же без них. И эльфийки в Священном Лесу, и гномки в Подгорном царстве. И люди. И даже орчанки еще кое-где прячутся. Но вот ТОЙ САМОЙ нет. И где ее искать — неизвестно. Честно говоря, я и в темные деяния Властелина как-то не сильно верю. Может быть, потому что с магией у нас на Земле туго. Человечество все больше собственными силами с уничтожением мира справляется. Кое-какие шибко умные даже призывают прекратить размножаться, дескать, от этого парниковый эффект усиливается, льды в Антарктике тают, катаклизмы происходят. Не знаю, я не спец, но как-то уж больно дико это звучит.