— Лучше на терке, — бурчу я в ответ. Прошка закатывает глаза и разражается лекцией на тему «Бабы дуры и ничего в плове не понимают»

— Сдаюсь! — поднимаю руки вверх я. — Брусочками- так брусочками.

Лялька старательно промывает рис.

На ипподроме мы проторчали часа два. Потом залили костер, собрали посуду и остатки продуктов. Прошка бережно тащил котелок с пловом. Не доверил слабым девушкам ценное варево. Праздник желудка мы собирались устроить в нашей комнате, предварительно закрывшись на все замки. И двери подпереть. Потому что общага — это общага. Потому что тут все общее. И вообще — делиться надо.

— Только не пловом! — торжественно провозгласил Прошка, переворачивая котелок на большое керамическое блюдо. Белоснежная гора риса, увенчанная мясной шапкой. Между горой и шапкой прослойка из лука и моркови.

— Чудо! — запрыгала Лялька, восторженно хлопая в ладоши. — Прошка, жаль, что ты такой взрослый! Я б за тебя хоть сейчас замуж пошла!

— Детка, у меня уже есть один ребенок, мне пока хватит, — отмахивается Прошка. — Лучше стаканы достань. Мне из дома хорошее вино прислали. И вообще — у меня сегодня день развода, праздновать будем.

К своим двадцати годам я успела понять, что алкоголь — не мое. Не люблю чувствовать себя дурой, не помнящей вчерашнего дня. Двух контрольных выстрелов хватило, чтобы это понять. Потому пить-то я пила, но по глотку, и только действительно хорошее вино. И не больше трех тостов.

— Не получится из тебя творческого человека, — хмыкнул Прошка, глядя на то, как я отставляю в сторону стакан. — Творческий человек всегда пьян. В меру.

— А еще он обязательно должен курить какую-нибудь дрянь, нюхать кокаин, трахать все, что шевелится. Изменять всем со всеми, устраивать публичные скандалы и выворачивать грязное белье на всеобщее обозрение, — согласно кивнула я, подтаскивая к себе тарелку с пловом.

— Валерка, что ты такое говоришь! — тут же зарделась Лялька. Вряд ли ей стало стыдно. Просто кожа у нее такая. Глоток вина — и мордочка становится красной.

Она хотела еще что-то сказать, но тут в коридоре рядом с нашей дверью что-то грохнуло, послышались возмущенно-испуганные голоса, кто-то со всей дури долбанул в дверь, выбив замок.

Дальнейшее я не помню. Только ослепительно яркий свет, только нестерпимый холод, только оглушительный Лялькин крик, почему-то переходящий в писк.

— Кажется, наша проблема близка к решению.

Снова та же полуразвалившаяся таверна, снова стол в самом углу. Снова трое за столом, снова темный пенный напиток, отдаленно напоминающий пиво.

— Ты призвал кого-то из Срединного Мира? — выгнул бровь Третий. Женщина подняла на спутников усталые глаза. Она провела много времени в Галактическом Информатории, пытаясь найти решение для сложившейся проблемы, но так и не преуспела в деянии своем. Кристаллы мерцали равнодушно, скрывая в своей глубине многие тайны. Даже древние фолианты, написанные на пергаментах, не знали ответа. Да что там! Глиняные таблички рассказывали о чем угодно, но только не о борьбе с нахальными мальчишками, возомнившими себя Великими Темными Властелинами. Нет, рецепты-то были, но все какие-то не те. Еще ни разу мир не становился на самый край.

— Самый распространенный вариант: призвать героя из другого мира, — согласно кивнул Орк. — И этот герой пройдет с огнем и мечом по гибнущему миру, найдет соратников, как-то все организует, соберет, слепит. В конце концов, вызывает Властелина на бой. И все как-то само собой приходит в норму.

— Увы, это не наш вариант, — отмахнулся Третий. В этом мире не осталось никого, кто мог бы стать командой. Я много времени провел, изучая оставшихся. Проще, действительно, шарахнуть по миру галактическим катаклизмом, и начать все заново. У меня даже парочка астероидов поблизости крутится.

— Нет, мальчики, так нельзя, — остановила своих спутников женщина. — Мир еще можно спасти. Не знаю, как именно, но чувствую, что можно. Давайте не будем торопиться. Я хочу заглянуть в самый последний отсек Информатория. Возможно, там и отыщется рецепт всеобщего счастья.

