Посмотрев на холм, где смутно виднелось то, что могло быть низкой каменной стенкой, Хитер спросила:

— А кто там похоронен?

— Стэн Квотермесс, Эд Фернандес, Маргарита и Томми.

— Томми, мой бывший напарник, похоронен здесь?

— Частное кладбище? Это немного жутковато — Хитер попыталась уверить себя, что дрожит только потому, что с каждой минутой становится все холоднее. 

— Не так необычно для здешних мест, — уверил ее Пол. — Частных кладбищ много на ранчо вокруг, у семей, которые живут тут уже несколько поколений. Ранчо это не только их дом, это их родина, единственное место, которое они любят. Иглз Руст — просто нечто, где можно сделать покупки. Когда приходит время для вечного покоя, они все хотят стать частью той земли, на которой прожили жизнь.

— У-у, — сказал Тоби. — А не страшно? Жить рядом с кладбищем?

— Вовсе нет, — заверил его Пол. — Мои предки и родители захоронены рядом с нашим домом, и ничего вызывающего дрожь в этом нет. Дает ощущение преемственности, непрерывности. Каролин и я собираемся тоже упокоиться здесь, хотя я не могу сказать, что наши дети этого хотят, они теперь учатся — в медицинском колледже и юридическом. У них новая жизнь, и с ранчо их ничего не связывает.

— Ах, черт, мы только что пропустили Хэллоуин, — сказал Тоби больше для себя, чем для них. Он уставился в сторону холма, поглощенный личной фантазией, которая, без сомнения, включала в себя смелую прогулку по кладбищу в канун Дня Всех Святых. Теперь ему придется ждать тридцать первое октября следующего года.

Постояли некоторое время в молчании.

Сумерки были густые, тихие, спокойные.

Вверху кладбище, казалось, отталкивало от себя весь угасающий свет и опускало ночь, как саван, покрывая себя мраком быстрее, чем любой другой уголок земли рядом.

Хитер взглянула на Джека, опасаясь увидеть в его поведении какие-нибудь признаки беспокойства по поводу того, что останки Томми Фернандеса похоронены в такой близости. Томми убили у него на глазах за одиннадцать месяцев до того, как был застрелен Лютер Брайсон и ранен сам Джек. В соседстве с могилой Томми Джек не мог не вспомнить, и, возможно, слишком живо, ужасные события, которые лучше отправить в самые глубокие закоулки памяти.

Как будто уловив ее тревогу, Джек улыбнулся:

— Приятно знать, что Томми нашел покой в таком красивом месте, как это.

Когда они пошли обратно к дому, адвокат пригласил их поужинать и переночевать у них с женой. «Во-первых, вы приехали сегодня слишком поздно, чтобы прибраться и сделать дом пригодным для жизни. Во-вторых, здесь нет никаких свежих продуктов, только то, что может быть в морозильнике. И, в-третьих, вам, наверное, неохота готовить еду после целого дня в дороге. Почему бы не расслабиться сегодня вечером и заняться делами с утра, когда отдохнете?»

Хитер была благодарна за приглашение, но не только по причинам, которые перечислил Пол: ей по-прежнему было неприятно тягостно в доме и не нравилась его оторванность от всего мира. Она решила, что ее нервозность — не что иное как первая реакция горожанки на отсутствие вокруг домов и обилие открытого пространства полей, лесных дебрей. Это пройдет. Ей просто нужно день или два, а может быть, и несколько часов на то, чтобы привыкнуть к новому ландшафту и образу жизни. Вечер с Полом Янгбладом и его женой может стать хорошим лекарством.

Включили, задействовав имеющуюся автоматику, обогрев повсюду в доме, даже в подвале, чтобы быть уверенными, что завтра утром в нем будет тепло, заперли двери, сели в «Форд Эксплорер», и поехали за «Фордом Бронко» Пола. Выехав на трассу, он повернул на восток, к городу, и они сделали то же самое.

Луна еще не взошла. Темнота со всех сторон была так густа, что, казалось, она никогда не исчезнет, даже с восходом солнца.

Ранчо Янгблада было названо в честь дерева, которое преобладало в его владениях. Маленькие прожекторы по краям въездной арки освещали зеленые буквы на белом фоне: «ЖЕЛТЫЕ СОСНЫ». А под этими двумя словами, маленькими буквами: «Пол и Каролин Янгблады».

