— Или я становлюсь слабоумным, — ворчал он во время очередного приступа отчаяния, — или мир уже летит в тартарары, как в баскетбольную корзину. А может быть, и то, и другое.

Теплая погода наступила несколько раньше, чем обычно. Апрель на этой широте и высоте часто был вполне зимним месяцем, но в этот год дневная температура уже пару раз поднялась аж до пяти по Цельсию. Скопившийся за сезон снег таял, журчащие ручьи наполняли каждую лощину и разбегались по всем склонам.

Ночами все оставалось спокойно.

Эдуардо прочел большую часть книжек, которые взял в библиотеке. Блэквуд и особенно Джеймс писали в том стиле, который был тяжелым по атмосфере и легковесным по содержанию — слишком манерно на его вкус. Они поставляли читателям истории о привидениях и Эдуардо долго испытывал сложности, связанные с необходимостью убрать куда-то свое неверие и включиться в их сказки.

Он посчитал, что если ад существует, то неизвестное существо, пытавшееся открыть дверь в структуре ночи, было про́клятой душой или демоном, пробивавшим дорогу наверх из подземного огненного царства. Но был один скользкий момент: он не верил в ад, по крайней мере, в то карнавально-цветистое царство зла, каким его изображают в дешевых фильмах и книгах.

К своему удивлению, Фернандес обнаружил, что Хайнлайн и Кларк оказались занятными и даже наводили на некоторые размышления. Он предпочитал брутальность первого гуманизму, иногда наивному, второго, но оба представляли для него какой-то интерес и ценность.

Он точно не знал на что надеется, может надеется найти в этих книгах подсказку, которая поможет ему разделаться с феноменом в лесу? Или где-то в глубине его мозга таилось нелепое ожидание, что один из этих писателей уже выпустил историю о старике, который живет в очень уединенном месте и входит в соприкосновение с чем-то не от мира сего? Если так, то он, значит, весьма не далек от той грани, за которой встречаешь самого себя идущего навстречу.

Как бы то ни было, ему казалось, что существо, чье присутствие он ощущал за призрачным огнем и пульсирующим звуком, было происхождения скорее неземного, чем адского. Вселенная состояла из неисчислимого множества звезд. На бессчетном множестве планет, кружащихся вокруг них, могли создаться условия для возникновения жизни. Это научный факт, а не литературная выдумка.

Или, может быть, все это он только вообразил? Благодаря сужению и закупорке тех артерий, которые снабжают кровью мозг. Наведенная галлюцинация. Болезнь Альцгеймера. Ему было легче поверить в это объяснение, чем в демонов или инопланетян.

Видеокамеру Эдуардо купил больше для того, чтобы разделаться с сомнениями в, самом себе, чем собрать свидетельства для полиции. Если феномен проявится на пленке, значит, он вовсе не рехнулся и, в конце концов, вполне способен продолжать жить в одиночестве. До тех пор, пока нечто не убьет его, открыв адскую дверь.

Пятнадцатого апреля он отправился в Иглз Руст, чтобы купить свежего молока и других продуктов а также плеер «Сони» с качественными наушниками.

В магазине Кастера был неплохой выбор аудиокассет и компакт-дисков. Эдуардо попросил у двойника Моцарта самую громкую музыку, которую слушают тинейджеры.

— Подарок внуку? — спросил продавец.

Было легче подтвердить это, чем все объяснять.

— Именно так.

— Хэви-метал?

Эдуардо не имел ни малейшего понятия, о чем ему говорят.

— Вот новая группа, которая становится действительно популярной, — предложил продавец, доставая диск из ящика, — они себя называют «Сердце Червяка».

Вернувшись на ранчо и выложив все продукты, Эдуардо сел за кухонный стол, чтобы прослушать приобретение. Зарядил плеер батарейками, всунул диск, надел наушники и нажал на кнопку. Взрыв звука почти разорвал его барабанные перепонки и он поспешно понизил громкость.

