«Не знаю. В прошлый раз всё кончилось быстрее».

«Что это вообще такое?»

«Эрик говорил, что мы в утробе гигантского монстра и это его желудочный сок. Он растворяет остатки души».

«Эрик?»

Тут же перед моим взором предстал печальный одноногий призрак. Ася очнулась рядом с ним. Его путаные бессвязные речи помогли девушке сохранить присутствие духа, но следующий тёмный шторм унёс несчастного в неизвестном направлении.

«Может быть. – Происходящее начало проясняться, причём самым неприятным образом. – Мне тоже казалось, что это место как будто следит за тобой, реагирует на эмоции».

«Казалось?!» – Ася начала смеяться, и её веселье тут же передалось мне.

«А что такого смешного?»

«Да это же очевидно! Любому, кто хоть немного разбирается в чувствах».

«Я читал в интернете про эмоциональный интеллект. Когда-нибудь ознакомлюсь с темой подробней», – смех пробирал меня. Мы никак не могли перестать веселиться.

«На самом деле, – Ася старалась говорить ровно, но я всё равно чувствовал, что она улыбается, – здесь довольно простые правила. Это место или это существо питается страхом. Если ты боишься, ты начинаешь видеть и чувствовать. Другие эмоции ему не нравятся. Особенно гнев. Когда ты злишься, тебя просто выключают».

Мне оставалось только согласиться. На какое-то время мы оба успокоились. Тревога уравновесила радость и веселье. Повисла тишина. И тут у меня под боком прозвучало знакомое:

«Усто! Густа! Густа!»

«Это ещё что?» – удивилась Ася.

«По дороге привязалась чья-то рука. Думаешь, раньше это был человек?»

«Конечно».

Рука почувствовала, что мы думаем про неё, зашевелилась, подползла поближе и забралась между нами. Картинки её мыслей потекли к нам. Пыльный жёлтый средневековый город. Узкие улочки. Грохот сапог, лязг металла. Всё было слишком обрывочным и расплывчатым, но общая картина вырисовывалась.

«Кажется, он был воришкой, и ему не повезло», – подумала Ася.

«Густав», – согласилась рука.

«Вот, оказывается, что ты всё время бормочешь…»

«Буря стихает», – заметила Ася.

Я прислушался. Действительно, дикий скрежет теперь не пробирал до костей, а просто сдирал кожу.

«Когда шторм закончится, свяжемся со Стёпой».

Пока на поверхности бушевал чёрный скрежет, мы лежали в уютной норе и пытались разгадать тайну Густава. Когда он жил? В какой стране? Действительно ли ему отрубили руку за воровство, как это принято в Средневековье? Фрагменты воспоминаний не давали явного ответа. Всё, что нам удалось понять, – парень жил очень давно, зарабатывал на жизнь не самым честным образом, был ранен и умер в горячке, в возрасте двенадцати или тринадцати лет. Грустная и страшная история.

Буря над нашими головами стихла, но нам совсем не хотелось выбираться на поверхность. Чего ради? Чтобы подвергнуться новой опасности? Чтобы непреодолимые силы снова разделили нас. Неизвестно, сколько бы мы оставались в таком состоянии, если бы не Воропаев. Его острый животный страх пробудил меня. Включил картинки реального мира.

– Твоя дочь побудет с нами. Чтобы тебе легче было сосредоточиться на своих обязанностях. – Банкир и американец стояли на вершине холма. Вокруг лежала пустыня. Сумерки делали её серой, почти как наш подземный мир. Внизу на одинокой просёлочной дороге стоял фургон. Его фары были выключены, но красные габариты горели. – Не вздумай халтурить, – продолжал Мэтью. – У меня есть свой человек в Мексике. Мы довольно неплохо представляем, сколько нелегалов каждый день пересекает границу.

– Послушай, мы же цивилизованные люди… – Воропаев пытался казаться расслабленным, но я знал, что он всеми силами старается не взвыть и не броситься на американца. – У меня есть деньги. Через год будет ещё больше.

– Деньги – ничто. Просто бумажки, о которых думают наши жертвы. Мы контролируем Резервную систему, биржи и банки. Берём столько, сколько считаем нужным.

– Но мы же партнёры…

– Ты был партнёром, пока давал нам доступ к кормовой базе в своей стране, а тут ты конкурент и нахлебник. Так устроена наша жизнь. – Мэтью развернулся и пошёл к своей машине, бросив на прощание: – Там в фургоне человек десять, не меньше. Лучше тебе вернуться с добычей…

Воропаев зарычал, как дикий зверь. Ярость накрыла его и выключила картинку.

