— Подготовиться, говоришь? — Эта хитрая гадюка! Работала за спиной Талит.

Талит забрала ногу у Бриёга и встала.

— Куда это ты собралась?

— Надрать задницу одной северянке!

— О, нет. — Он схватил её за предплечье и легко удержал на месте. — Мой брат вот-вот по-настоящему попадёт в ловушку самой коварной из женщин, и я не позволю, чтобы ты всё испортила.

— Твоя любовь к родным никогда не перестаёт меня удивлять. — Она шлёпнула его по руке. — Отпусти!

Он не подчинился, а просто смотрел на её бедро.

— Откуда у тебя этот синяк? После драки с Ольгиром?

Талит посмотрела на обнажённое тело, убирая мокрые волосы с лица.

— Какой-то солдат врезался в меня сегодня. Ничего страшного. А теперь, если извинишь, мне нужно показать кое-кому её зубы после того, как я выбью их.

Хватка Бриёга только усилилась, и он встал перед ней на колени.

— Что ты делаешь?

— Хочу взглянуть поближе.

Талит ухмыльнулась.

— Синяк не там, Бриёг.

— Но близко.

Берселак вошёл в нишу логова своего старшего сына. Малыши лежали в своей кроватке, мальчик спал, а девочка бодрствовала и хмурилась. В облике дракона он придвинулся ближе, глядя на младенцев. После рождения, он не был с ними, слишком занятый защитой родни. Хотя это не вся правда. Честно говоря, он действительно не знал, что с ними делать. Он всегда считал, что следовать обязательному правилу своего вида никогда не есть детей — довольно великодушно с его стороны и более чем достаточно. И хотя он был рад, что малыши в отличном состоянии, не был уверен, что думать или делать с двумя человеческими детьми.

Нахмурившись, он наклонился ближе, чтобы лучше рассмотреть. Его сыновья говорили, что младенцы были намного крупнее, чем большинство недавно родившихся детей, и отлично развиты. Но Риннон поспешила заверить всех, что близнецы не доживут до сорока зим. Может, они и развитые, но все же в основном люди.

В основном люди. Что бы он сделал с «в основном человеческим» потомством?

Берселак ещё наклонился, пока его морда не оказалась почти в кроватке с близнецами.

Вот тогда девочка совершенно без страха прижала свою крошечную ручку к его морде. Берселак сразу же почувствовал сильный толчок в организме. Сильный толчок узнавания.

Это его внучка. Его кровь. Он знал это на таком элементарном уровне, что чуть не упал на колени. Он знал, что она тоже это почувствовала, когда её хмурый взгляд рассеялся, и она улыбнулась ему.

— Как поживает моя дорогая девочка? — прошептал он, взволнованный, когда она захихикала и помахала перед ним своими крошечными ножками.

Берселак позволил ей одной рукой потянуть его за волосы, а другой дёрнуть за ноздрю, в то время как он махал ей когтём и пытался уговорить произнести его имя.

Взаимные хмурые взгляды вернулись к дедушке и внучке в тот момент, когда оба почувствовали присутствие другого и оглянулись, чтобы увидеть, как Аннуил Кровавая стоит там и ухмыляется. В этот же момент мальчик решил проснуться, бросить один взгляд на Берселака и закричать.

Девочка, не оценив этого, ударила брата, который ударил её в ответ. Они здорово подрались в кроватке. Тогда Аннуил подошла и крикнула:

— Заканчивайте!

Они разошлись, но нерадостно.

— Фергюс ушёл поискать им отдельные кроватки. В одну минуту, кажется, что они замышляют свергнуть мир вместе, а в следующую — бьют друг друга.

— Привыкай к этому. Большинство драконов-близнецов обычно с боем выбираются из своих яиц.

Берселак отступил, чувствуя себя неловко. Он всегда недолюбливал её; даже убить и чуть не умер сам, когда острие её меча прижималось к его животу. И всё же, он должен признаться, по крайней мере, самому себе, что его чувства к ней несколько изменились. Проблема в том, что он не знал, что с этим делать.

— Почему ты здесь? — спросила она. По крайней мере, на этот раз в её голосе не было злости, просто любопытство.

— Хотел убедиться, что ты не сгорела заживо в лесном пожаре.

— Мне показалось, я почувствовал запах чего-то горящего.

— И тебе не пришло в голову… Он покачал головой, сдерживая гнев. — Забудь.