Просидел с наушниками минуту или около того, почти убежденный, что купил бракованный диск. Но судя по чистоте звука, он слышал именно то, что «Сердце Червяка» намеревались записать. Послушал еще минуту или две, ожидая, когда же какофония станет музыкой, прежде чем понял, что это, очевидно, и было музыкой в ее современном определении.

Эдуардо почувствовал себя старым.

Вспомнил, как еще совсем молодым обнимался с Маргаритой под музыку Бенни Гудмена, Фрэнка Синатры, Томми Дорси. А нынешние молодые еще ухаживают? А знают ли, что это слово означает? Они обнимаются? Ласкают друг друга? Или парни сразу раздеваются сами и стаскивают одежду с подружки?

То, что громыхало в наушниках, определенно нельзя было назвать музыкой-фоном для любовных занятий. По его мнению, такая музыка вполне подходила в качестве аккомпанемента жуткому убийству: для создания должного настроения или просто для того, чтобы заглушить утомительные вопли жертвы.

Он почувствовал себя просто статуэткой из антикварного магазина.

Помимо того, что он не мог слышать музыку в этой «музыке», он не понимал, почему группа должна обзывать себя «Сердце Червяка». Группы должны носить такие имена, как «Четыре Новичка», «Сестры Эндрюс», «Братья Миллз». Можно принять даже такие названия, как «Четыре Макушки» или «Джеймс Браун» или «Знаменитые Страсти». Ему нравился «Джеймс Браун». Но «Сердце Червяка»? Это вызывало отвратительные образы.

Нет, он не был крутым и не пытался им быть. Они, возможно, уже даже не знают слова «хиппи». Правда, в этом Эдуардо сомневался — просто он не имеет ни малейшего понятия, что слово «хиппи» означает сейчас.

Он послушал «музыку» еще с минуту, затем выключил магнитофон и снял наушники.

«Сердце Червяка» как раз то, что нужно.

В последний апрельский день зимнее покрывало стаяло совершенно, за исключением больших сугробов, которые большую часть дня находились в тени, хотя даже и они неуклонно уменьшались. Почва была влажная, но больше не грязная. Мертвая коричневая трава, придавленная и спутанная весом исчезнувшего снега, покрывала холмы и поля, однако не позднее, чем через неделю, ковер нежных зеленых побегов украсит каждый уголок ныне угрюмой земли.

Ежедневная прогулка Эдуардо сегодня была  мимо конюшни на юг в поля. День солнечный, в одиннадцать утра температура достигала десяти градусов по Цельсию, и армада высоких облаков отступала на север. Он надел брюки цвета хаки и фланелевую рубашку и так согрелся быстрой ходьбой, что закатал рукава. На обратном пути посетил три могилы, которые располагались к западу от конюшни.

До недавнего времени штат Монтана весьма либерально относился к фамильным кладбищам в частных владениях. Вскоре после приобретения ранчо Стенли Квотермесс решил, что он должен провести вечность именно здесь, и добыл разрешение на целых двенадцать мест захоронения.

Кладбище располагалось на небольшом холме. Священная земля была обнесена низкой стеночкой из полевого камня высотой всего тридцать сантиметров, вход украшали пара колонн, которые были чуть выше метра. — Квотермесс не пожелал загораживать панораму долины и гор, как будто думал, что его душа будет сидеть на его могиле и любоваться открывающимся зрелищем, как призрак из старого развеселого фильма «Топпер» [25].

Только три гранитных надгробия занимали место, предназначенное для двенадцати могил. Квотермесс. Томми. Маргарита.

Согласно воле продюсера, надпись на первом памятнике гласила:

И дальше даты рождения и смерти. Ему было шестьдесят шесть, когда случилась авиакатастрофа. Однако будь ему даже пять сотен, он все равно бы счел, что жизненный срок несправедливо урезали, ибо был из тех людей, которые пользуются жизнью с великой энергией и страстью.

Надгробия Томми и Маргариты не содержали юмористических эпитафий, просто — «любимый сын» и «любимая жена». Эдуардо скучал по ним.