– Ты что-то видела или я один наблюдал за милой беседой вурдалаков? – спросил я у Аси.

– Мелькали какие-то картинки. У Воропаева неприятности?

– Американец прижал его. Заставляет работать на себя. От Алёны что-то слышно?

– Она заперта в крутом загородном доме и пока что пугается только неизвестности. Картинки приходят короткие и однообразные.

– Возможно, у нас есть шанс.

В тот момент, как я это осознал, меня накрыла волна дикого страха. Мне вдруг стало ясно, что, если бы у Воропаевых там, наверху, было всё хорошо, мы бы остались здесь навсегда. Медленно угасали бы под слоем тьмы, пока не утратили себя окончательно, растворившись друг в друге и окружающих. Остались бы после нас одни пальцы и ползали червями по лужам. Ужас осветил мне дорогу. Я увидел трещину, раздвинул землю и выполз на поверхность. Ася последовала за мной. Густав увязался следом.

– Хорошо. Что теперь? – Я задал этот вопрос сам себе, но, кажется, услышали все.

Мы должны были воспользоваться уязвимым положением Воропаевых, чтобы вернуть наши тела. Но ни у меня, ни у Аси мысли не работали в эту сторону. Мы просто созерцали невнятную пустоту, которая заняла место нашего плана спасения. Процесс был прерван светящимися точками перед глазами.

«Помехи ушли. У вас всё хорошо?» – спрашивал Стёпа.

«Да. Мы вместе», – наш с Асей ответ был синхронным. Только тогда я понял, что раз уж мы находимся в одной точке, то и сообщения из другого мира получаем абсолютно одинаковые.

«Думаем, как выбраться. Пока идей нет», – проморгал я.

«Нужно максимально расширить поток между мирами, – ответ Стёпы получился очень длинным. Мы долго стояли, созерцая сложное движение белых искорок на тёмном фоне: – Чем больше уходит, тем больше может прийти».

«Спасибо. Посмотрим, что можно сделать», – мы с Асей снова думали одинаково и одновременно.

Впрочем, мы очень скоро осознали весь масштаб собственной беспомощности. Всё, что мы могли, – это жаться друг к другу и прятаться под землёй, когда начинался тёмный шторм. Если бы у Алёны и её отца всё складывалось хорошо, мы были бы бесконечно далеки от спасения. Нам очень повезло, что американские вурдалаки день за днём пугали Воропаевых всё сильнее и сильнее.

Тяжёлая железная дверь открылась с громким скрежетом. Дневной свет ослепил Воропаева, но потом высокая фигура Мэтью перекрыла дверной проём.

– Пора на охоту, герой.

– Зачем ты это со мной делаешь? – банкир рычал как дикий зверь. – Я не могу охотиться и не насыщаться.

– Наконец-то, хороший вопрос. Кажется, ты заслужил награду!

Американец отступил на шаг, достал откуда-то наполовину обглоданную конечность и бросил Воропаеву. Виктор с жадностью впился зубами в плоть.

– Видишь ли, – Мэтью шагнул навстречу, – я провожу эксперимент, очень важный для выживания нашего вида. Посмотри на людей, на нашу бессловесную пищевую базу. Умение подчиняться и жертвовать – это их сила, а не слабость. Солдат идёт на смерть по приказу офицера. Офицер отправляет роту под огонь по распоряжению генерала. Генерал жертвует армией, чтобы выиграть войну. Мы этого не умеем – каждый перегрызёт глотку другому, чтобы выжить. Именно поэтому мы проигрываем и утратили шансы полностью поработить людей. Если, конечно, сами не научимся подчиняться и строить устойчивые иерархии. Ты и твоя дочка отлично подходите для эксперимента – ваши новые тела ещё не претерпели всех трансформаций. Ваша гормональная система ещё не перестроилась. Возможно, вы и есть та переходная ступень от суперхищника к организованной силе.

Пережёванное мясо достигло желудка Воропаева. Он очень быстро перестал бояться. Да и соображать тоже. Моя связь с миром прервалась. Впрочем, когда эйфория от насыщения прошла, банкир вновь припомнил слова своего американского друга. Страх накрыл Виктора, когда за ним захлопнулась железная дверь его подвальной комнаты. Он осознал, что у Мэтью серьёзные планы. Американский вурдалак не передумает, не согласится взять деньги или другие материальные ценности. Он доведёт свой эксперимент до конца и сломает Воропаева или убьёт. А с Алёной может сделать такое, о чём лучше и не думать. Банкир взвыл и сильно ударил головой в железную дверь.