Зеленокожий только хмыкнул саркастически. Ему давно никто не приносил жертв, и орк чувствовал себя этаким пустым местом. Было бы проще развоплотиться, но странное дело: ему все еще хочется жить. Так же, как и Третьему, и Женщине. Впрочем, ей было чуточку легче: Женщине все еще возносились мольбы и воскурения. Она, как могла, делилась со спутниками, но этого было ничтожно мало.

— Может быть, и в самом деле, притащить сюда кого-нибудь из Срединного мира? — задал вопрос Третий. — возможно, там еще сохранились верующие в нас?

Женщина отрицательно покачала головой.

— Эту проблему должны мы решить сами, — неуверенно сказала она, понимая, что сказать-то легко, как воплотить сказанное в жизнь. Особенно, когда Темный Властелин вот-вот примется воплощать в жизнь очередной безумный план. Нет, она не знала этого точно, но не может же быть такого, что Темный Властелин оставит в покое мир?! Иначе зачем бы ему все это было нужно.

— Да, просмотрели мы этого гаденыша, — сокрушенно покачал головой Третий. — Как же быстро он набрал силу!

— Не так уж и быстро, Тэрри. Не так уж и быстро. Мне вот что непонятно: кто ж его так хорошо прикрывал от нас? Почему мы не успели понять — что скрывается за смазливой физиономией? Он же ровно ничего не значил в мировом раскладе. И вдруг за какие-то пару столетий набрал силу, уничтожил предыдущего Властелина, влился в структуру Мира. Я бы счел это посторонним вмешательством, но в этом секторе нет других обитаемых миров.

Собеседники вновь уткнулись в кружки. Ответов у них не было.

— Ладно, что без толку тут сидеть, — тяжело поднялся Орк. — есть у меня пара идей, пойду, поразмышляю.

— Да, только это нам и осталось — размышлять. — вслед за ним поднялся Третий. — Я предпринял некоторые шаги, чтобы осадить пыль. Через три дня начнется сорокадневный ливень. Всемирного потопа не обещаю, воды маловато, но основную пыль он прибьет.

— Вот так сразу, без перехода — из лютой зимы в лето? — выгнула бровь Женщина. — Не уничтожим ли мы оставшихся?

— Думаю, нет. Орк, я от твоего имени оставил в главном святилище знак. — Как только они начнут взывать к тебе — ливень прекратится.

— Ведешь свою игру, Тэрри?

— Нет, друг мой. Игра наша общая. Их молитвы дадут тебе силу. Нам не выстоять без тебя.

— Хорошо. Я благодарен вам, что делитесь со мной силой. Если выживу — отдарюсь сторицей. Уходим.

Они вновь растворились в воздухе, оставив вместо себя Знак. На хромоногом столе проступил рисунок круга, изломанной линией разделенного на три сектора. Знак Триединства.

Их всегда было трое: Орк, отвечающий за все степные народы, Тэрри, или Третий, покровитель всех остальных Разумных, и Женщина, во власти которой находились женщины и малые народы, в других Мирах считавшиеся разумной нечистью.

Под Знаком крупно было выведено: «Помните! Верьте! Молитесь»!

— Боги умирают, когда в них перестают верить, — бубнил мне в левое ухо чей-то бас. В правом все так же всхлипывала и повизгивала Лялька. Тоненько так, с подвывом и присвистом. И дышать было тяжело, будто мне на грудь дверь пристроили, да еще Прошка сверху прилег.

— Валерка-а, Вале-ер! Ты там живая? — проныла Лялька, и я попыталась все же подняться. А вот и не поднялась. На мне и впрямь лежал Прошка. Без сознания. Кое-как спихнув приятеля в сторону, я огляделась. Присвистнула. Прошка был. Я была. А вот Ляльки, моей безголовой соседки и подружки, не было. Впрочем, и комнаты не было. А была раскисшая от долгого ливня дорога, голые кусты на обочине, бурая прошлогодняя трава, щедро уляпанная грязью. И ни одного намека на жилье. И никого живого, кроме нас с Прошкой, который все еще был без сознания.

— Валера, а мы где? — перестала хлюпать Лялька. — И почему ты вдруг стала такой большой? Валерка?! Я тут, внизу! Валера!