— Уверена, что каким-то образом нашла бы выход.

— Приятно знать. Сегодня вечером на Диком острове будет пир.

— Хорошо.

— Ну… я всё передал и теперь ухожу.

Берселак попятился из ниши и повернулся, чтобы уйти, когда голос Аннуил остановил его.

— Подожди. Я…

Он заставил себя остановиться и посмотреть на неё.

— Я хотела сказать… э-э… что ты сделал в тот день…

Боже милостивый, неужели она собирается поддаться эмоциям? Будут ли слёзы и признания в любви и обожании? Будет ли он вынужден утешать её?

«Помогите мне боги, где, чёрт возьми, Фергюс?»

Она долго смотрела на него, ничего не говоря и выглядя такой же неловкой, как и он, её взгляд быстро скользил по нише и пещере. Затем она внезапно дёрнулась — почти напугав его — и быстро сказала:

— Я хотела тебе кое-что дать!

Исчезнув в нише, она через мгновение вернулась с одним из клинков Минотавра. Учитывая количество крови на нём, он предположил, что им Аннуил уничтожила весь отряд. — Вот.

— Зачем? — спросил он, не забирая оружие сразу, так как не хотел, чтобы она вдруг передумала и лишила его головы.

— Э-э… Ну, я… Я не могу оставить его здесь.

— Почему?

— Почему?

Аннуил вернулась в нишу и занесла лезвие над кроваткой малышей. Мальчик перевернулся на другой бок и захрапел. Но его сестра… Она потянулась обеими руками к лезвию, широко раскрыв от возбуждения тёмные глаза. Правда, у неё могла быть такая реакция на что-нибудь блестящее и над её кроваткой, но Берселак сомневался.

— Вот и ответ на твой вопрос.

Королева убрала клинок и протянула его Берселаку, а он взял его.

Для такого воина, как он или Аннуил, это нужно хранить, ценить как доказательство превосходных боевых навыков. Она могла легко повесить его на стену, как и другое оружие, тем самым держа его вне досягаемости дочери. Но вместо этого отдала его Берселаку.

— Я сохраню его… пока не станет безопасно держать его рядом с ней.

— Прекрасно. Спасибо, Берселак, — сказала она и быстро добавила: — За то, что забрал его.

— Мы более чем рады тебе, Аннуил.

Затем, коротко кивнув и улыбнувшись внукам, Берселак вернулся к Риннон, крепко сжимая в руке драгоценный меч Минотавра.

Гвенваель открыл дверь в свою комнату и так же быстро закрыл её. Положив руку на ручку, он посмотрел на Дагмар.

— Почему бы нам не пойти в твою комнату? Там намного приятнее.

Он не знал, зачем утруждал себя попытками солгать ей. Она посмотрела на его лицо, прежде чем впилась короткими ногтями в его руку.

— Ой! Гвенваель отпустил ручку, и Дагмар распахнула дверь.

Великолепная блондинка — у неё было имя, но будь он проклят, если мог вспомнить — сидела голой на кровати и оживилась, когда снова увидела Гвенваеля, но затем надула губы, когда увидела Дагмар.

— Я знаю, это некрасиво, — начал он, но Дагмар подошла к блондинке, наклонилась и зашептала ей на ухо. Он пытался расслышать, но чертовы человеческие уши иногда бывали так бесполезны!

Блондинка перестала беспокоиться из-за того, что незнакомая женщина была так близко от неё, и пришла в ужас. Проблема в том, что она в ужасе смотрела на Гвенваеля. Затем с отвращением ахнула и встала с кровати, подхватила свою одежду и выбежала за дверь мимо Гвенваеля, словно боясь прикоснуться к нему. Он посмотрел ей вслед, прежде чем войти в комнату и закрыть дверь.

— Ты расскажешь, что поведала ей?

— Нет, — ответила Дагмар, ныряя в кровать. Затем рассмеялась, что ему совсем не понравилось, так как это больше походило на хихиканье.

— Знаешь, не нужно, чтобы ты портила мою репутацию.

— Да, потому что такая гордость быть Гвенваелем Растлителем.

— Губитель! И это только на севере. И у этих дамочек задолго до моего приезда была та ещё репутация. Но здесь, на Тёмных Равнинах, я Гвенваель Красивый. Гвенваель Любимый. Гвенваель Обожаемый.