Многие годы назад, монах — дорогой бра Рагнар — дал Дагмар очки. Он заметил, что когда она пытается увидеть что-то дальше дюйма своего носа начинает щуриться. Он сам сделал ей пару, и с тех пор, она их носит.

Быстро окинув себя в зеркале, она не нашла того, чтобы портило её ансамбль и вышла из комнаты, дав псу себя обогнать. Дагмар заперла дверь и дважды проверила замок, прежде чем направиться к покоям отца.

Она здесь родилась и не уезжала дальше ближайшего города. Она знала, что когда-нибудь умрёт в этих стенах, если только не убедит отца отдать ей маленький домик в окружающем замок лесу. К сожалению, ей придётся подождать ещё с десяток лет, пока за ней не укрепиться звание «старой девы».

В Северных землях женщины не могли далеко отходить от родственников, пока не были отданы мужьям. После трех неудачных попыток вступления в брак, она сомневалась, что какой-то мужчина будет достаточно глуп, рискнуть своей шкурой, чтобы затащить её в постель. Что, если — и когда — она честна с собой, было огромным облегчением. Кое-что было для неё естественным. Она знала многих женщин, которые от природы обладали терпимостью, обожанием, очарованием и привлекательностью.

Дагмар же нет… хотя, на недолго она могла притвориться, что они у неё есть. Особенно, если это вело к тому, чтобы получить желаемое. Ведь Дагмар знала, что есть кое-что похуже, чем притворяться заботливой, слабоумной женщиной. Например, быть заботливой, слабоумной женщиной. Северные земли — суровы и тяжелы для тех, у кого кроткая душа или слабый дух, что по-настоящему волновало — и что было правдой — та слабость, которую ожидают от женщин Северных земель, вела к смерти в молодости.

Дагмар намеревался, прожить лет сто. Как минимум.

Уткнувшись в бумаги, которые несла в руках, Дагмар смогла проигнорировать всё, что происходило вокруг. Жестокие драки, пьяных родственников валяющихся на полу, извивающиеся тела в тёмных углах. Очередное утро в Крепости Рейнхольд.

Уже очень давно Дагмар научилась не обращать внимания на всю постороннюю деятельность, которая лишь отвлекала от важного.

Пёс — Кнут — шёл рядом, внимательно осматриваясь и охраняя Дагмар. Она вырастила его, и теперь он стал ей верным спутником.

Он — один из многих бойцовских собак, которых она выдрессировала с момента, как ей стукнуло девять зим, но Кнут был лишь её. Последние три года он защищал её так, как отец Кнута защищал отца Дагмар. Яростно. Так яростно, что никто не мог к ней подойти. Ей это нравилось. Дагмар понимала, что странно женщине дрессировать бойцовских собак для военачальника. Обычно этих собак обучали сражаться, но отец Дагмар не мог не заметить, как она обращалась с псами.

Но ещё больше он не мог игнорировать тот факт, что она дрессировала собак так, чтобы слушались они лишь её команд.

Лишь месяц минул после её десятого дня рождения, когда она начала планировать интригу и одержала в ней победу. Она хорошо помнила, как стояла перед отцом, окруженная со всех сторон злобными, неконтролируемыми собаками, которые ожидали её команд.

Щурясь на отца, хотя всё равно его не увидела чётко, Дагмар тихо пояснила:

— Мне жаль, отец, что твой дрессировщик потерял руку. Вероятно, тебе нужен тот, кто справится с этими животными лучше. Добром, а не жестокостью

— Ты лишь девчонка, — отрезал он, указывая на неё оторванной и окровавленной рукой дрессировщика. — Что ты можешь знать о войне или битвах?

— Я ничего не знаю, — почти прошептала она, потупив взор. — Но я знаю собак.

— Покажи. Покажи мне, что знаешь.

Встретив взгляд отца, она указала пальцем на пса, а затем на стража, который когда-то сказал про неё «уродина». Лишь одна из восемнадцати собак бросилась на стража.

Отец смотрел на то, как пёс выполнял то, чему его обучали, не обращая внимания на крики стража.

— Очень хорошо, — наконец, сказал он, но она знала, что проверка ещё не закончена.

— Спасибо.