Поместье адвоката было действующим ранчо и значительно бо́льшим, чем их собственное. По обеим сторонам подъездной дороги располагались конюшни, манежи для верховой езды, огороженные пастбища. Постройки освещались низковольтными ночными фонарями. Белые ограды разделяли поднимающиеся в гору луга, эти геометрические узоры исчезали в темноте, напоминая загадочные иероглифы на стенах гробницы.

Главный дом, перед которым затормозили, был большим низким зданием из речного камня и окрашенного в темный цвет дерева. Он казался почти естественным продолжением земли.

Пока Пол вел гостей к дому, отвечая на вопрос Джека о хозяйстве в «Желтых соснах»:

— У нас тут два главных направления. Выращиваем и тренируем лошадей для скачек, что является популярным видом спорта на всем Западе, от Нью-Мексико до канадской границы. Мы также разводим и продаем некоторые виды породистых лошадей, в основном  арабских. У нас самые чистокровные арабские скакуны в стране, наши питомцы так совершенны и красивы, что могут надорвать ваше сердце и заставить вас вытащить кошелек, если вы одержимы этой породой.

— А коров нет? — спросил Тоби, когда они подошли к ступенькам, ведущим на длинную просторную веранду перед домом.

— Извини, скаут, коров нет, — сказал поверенный. — На многих ранчо вокруг есть скот, но не у нас. Зато есть ковбои. — Он указал на соцветие огоньков приблизительно в двухстах метрах к западу от дома. — Восемнадцать ковбоев постоянно живут на ранчо со своими женами. Собственный маленький город.

— Ковбои… — повторил Тоби благоговейно, таким же тоном, каким рассуждал о кладбище и о перспективе завести пони. Монтана оказалась для него настолько же экзотичной, как планета из комиксов и фантастических фильмов, которые он любил. — Настоящие ковбои!

Каролин Янгблад тепло встретила их у дверей и пригласила в дом. Чтобы быть матерью детей Пола, которые как он сказал учились в университете, ей должно быть лет сорок, но выглядела гораздо моложе. На ней были узкие джинсы и декоративно простроченная красно-белая рубашка-вестерн, подчеркивающие стройную, гибкую фигуру спортивной тридцатилетней женщины. Белоснежные волосы — коротко подстриженные в мальчишечьем стиле, не требующем особого ухода, — не были ломкими, что обычно бывает с белыми волосами, а были густыми, мягкими и блестящими Черты лица — гораздо менее резкие, чем у Пола, а кожа гладкая, как шелк.

 Хизер решила, что если жизнь на ранчо в Монтане так благоприятно влияет на женщину, то она должна обязательно преодолеть  свое отвращение к большим открытым пространствам и мрачным лесам, к необъятности ночи и даже к кладбищу в дальнем углу ее двора

После ужина, Джек и Пол остались одни в кабинете, каждый со стаканом портвейна в руке. Пол разглядывал фотографии лошадей-призеров, которые почти полностью закрывали одну из стен, а Джек давал свои пояснения. Адвокат вдруг сменил тему разговора, перестал говорить о породистых лошадях и завел речь о ранчо Квотермесса:

— Я уверен, что вы, ребята, будете здесь счастливы.

— Я тоже так думаю.

— Это отличное место для такого мальчишки, как Тоби.

— Да. Собака, пони — для него это как сбывшаяся мечта.

— Это прекрасный край, Джек.

— Здесь так мирно по сравнению с Лос-Анджелесом. Черт, да даже и сравнивать нельзя.

Пол открыл рот, чтобы сказать что-то, но заколебался, и вместо этого уставился на фотографию лошади, о которой он говорил последней. Когда адвокат все-таки заговорил, у Джека было чувство, что он говорит совсем не то, о чем собирался, когда открывал рот.

— И хотя мы не такие уж близкие соседи, Джек, я надеюсь, что мы будем близки в другом смысле — хорошо узнаем друг друга.

— Я бы хотел этого.

Адвокат снова колебался, потягивая портвейн из стакана, чтобы скрыть свою нерешительность.

Пригубив свой, Джек спросил:

— Что-то не так, Пол?