— Теперь отзови его

Они оба знали, что это серьёзная проверка, потому что боевые псы Рейнхольда, вкусив крови, могли стать неуправляемыми. Многих собак дрессировщики убивали после сражений.

Так что, все так же, не отводя глаз, Дагмар вновь подняла руку, коротко свистнула и опустила ладонь. Пёс отпустил кричащую, плачущую и истекающую кровью добычу и рысцой подбежал туда, где сидел до этого. Высунув язык, он повернул окровавленную морду к Дагмар, ожидая следующей команды.

Хотя тогда её отец, бурча, ушёл, неся за собой оторванной руку дрессировщика, из которой всё ещё текла кровь, к шестнадцатой зиме Дагмар полностью контролировала питомники и каждую собаку — боевую или домашнюю — на земле её отца

Кнут резко остановился и Дагмар так же, ожидала, когда тарелка влетит в стену позади. Очередная драка её брата с женой.

Даже не удосужившись посмотреть, она перешагнула через, катящийся по полу, кубок и направилась в главный зал. Ее отец сидел за обеденным столом, некоторые братья рядом или напротив него, как и их жены, но стул рядом с отцом был пуст, потому что это -

место Дагмар. И это раздражало невестку Кикку, которая сидела на другом конце стола и буравила её взглядом.

Когда она заняла своё место, её отец запихнул еду в рот, словно боялся, что каша убежит из тарелки. Дагмар, как обычно, не обратила внимания на вид того, как отец ел.

В её мире существовало кое-что хуже отсутствия манер.

— Отец.

Он усмехнулся. Отец всегда был неразговорчив, но единственной дочери он говорил и того меньше. После двенадцати сыновей от трёх разных жён — две из которых сбежали, а мать Дагмар умерла при родах — он меньше всего ожидал дочь. И никогда не ожидал дочери, как она. Напиваясь, он часто причитал, жалуясь, что она не родилась мужчиной. Тогда он бы смог сотворить больше, чем просто защищать.

Ей причиняло боль, то, что отец до сих пор, так и не узнал, что она сделала для своей вотчины.

Она столько внесла! Разработанную ею стратегию защиты, выдрессированные ею собаки, которые спасали жизни его людям или важные перемирия, которые она помогла заключить.

Но, зачем тратить время на обиды? Это ничего не изменит, а лишь лишит драгоценного времени.

Дагмар отломила себе кусок хлеба.

— Новые щенки, отец, кажется многообещающие. Сильные. Быстрые. — Она разломила кусок хлеба напополам и отдала одну половину Кнуту.

Отец хмыкнул, но Дагмар и не ожидала ответа. Она быстро почерпнула кашу, которую один из слуг поставил перед ней.

Их совместные утра, если он не защищал земли, всегда проходили так. На самом деле, она настолько привыкла к тишине и хмыканью, что едва не подавилась, когда отец заговорил.

— Извини? — вставила она, сглотнув.

— Я спросил, какое послание ты пару дней назад отправила с моей печатью?

Проклятье.

— Ты позволил мне использовать печать и своё имя для любых посланий. Так что, будь более конкретен, оте…

— Короче, — отрезал он.

Так она и сделала.

— Я послала сообщение Аннуил с Тёмных равнин

Он так долго молчал, и она поняла, что он не понимал о ком она.

— Ладно.

Не сказав и слова, он встал и взял свой любимый боевой топор. Утра, когда два солнца уже были в небе, но воздух был ещё прохладным, проводились за тренировками.

Когда отец вышел из зала, Кикка опустила ложку и спросила:

— Разве Аннуил с Тёмных равнин не называют Сумасшедшей Сукой Острова Гарбан?

Дагмар лишь успела бросить ледяной взгляд через стол на Кикку, когда в зал влетел Рейнхольд, а братья Дагмар мгновенно убежали при виде ярости отца.

В столешницу воткнулся топор Рейнхольда, разрывая тишину треском древесины. Прежде чем Дагмар успела произнести и слово, её отец заорал:

— Ты послала сообщение этой чокнутой суке?

Гвенваель с беспокойством уставился на Королеву Дикого Острова. Она казалась слабой. Даже слабее, чем прежде. И бледной, что противоречило королеве воинов, проводящей много времени на воздухе со своим войском.